ИЕРЕМИЯ БЕНТАМ

ОСНОВНЫЕ НАЧАЛА ГРАЖДАНСКОГО КОДЕКСА

[Principles of the Civil Code // Collected Works. 1843. Vol. I. Pp. 301–364.
В кн.: Бентам И. Избранные сочинения. T. 1. СПб, 1867. С. 319–470.]

————————————

ЧАСТЬ II. [О праве собственности]
ГЛАВА I. О способах приобретения права собственности
1. Действительное владение.
2. Старинное добросовестное (bona fide) владение.
3. Владение тем, что содержится в земле и что производится землею.
4. Владение тем. Что земля кормит, и тем, что земля получает.
5. Владение соседней землей.
6. Улучшение предметов собственности.
7. Совместное владение и добросовестное улучшение.
8. Разработка руды в чужой земле.
9. Свобода рыболовства в больших водах.
10. Свобода охотиться на землях, никому не принадлежащих.
ГЛАВА II. Другой способ приобретения - согласие
2. Причины недействительности обмена.
3. О препятствиях к отчуждению земель.
ГЛАВА III. Третий способ приобретения права собственности - наследство
ГЛАВА IV. О завещаниях
ГЛАВА V. Право на услуги. Способ их приобретения
1. Высшая нужда, или нужда в услуге, превосходящая тягость выполнения услуги.
2. Предшествующая услуга, т.е. оказанная услуга, вследствие которой от лица, ею воспользовавшегося, требуется вознаграждение в пользу лица, ее оказавшего.
3. Соглашение или договор, т.е. когда между двумя или тремя лицами делается обещание, выполнение которого признается ими для себя легально обязательным.
Общее замечание.
ГЛАВА VI. Общность имущества. Ее неудобства
ГЛАВА VII. О распределении утрат

————————————
————————
————

ЧАСТЬ II. [О ПРАВЕ СОБСТВЕННОСТИ]

Мы показали, какие основания должны побуждать законодателя санкционировать существование собственности. Но до сих пор мы рассматривали богатство только в его целом; теперь нам необходимо перейти к подробностям, рассмотреть отдельно предметы, его составляющие, и раскрыть, какие принципы должны руководить распределением собственности, когда от закона требуется определить ее принадлежность тому или другому индивидууму. Эти принципы – те же, которые мы уже изложили выше: средства к существованию, довольство, равенство, безопасность. Решение вопроса легко, когда эти принципы согласны между собой; но в тех случаях, когда они разноречат, надо уметь различать, которому из них должно быть отдано предпочтение.

1. Действительное владение.

Действительное владение есть такой способ приобретения собственности, который может предшествовать всем другим способам приобретения и заменить их все. Он хорош всегда и против всех, когда ему не противопоставляется никакой другой способ приобретения. Отнять произвольно у того, кто владеет, чтобы отдать тому, кто не владеет, значило бы одному причинить ущерб, а другому доставить выгоду. При этом количество причиненного удовольствия не равнялось бы количеству причиненного страдания. Этому две причины: 1) подобный акт насилия навел бы страх на всех собственников, нарушив их безопасность; 2) действительное владение, как это следует из первой причины, есть способ приобретения, основанный на благе первого порядка и на благе второго порядка.

То же следует сказать и о так называемом праве первого завладения или первоначального открытия. Признание права собственности за первым завладевшим, 1) освобождает его от страдания видеть свое ожидание неисполненным, – от того страдания, которое бы он ощутил при отнятии у него вещи, которою он первый завладел; 2) предупреждает споры, борьбу, которая могла бы произойти между первым завладевшим и другими, после явившимися претендентами; 3) порождает наслаждения, которые в противном случае ни для кого бы не существовали: первый завладевший, боясь потерять то, что нашел, не осмелится открыто пользоваться своей находкой, чтобы не обнаружил ее, и в таком случае вся та часть его находки, которую он не будет в состоянии употребить сейчас же, не будет иметь для него никакой цены; 4) польза, получаемая первым завладевшим от своей находки, служит для других поощрением к деятельности, к доставлению себе такой же пользы, и в результате от такого рода частных приобретений происходит увеличение общего богатства; 5) если бы каждая вещь, не имеющая собственника, не признавалась собственностью первого завладевшего, то была бы всегда добычей наиболее сильного, а слабые были бы в постоянном угнетении.

Все эти основания не представляются ясно умам людей, но люди смутно их усматривают и как бы чувствуют их инстинктивно. Этого требует разум, справедливость, правосудие, – говорят они. Эти слова повторяются всеми, но без ясного понимания; они выражают только чувство одобрения, и это чувство, имеющее прочные основания, может только получить еще новую силу от принципа пользы.

Первое завладение было первоначальной основой собственности. Оно и теперь может быть применяемо относительно вновь образовавшихся островов или вновь открываемых земель, но касаясь, разумеется, управления, которое составляет верховное право государя.

2. Старинное добросовестное (bona fide) владение.

Владение, продолжавшееся известное, определенное законом время, должно иметь перевес над всеми другими условиями права (title) собственности. Если вы дали пройти столь долгому времени, не предъявляя вашего права на вещь, то это доказывает, что вы или не знали о существовании вашего права, или не имели намерения им пользоваться. В обоих этих случаях с вашей стороны не были ни усилия, ни желания владеть вещью, – с моей же стороны были и усилия, и желание ее сохранить в своем владении. Оставление этой вещи в моем владении не будет противоречить безопасности; передача же ее вам будет нарушением безопасности: это приведет в беспокойство всех владельцев, которые не знают другого основания для их собственности, кроме старинного добросовестного владения.

Но по истечении какого времени должно происходить это перемещение ожидания? Или, другими словами: по истечении какого времени добросовестное владение должно превращаться в право собственности, и должно прекращаться значение всех противоположных ему прав? На это нельзя дать никакого точного ответа: демаркационная линия должна быть проведена наудачу, сообразуясь с ценностью имуществ, о которых идет речь. Если проведенная таким образом демаркационная линия не всегда предохранит заинтересованных от страдания вследствие неисполненного ожидания, то по крайней мере предупредит всякое зло второго порядка. Закон предостерегает меня, что если в течение года, десяти или тридцати лет я не предъявлю моего права, то такая небрежность с моей стороны будет иметь результатом его потерю. Последствие этой угрозы я могу отстранять от себя, следовательно оно не нарушает моей безопасности.

В предыдущих рассуждениях я предполагал, что владение приобретено честным образом; в противном же случае признавать за владельцем право собственности значило бы не ограждать безопасность, а награждать преступление. Даже если бы похититель прожил век Нестора, то и такая давность не должна быть признаваема достаточной для предоставления ему спокойного пользования плодом своего преступления. Есть ли какое основание, чтобы преступники по истечении какого-либо времени могли спокойно пользоваться плодами своих преступлений под охраной законов, которые они нарушили! Что же касается до их наследников, то между ними необходимо делать различие: если их владение добросовестное, то в их пользу могут быть приведены те же основания, как и в пользу старинного собственника, и кроме того, факт владения наклоняет весы в их сторону; если же их владение такое же недобросовестное, как и владение их предшественников, то в таком случае они – участники в преступлении своих предшественников, а обман ни в каком случае не должен оставаться безнаказанным.

Итак, второе условие права на собственность есть – старинное добросовестное владение, несмотря на противопоставление ему каких-либо других условий права. Это есть так называемое приобретение через давность (prescription). Основания его следующие: устранение страдания от неисполненного ожидания, – общая безопасность собственников.

3. Владение тем, что содержится в земле и что производится землею.

Право собственности на землю обнимает собой все, что содержится в земле, и все, что производится землей. Что же и составляет ценность земли, как не то, что содержится в ней и что ею производится? К первому принадлежит все, что лежит под поверхностью земли, как, напр., руды, камни; ко второму же принадлежит все растительное царство. В пользу такого широкого понимания права собственности говорят единогласно все возможные основания, – этого одинаково требуют и безопасность, и средства к существованию, и увеличение общего богатства, и благодеяния мира.

4. Владение тем. Что земля кормит, и тем, что земля получает.

Если принадлежащая мне земля вскормила животных, то эти животные мне обязаны своим рождением и своей пищей. Их существование было бы утратой для меня, если бы мне не было обеспечено владение ими. Если бы закон отдавал их кому другому, а не мне, то в таком случае на моей стороне была бы только одна утрата, а на другой стороне – одна выгода: такой порядок был бы противен и равенству, и безопасности, – тогда мой интерес побуждал бы меня уменьшить число животных и препятствовать их размножению, что было бы ущербом для общего богатства.

Если бы по какому-либо случаю очутились на моей земле предметы, не имеющие никаких признаков, свидетельствующих об их принадлежности кому-либо, или утратившие эти признаки, как, напр., выброшенный бурей на берег кит, остатки разбитого бурей судна, вырванные с корнем деревья и пр., – то эти предметы должны принадлежать мне. Основание к этому состоит в следующем: Собственник земли находится относительно этих предметов в таком положении, что может извлечь из них для себя пользу, не причиняя никому никакого ущерба; отнять их у него значило бы причинить ему страдание от неисполненного ожидания; притом никто не может владеть этими предметами, не заняв его земли, не нарушив его прав на землю. В этом случае собственник земли имеет за себя все те основания, какие имеет первый завладевший.

5. Владение соседней землей.

Когда никому не принадлежащая земля, находящаяся под водой, освобождается из-под воды, то кому она должна принадлежать? Есть много оснований, чтобы она принадлежала собственникам соседних земель: 1) только они одни могут занять эту землю, не нарушая собственности других; 2) только у них одних могли образоваться ожидания относительно этой земли, – они одни могли смотреть на нее как на будущую свою собственность; 3) шанс получить выгоду от удаления вод есть только вознаграждение за шанс получить ущерб от их разлития; 4) приобретение земли через удаление вод служит поощрением к работам, которые необходимы для освобождения земли из-под воды⁰⁰¹ .

6. Улучшение предметов собственности.

Когда я прилагаю свои труды к предметам, которые уже признаны принадлежащими мне на праве собственности, то мое право на них получает через это еще новую силу. Эти произведения, выросшие на моей земле, мною посеяны и мною собраны, – эти животные мною выкормлены, – эти корни мною вырыты, – эти деревья мною срублены и мною обделаны. Если бы эти предметы были отняты у меня тогда, когда были еще в первоначальном своем виде, то и в таком случае утрата их была бы для меня огорчением; но мое огорчение не должно ли быть еще несравненно больше, если у меня отнимут их тогда, когда мой труд придал им новую ценность, усилил мою привязанность к ним и мое ожидание сохранить их в своем обладании! Этот источник будущих наслаждений, постоянно увеличиваемый трудом, не мог бы существовать, если бы не было безопасности.

7. Совместное владение и добросовестное улучшение.

Но если и приложу свой труд к предмету, мне не принадлежащему, поступая с ним, как будто бы он был мой собственный, напр., если я сделаю материю из шерсти, которая принадлежит нам, то спрашивается: кому из нас двух должна принадлежать материя? – Прежде чем отвечать на этот вопрос, необходимо разъяснить обстоятельства дела. Добросовестно или недобросовестно я действовал, поступая с шерстью как с моей собственностью? Если я действовал недобросовестно, то отдать мне материю значило бы наградить меня за преступление; но если я действовал добросовестно, то надо рассмотреть, которая из двух ценностей больше, первоначальная ли ценность вещи, или добавочная ценность, приданная ей трудом. Кроме того, надо рассмотреть: с какого времени первоначальный собственник утратил эту вещь, с какого времени я владел ею, кому принадлежит то место, где находилась эта вещь в момент столкновения притязаний на нее, находилась ли она у меня, или у первоначального собственника, или у кого другого. Принцип, не принимающий во внимание причиняемых им страданий и удовольствий, отдает все одной стороне, не заботясь о другой. Но принцип пользы, имея в виду возможное уменьшение страдания, взвешивает интересы обеих сторон, старается найти средство примирить их и определяет вознаграждения. Он присуждает предмет тому из двух претендентов, который бы больше пострадал от его угрозы, и при этом налагает на него обязанность дать достаточное вознаграждение противной стороне.

Но этим же самым принципом должен быть решаем подобный вопрос и в том случае, когда произошло соединения, смешение или слитие предметов, напр., когда принадлежащий мне металл слит с вашим металлом. Римские юристы много спорили об этом: одни, сабинианцы, утверждали, что весь слиток должен принадлежать мне; а другие, прокулианцы, утверждали наоборот, что весь слиток должен принадлежать вам. Кто был прав из них? Ни те, ни другие, так как их решения всегда причиняли страдание одной из сторон. Все длинные споры римских юристов могли бы быть отстранены одним весьма простым вопросом: которая из двух сторон утрачивая то, что ей принадлежит, понесет наибольшую утрату?

Английские юристы разрубили Гордиев узел: они не дали себе труда рассмотреть, которая из сторон несет наибольшую утрату, добросовестно или недобросовестно совершено действие, какая ценность больше, первоначальная ли, или добавочная, на которой стороне наибольшее ожидание обладать вещью. Они просто решили, что движимая вещь должна всегда принадлежать тому, у кого находится в момент возникновения спора, но с обязанностью вознаградить другую сторону.

8. Разработка руды в чужой земле.

Ваша земля содержит сокровища в своих недрах, но вы, по недостатку знания или средств, или по неуверенности в успехе, не добываете этих сокровищ, и они остаются в земле. Я не имею никаких прав на вашу землю, но имею все, что вам недостает, чтобы предпринять добывание находящихся в вашей земле сокровищ, – и я желаю предпринять на свой риск их добывание. Спрашивается: следует ли дать мне право на это, не спрашивая вашего согласия? Скрытые в вашей земле сокровища, оставаясь в ваших руках, не приносят никому никакой пользы; в моих же руках они получат большую ценность, – я пущу их в обращение, оживлю ими производство. Будет ли вам какой ущерб от того, что я стану добывать эти сокровища? Вы при этом ничего не потеряете. Вы пользуетесь только поверхностью вашей земли, и эта поверхность останется в том же состоянии, как была. Закон, принимая во внимание все интересы, в этом случае должен только предоставить вам более или менее значительную часть добытого мною продукта, потому что, хотя сокровище, которое я получаю право добывать, и не имело никакой цены в ваших руках, но оно возбуждало в вас некоторые ожидания воспользоваться им когда-нибудь, и эти ожидания не должны быть у вас отняты без вознаграждения.

Таков английский закон. В некоторых местностях и при известных условиях он дозволяет добывать руду в чужой земле каждому, кто пожелает предпринять ее разработку на свой риск.

9. Свобода рыболовства в больших водах.

Большие озера, большие реки, большие заливы, океан не подлежат захватам в исключительную собственность. Их признают никому не принадлежащими, или, правильнее сказать, принадлежащими всем.

Нет никакого основания ограничивать право рыбной ловли в океане. Размножение большей части родов рыб, по-видимому, неистощимо. Щедрость, богатство природы в этом отношении превосходят все, что только можно себе вообразить. Неутомимый Левенгок высчитал, что от одной трески получается больше десяти миллионов яичек. То количество рыб, которое мы можем изловить и потребить, совершенно ничтожно по сравнению с количеством их, истребляемым разными физическими причинами, которых мы не в состоянии ни устранить, ни ослабить. Человек в море, со всеми своими рыболовными снарядами, не более, как только слабый соперник великих обладателей океана. Он истребляет мелкие роды рыб не в большем количестве, чем киты. Что же касается до рыбы, водящейся в реках, озерах, маленьких заливах, то для предохранения ее от уничтожения законы принимают меры действительные и необходимые.

Где не представляет никакой опасности, чтобы мог уменьшиться источник богатства, там следует предоставить каждому право первого захвата и следует поощрять всякий труд, так как при этом условии всякий род труда ведет к увеличению общего довольства.

10. Свобода охотиться на землях, никому не принадлежащих.

То же следует сказать о землях и лесах, никому не принадлежащих. В обширных странах, имеющих малое население, подобные земли и леса простираются на значительные пространства, на которых каждому предоставляется безграничное право охоты. Там человек является соперником только хищных животных и охота увеличивает средства к существованию, не причиняя никому никакого вреда.

Но в обществах цивилизованных, где земледелие сделало уже большие успехи и где количество земель, никому не принадлежащих, незначительно по сравнению с количеством земель, носящих на себе печать собственности, – там многие основания говорят против предоставления прав охоты каждому желающему.

Первое неудобство. В странах, где население многочисленное, истребление диких животных может совершаться быстрее, чем их размножение. Там свобода охоты может иметь следствием не только уменьшение количества дичи, но даже и совершенное ее истребление. Охотник должен будет потратить такое же количество труда, чтобы застрелить одну куропатку, сколько тратит теперь, чтобы застрелить сотню, и вследствие этого куропатки сделаются во сто раз дороже. Сам охотник при этом ничего не потеряет, но его труд будет доставлять обществу ценность, во сто раз меньшую, чем какую доставляет теперь: выражаясь проще, – удовольствие есть куропаток уменьшится во сто раз.

Второе неудобство. К сожалению, охота, будучи не более производительна, чем другие роды труда, имеет большую привлекательность: она есть вместе и забава, и серьезный труд, и азартная игра, она соединена с опасностями, доставляет славу. Людей, желающих посвятить себя занятию, столь привлекательному, столь соответствующему естественным наклонностям человека, окажется очень много, – цена на их труд, вследствие их соперничества между собой, понизится до крайне необходимой и они составят класс людей весьма бедных.

Третье неудобство. Охота возможна только в известные времена года. Следовательно, занимающийся охотой будет по временам без занятия, а между тем ему нелегко вернуться от бродячей жизни к оседлой, от независимости – к подчинению, от привычек праздности – к привычкам труда. Привыкши, подобно игроку, жить на авось, рассчитывать на удачу, он не будет видеть ничего привлекательного к небольшом, хотя и верном заработке. Охота есть такое занятие, которое приучает к праздности, легко ввергает в бедность и таким образом нередко доводит до преступления.

Четвертое неудобство. Охотничье ремесло уже и само по себе легко вовлекает в преступления. Ссоры, тяжбы, судебные преследования, разного рода наказания, пени, заключение в тюрьму, все эти обыкновенные спутники охотничьего ремесла составляют более чем достаточный противовес тем удовольствиям, которые оно доставляет. Утомясь бесплодным выжиданием дичи на большой дороге, охотник отправляется тайком в соседние земли, крадется, озирается, изощряется в хитростях, чтобы его не увидели. Когда же его не удерживает страх быть замеченным, он не уважает никаких границ, – его не останавливают ни рвы, ни заборы, – увлеченный алчностью, он забывает благоразумие и часто попадает неожиданным образом в такое положение, из которого ему нет другого выхода, как или подвергнуться страданию, или совершить преступление. Дозвольте охотиться на больших дорогах, и вам придется устраивать целую армию стражей, чтобы охотники не переступали дозволенных им пределов.

Пятое неудобство. Подобное право охоты, ограниченное тесными пределами, необходимо требует целого ряда законов гражданских и уголовных, которыми бы определялись пользование им и наказание за его нарушения. Такое расположение законов само по себе есть зло, потому что многочисленность законов ослабляет их силу. Кроме того, преступления в этом случае так легки и так привлекательны, что только строгие меры могут воздержать от них, а подобные меры возбуждают ненависть к собственности, ставят богатых людей во враждебные отношения с бедными их соседями. Чтобы положить конец столь неблагоприятному порядку вещей, требуется не регулирование, а просто уничтожение права охоты.

С уничтожением права охоты положен будет конец всем ожиданиям относительно пользования этим правом, – куропатки сделаются не более соблазнительны, чем куры, и охота за дичью в чужих владениях не будет считаться за нечто, отличное от воровства.

Правда, господствующие теперь в обществах понятия стоят за сохранение права охоты; но если иногда и необходимо уступить народным понятиям, то это только в тех случаях, когда эти понятия очень сильно укоренились и не представляется никакой надежды их изменить. Постарайтесь просветить народ на этот счет, объясните ему причины, требующие уничтожения права охоты, поставьте ему на вид, что этого требует общее спокойствие, общая безопасность, что право охоты не имеет большой цены, что охотничье ремесло весьма незавидно, и нередко вовлекает всю свою семью в бедность и позор. Я осмеливаюсь утверждать, что, представляя народу настоятельно и кратко эти доводы, вы в короткое время достигнете того, что понятия народа изменятся.

Некоторые животные имеют столь малую ценность, что не вознаграждают причиняемого ими ущерба: таковы лисицы, волки, медведи, все плотоядные животные, истребляющие животных, подчинившихся власти человека. Не только не представляется никакого интереса заботиться о сохранении этих животных, а напротив, желательно совершенно их истребить. Одно из средств к этому – признать их подлежащими праву первого захвата, не принимая во внимание прав земельного собственника. Охотник, преследующий вредных животных, может считаться за служебное полицейское лицо. Впрочем, такое исключение должно быть допускаемо только относительно животных, способных причинять большой вред.

ГЛАВА II. Другой способ приобретения – согласие

Может, однако, случиться, что владея какой-либо вещью (на законном основании), индивидуум пожелает не владеть ею, пожелает предоставить другому ею пользоваться. Должен ли закон признавать подобный акт? Без сомнения, должен: в этом случае все основания, говорившие в пользу прежнего собственника, перестают существовать на его стороне и говорят в пользу нового владельца. Кроме того, прежний собственник должен был иметь какое-нибудь побуждение, чтобы отказаться от своей собственности. Побуждение предполагает удовольствие, или нечто такое, что его заменяет, как то: удовольствие дружбы или благорасположения, если вещь отдается даром, – удовольствие приобретения, если вещь отдается в обмен, – благо безопасности, когда вещь отдается, чтобы отстранить от себя какое-либо зло, – удовольствие доброй славы, когда через отдачу вещи имеется в виду приобрести уважение своих ближних. Таким образом, сумма наслаждений необходимо увеличивается для обеих сторон, участвующих в этом акте. Приобретающий вещь заступает место прежнего ее собственника относительно выгод, доставляемых вещью, а отдающий вещь получает какую-либо новую выгоду. Итак, мы можем признать за общее правило, что всякое отчуждение предполагает выгоду, – из него всегда истекает какое-либо благо.

При мене происходит два отчуждения, и каждое из них имеет свои особые выгоды. Выгода для каждого участвующего в мене состоит в различии между ценой для него той вещи, которую он отдает, и той, которую приобретает. Каждая сделка такого рода порождает два новые наслаждения. В этом и состоит благо торговли.

Заметьте, что во всех искусствах встречается много таких предметов, которые не иначе могут быть сделаны, как при общей работе большего числа работников. Во всех этих случаях работа одного работника не имела бы никакой цены ни для него, ни для других, если бы не могла быть обменена.

2. Причины недействительности обмена.

Есть случаи, в которых закон не должен освящать мену и в которых интересы сторон должны быть регулированы так, как будто мены между ними вовсе не было, потому что мена, вместо того, чтобы быть выгодной, оказывается вредной для одной из сторон или для общества. Все причины, делающие мену недействительной, могут быть подведены под следующие девять рубрик:

1) Недозволительное умолчание.

2) Обман.

3) Недозволительное принуждение.

4) Подкуп.

5) Ошибочное предположение легальной обязанности.

6) Ошибочное предположение цены.

7) Запрещение вступать в сделки. – Детство. – Сумасшествие.

8) Когда вещь, вследствие мены, получает способность причинить вред.

9) Отсутствие права со стороны отчуждающего вещь.

1. Недозволительное умолчание. – Если оказывается, что приобретенный предмет имеет меньшую ценность, чем какая предполагалась в нем и побудила к его приобретению, то приобретатель испытывает в таком случае страдание от обманутого ожидания. Если его цена ниже той, какая дана в обмене за него, то приобретатель не только не получает выгоды от обмена, но терпит ущерб. Правда, другая сторона получила выгоду при этом обмене, но в этом случае благо от выгоды не равняется злу от утраты. Предположим, что я заплатил десять фунт. ст. за лошадь, которая действительно стоила бы этих денег, если бы была здорова, но так как она запалена, то не стоит и двух: следовательно, продавец выгадал при этом восемь фунт. ст., а я столько же потерял. Если взвесить вместе интересы обеих стороны, то окажется, что такой обмен в общем результате не только не выгоден, но убыточен.

Однако если при совершении этого обмена прежний собственник не знал того обстоятельства, которое понижало цену продаваемого им предмета, то какое же есть основание признать обмен недействительным? Какое основание принуждать собственника ко вторичному невыгодному для него обмену? Утрата в этом случае неизбежно должна пасть на какую-нибудь из двух сторон, но какое же основание возлагать ее на прежнего собственника, а не на приобретателя?

Предположим, что прежний собственник знал о существовании обстоятельства, понижавшего цену его собственности. Спрашивается: обязан ли был он обнаружить это обстоятельство, или же не обязан ли был покупщик тщательнее осмотреть приобретенную вещь?

С вопросом о недействительности обмена, проистекающей вследствие недозволительного умолчания, неразрывно связаны два вопроса: 1) Знал ли продавец о существовании обстоятельства, понижающего цену? 2) Принадлежит ли данный случай к числу тех, когда продавец обязан обнаруживать известные ему обстоятельства, для него невыгодные? Решение обоих этих вопросов потребовало бы подробного и обширного исследования и потому не может здесь иметь места. Заметим притом, что на них нельзя дать одного общего ответа, который бы обнимал собою все случаи, – ответ на них необходимо должен быть несколько различен, смотря по различию предметов, о которых идет речь.

2. Обман. – Этот случай проще, чем предшествующий. Приобретение обманом ни в каком случае не должно быть допускаемо, если только ему можно воспрепятствовать: оно есть преступление, близко подходящее к воровству. Вы спросили у продавца, запалена ли лошадь, – продавец знал, что лошадь запалена, а между тем ответил вам, что нет: освящать такой обмен значило бы награждать преступление. Кроме того, мы здесь можем сказать то же, что сказали относительно предыдущего случая ( т.е. недозволительного умолчания): зло, претерпеваемое покупщиком, больше, чем благо, приобретаемое продавцом, и это само по себе составляет весьма основательную причину признать обмен недействительным.

3. То же самое следует сказать и о недозволительном принуждении. – Продавец насилием и угрозами заставляет вас заплатить десять фунт. ст. за лошадь, которая в действительности стоит всего только два фунта ст. Предположим, что вы желали купить ее за два фунта. В таком случае излишек против двух фунтов приобретен продавцом через преступление. Правда, понесенная вами в этом случае утрата есть выгода по сравнению с тем злом, которое вам угрожало в случае, если бы вы отказались от этой купли; но ни эта относительная выгода, ни выгода, приобретенная продавцом, не могут перевесить зло от совершенного при этом преступления.

4. То же и о подкупе. – Я разумею под этим плату за такую услугу, которая заключается в преступном действии, напр., когда человеку дают деньги за то, чтобы он сделал фальшивое показание. В этом случае два лица получают выгоду: подкупленный и подкупивший; но эта двойственная выгода не равняется злу от преступления.

Замечу мимоходом, что в случаях обмана, недозволительного принуждения, подкупа, закон не должен ограничиваться только уничтожением акта; он должен противопоставлять им более сильный противовес с помощью наказаний.

5. Ошибочное предположение легальной обязанности. – Вы отдали вашу лошадь, думая, что управитель ваш ее продал, тогда как этого не было, или, напр., думая, что человек, которому вы ее отдали, имел поручение от правительства взять ее у вас для казенной надобности, а между тем правительство ему этого не поручало: одним словом, вы отдали вашу лошадь, думая, что на вас лежит легальная обязанность ее отдать, тогда как на самом деле этого не было. Если происшедшее таким образом отчуждение признать действительным по обнаружению заблуждения, то одна сторона получит неожиданную выгоду, а другая – неожиданную потерю. Но, как мы видели, в подобном случае благо от выгоды не может сравниться с злом от потери. Заметим притом, что этот случа2й может быть отнесен к случаям недозволительного принуждения.

6. Ошибочное предположение цены. – Если я при отчуждении вещи не знал обстоятельства, увеличивавшего ее цену, то по обнаружении заблуждения испытываю страдание от понесенной потери. Может ли это служить достаточным основанием для признания отчуждения недействительным? С одной стороны, признание подобных причин, без ограничения, достаточными для недействительности отчуждения угрожало бы поколебать прочность вообще всех актов отчуждения: и в самом деле, могу ли я быть уверен в прочности моего приобретения, если для признания его недействительным достаточно будет, чтобы прежний собственник сказал, что продавая вещь, «не понимал, что делал»? но с другой стороны, если бы я продал бриллиант, думая, что продаю кусок стекла, и не имел бы никакой возможности исправить ошибку, то это причинило бы страдание весьма сильное. Чтобы сохранить должное равновесие между обеими сторонами, следует принимать во внимание как разнообразие обстоятельств, так и разнообразие предметов отчуждения. При этом необходимо всегда рассмотреть, не было ли неведение со стороны продавца следствием небрежения, – и даже в тех случаях, когда оказывается нужным признать отчуждение недействительным, следует прежде всего озаботиться о безопасности покупщика.

Может случиться, однако, что сделка, не имеющая ни одного из исчисленных недостатков, окажется напоследок невыгодной. Вы купили лошадь для путешествия, а между тем путешествие ваше не состоялось. Вы собирались ехать, как вдруг купленная вами для этого лошадь занемогла и околела. Вы садитесь на купленную лошадь, она вас сбрасывает и ломаете себе ногу. Вы отправляетесь на купленной лошади грабить на большой дороге. Желание иметь лошадь у вас прошло и вы перепродаете ее с убытком. Подобных примеров можно привести бесчисленное множество. Всякая вещь, приобретенная вами, может сделать бесполезна, тягостна или вредна для вас или для другого. Подобные случаи не составляют ли исключение из аксиомы, что каждое отчуждение приносит выгоду? Не представляют ли эти случаи столь же основательных причин признать недействительность сделки, как и случаи, о которых мы говорили выше?

Нет. Все эти неблагоприятные обстоятельства суть чистая случайность и произошли уже после совершения сделки, – при обыкновенном же ходе вещей каждая вещь стоит своей цены. В общем итоге выгода от выгодных обменов превосходит невыгоду от обменов неблагоприятных. Выгоды от торговли значительнее, чем потери от нее, а в противоположном случае мир не был бы теперь богаче. Чем когда был в диком состоянии. Признать, что отчуждение может сделаться недействительным вследствие случайно причиненных им утрат, значило бы вообще положить конец все отчуждениям, так как никто не решился бы ни продавать, ни покупать, если бы сделка могла ежеминутно оказаться недействительной вследствие какой-либо происшедшей впоследствии случайности, которой нельзя было ни предупредить, ни предвидеть.

7. В некоторых случаях закон, предвидя зло от сделок, заранее объявляет их недействительными. Так, во многих странах расточительные люди подвергаются ограничению в правах: все заключенные ими сделки заранее признаются недействительными. В этом случае предварительно удостоверяются в существовании опасности, т.е. в существовании наклонности к расточительности, делающей человека неспособным управлять своими делами; при этом все предупреждаются, или, по крайней мере, все ставятся в возможность знать, что такой-то расточитель не может совершать сделок и подчинен опекунской власти.

Дети и умалишенные повсеместно находятся под запрещением совершать сделки. Положение их совершенно аналогично. Разница в том, что для детей это положение есть временное, продолжающееся только известное время, которое может быть определено с удовлетворительной точностью, хотя пограничная линия всегда бывает более или менее произвольна; – для умалишенных же это положение есть вечное или, по крайней мере, продолжается неопределенное время. Основания к признанию сделок недействительными здесь те же, что и в предшествующем случае. Малолетние и умалишенные по самому своему положению ии невежественны, нерассудительны, или расточительны. Они уже предполагаются таковыми по общему понятию, и поэтому здесь не требуется никаких особых удостоверений для каждого отдельного случая.

Ясно, что в этих трех случаях дело идет только о вещах, более или менее значительных так как если бы здесь дело шло безразлично о всех самых мелких вещах, составляющих предметы ежедневного потребления, то это значило бы осудить расточителей, малолетних и умалишенных на голодную смерть.

8. Закон признает также недействительными такие сделки, с которыми соединяется вероятность вредных последствий.

Я владею землей на границе государства; если соседнее государство приобретет от меня эту землю, то она может сделаться в его руках центром враждебных интриг или опасных приготовлений против моего отечества: думаю ли я об этом, или нет, закон во всяком случае должен подумать об этом ради общего блага, должен предупредить зло, объявив заранее недействительность подобных сделок⁰⁰² .

К этой же рубрике следует отнести те ограничения, которым обыкновенно признается необходимым подвергать торговлю ядовитыми веществами, – а также запрещение продажи смертоносных орудий, как, напр., кинжалов, которые в Италии столь часто употреблялись в дело даже при самых незначительных ссорах.

Этот же самый мотив, основательно или неосновательно, руководил и всеми запрещениями относительно торговли некоторыми предметами.

В большей части случаев недействительности сделок обыкновенно говорят: сделка недействительна сама по себе. Достаточно заглянуть в юридические книги, чтобы увидеть, сколько бессмыслицы писалось вследствие этого ошибочного понимания и в какие затруднения впадали юристы вследствие неуразумения, что единственная причина недействительности сделок в этих случаях заключается в том, что из них истекает больше зла, чем блага.

Сказав, что такие сделки недействительны сами по себе, последовательность требует заключить, что они не должны иметь никакого действия, должны уничтожаться, не оставляя по себе никаких последствий; но между тем во многих случаях оказывается достаточным видоизменить их, исправить, оставляя их сущность без изменения.

Всякая сделка сама по себе не может быть ни действительна, ни недействительна. От закона зависит как действительность, так и недействительность какой бы то ни было сделки, и чтобы дозволить или запретить какую-нибудь сделку, закон должен иметь на это достаточные основания. Generatio aequivoca изгнана из здравой философии, – со временем изгонят ее, может быть, и из юриспруденции. Сделки, сами по себе недействительные, суть совершенно то же, что generatio aequivoca.

3. О препятствиях к отчуждению земель.

Признать право отчуждения полезным значит признать вредным то, что ведет к уничтожению этого права.

Только относительно недвижимости замечаем мы такую непоследовательность: право ее отчуждения признавалось полезным и в то же время уничтожалось через учреждение субституций, или заповедных земель, несмотря на то, что в его пользу говорят еще особые причины, кроме общих причин, говорящих вообще в пользу права отчуждения.

1. Желание собственника переуступить свою землю достаточно свидетельствует, что ему невыгодно сохранять ее в своей собственности, он не может или не хочет делать затраты на ее улучшение, – часто даже, для удовлетворения нужд настоящего, не может воздержаться от таких действий, которые должны повести в будущем к уменьшению ее цены. Напротив, желающий ее приобрести не имеет, конечно, намерения ухудшить ее и по всей вероятности намеревается увеличить ее цену.

2. Правда, капитал, который был бы употрелен на улучшение земли новым ее приобретателем, может быть употреблен на торговлю, но хотя выгода от этих двух различных операций и может быть одинакова для индивидуумов, но во всяком случае она не одинакова для государства. Часть богатства, затраченная на земледелие, более прочна, чем затраченная на торговлю. Первая неподвижна, а вторая всегда легко может быть перемещена по произволу собственника.

3. Через залог недвижимости получается производительный капитал: одна часть цены имения может быть таким образом употреблена на улучшение другой части, которая без этого средства не могла бы быть улучшена. Следовательно, запретить отчуждение какой-либо недвижимости значит уменьшить производительный каптал почти до продажной ее цены, так как залог возможен не иначе, как при существовании права отчуждения.

Правда, залог есть не более как заем: следовательно, тут не создается никакого нового капитала. Полученный под залог капитал мог бы получить не менее полезное назначение и в руках того, у кого находился до совершения залога, но при этом надо заметить, что чем легче помещение капитала, тем сильнее будут привлекаться капиталы в страну, а капиталы, привлекаемые извне, составляют чистый добавок к туземным капиталам.

Хотя здравые политико-экономические понятия и осуждают препятствия к отчуждению, но тем не менее эти препятствия существуют почти повсеместно. Правда, они постепенно уменьшались, по мере того, как правительства лучше понимали интересы земледелия и торговли, но до сих пор еще существуют три причины, которые их поддерживают:

Первая причина – желание предупредить расточительность. Но для предупреждения этого зла нет никакой необходимости запрещать продажу земель: достаточно, если будет охранена от растраты цена земли через недозволение собственнику произвольно ею распоряжаться.

Вторая причина – семейная гордость в связи с приятной иллюзией, представляющей нам наше существование как бы продолжающимся в длинном ряде потомков. Передавать потомкам в целости все, получаемое от предков, количество ценностей не удовлетворяет нашего воображения: мы хотим, чтобы к нашим потомкам перешли те же самые земли, дома, предметы, которыми и мы владели. Такая непрерывность владения представляется как бы непрерывностью пользования и служит точкой опоры для совершенно химернического чувства.

Третья причина – любовь к власти, желание властвовать и после смерти. Предшествующий мотив предполагает потомство, а этот мотив его не предполагает. Этой третьей причине должны мы приписать вообще образование заповедных имений, как тех, которые имеют цели совершенно фантастичные, так одинаково и тех, при образовании которых имелась в виду какая-либо польза, правильно или неправильно понятая.

Если заповедное имение доставляет только выгоду, не налагая никаких условий, не обязывая ни к каким услугам, то он, по-видимому, довольно безвредно и его существование не есть зло. Впрочем, этого нельзя сказать относительно заповедных имений, предназначенных для раздачи милостыни, когда эта раздача производится без всякой осмотрительности и только поощряет нищенство и праздность. Лучшие из подобного рода учреждений суть те, которые имеют целью благотворить бедным, имевшим прежде больший или меньший достаток, так как эти несчастные получают при этом более щедрую помощь, чем какую допускает общее правило.

Что же касается до таких заповедных имений, пользование которыми сопряжено с исполнением каких-либо обязанностей, каковы, напр., имения коллегий, монастырей, церквей, то они могут быть или полезны, или вредны, или ни то, ни другое, смотря по роду налагаемых ими обязанностей.

Здесь представляется одна особенность, заслуживающая внимания: частные законы, установленные индивидуумами относительно своих имений с дозволения государя, пользовались большим уважением, чем общие законы, непосредственно истекавшие от самого государя. Когда законодатель обнаруживал желание связать руки своему наследнику, то подобное притязание оказывалось несостоятельным или тщетным, между тем как частные лица, сами по себе совершенно ничтожные, присваивали себе это право и никто не осмеливался нарушить их воли.

По-видимому, земли, представленные во владение корпораций, монастырей, церквей, должны были бы ухудшаться, так как есть основание предполагать, что временный владелец, равнодушный к своим наследникам, будет стараться извлечь всевозможные выгоды и не будет заботиться об улучшении, особенно если находится в преклонных летах. Так иногда и действительно бывало, но, говоря вообще, надо отдать справедливость религиозным общинам: они чаще оказывались не дурными, а хорошими хозяевами. Хотя положение их таково, что благоприятствует развитию в них алчности, скупости, но вместе с тем оно воздерживает от роскоши и расточительности: наряду с причинами, благоприятствующими развитию эгоизма, тут существуют причины, противодействующие эгоизму тех, что называется esprit de corps.

Нет надобности распространяться относительно общественной собственности, т.е. относительно предметов, пользование которыми составляет общественное достояние, каковы, напр., дороги, церкви, площади. Чтобы выполнять свое назначение, они должны иметь существование бессрочное, допуская, конечно, постепенные изменения, какие могут потребоваться обстоятельствами.

ГЛАВА III. Третий способ приобретения права собственности – наследство

Как по смерти индивидуума следует поступать с его собственностью?

Законодатель должен при этом иметь в виду три цели: 1) доставление средств к существованию нарождающимся поколениям; 2) отстранение страданий от неисполненных ожиданий; 3) содействие к уравнению состояний.

Человек не есть особняком живущее существо. За немногими разве только исключениями, каждый человек живет в более или менее многочисленном кругу товарищей, соединенных с ним узами родства, дружбы или услуг, и на факт разделяющих с ним пользование собственностью, которая по праву принадлежит исключительно ему одному. Обыкновенно бывает так, что имущество, принадлежащее одному, в действительности составляет единственный источник средств к существованию весьма многих. Для отстранения бедствий, угрожающих тем, которые бы со смертью друга лишились и средств к существованию, какие получали от его имущества, – для отстранения этих бедствий необходимо знать, кто именно пользовался его имуществом и как велико было это пользование. Но так как нет возможности непосредственно удостовериться в подобных фактах, не вовлекаясь в затруднительные исследования и не возбуждая бесконечных споров, то нашли необходимым опереться на общие предположения, как на единственную возможную основу. Участие, какое оставшиеся в живых имели в имуществе умершего при его жизни, может быть предположено по степени привязанности, какая существовала между ними и умершим, а степень привязанности может быть предположена по близости родства.

Если бы законы о наследстве принимали во внимание исключительно только близость родства, то установление их было бы весьма просто. В первой степени родства состоят с вами все те, которые находятся с вами в непосредственной связи, т.е. без всякого посредствующего лица: жена, муж, отец, мать, дети. Во второй степени – те, которые состоят с вами в связи через одно или два посредствующие лица: дед, бабка, братья, сестры, внуки. В третьей степени – те, которых связь с вами предполагает существование трех посредствующих поколений: прадед, прабабка, правнуки, дяди, тетки, племянники и племянницы.

Но подобный порядок наследования, хотя бы и обладал всевозможным совершенством относительно правильности и регулярности, не соответствует политической и нравственной цели. Не лучше также соответствует он и степени привязанности и не выполняет главной цели, которая состоит в доставлении средств к существованию подрастающим поколениям. Поэтому вместо этого генеалогического порядка следует принять другой порядок, основанный на принципе пользы. Он состоит в том, чтобы нисходящей линии, как бы она ни была длинна, постоянно отдавалось предпочтение перед восходящей и боковыми, т.е. чтобы потомкам без всякого ограничения постоянно отдавалось предпочтение перед всеми теми, которых связь с умершим условливается восхождением вверх.

Однако предположения относительно привязанности или относительно нужды в средствах к существованию, служащие основой этих правил, могут часто не оправдываться на практике, и, следовательно, сами правила могут часто не соответствовать своей цели: в этом и заключается главная причина, почему должно быть сохраняемо право завещания, так как это право, как мы увидим далее, представляет действительное средство против несовершенства общего закона.

Об общих принципах достаточно. Но спрашивается: как применить их к подробностям, когда надо решить спор между множеством противоречащих одно другому притязаний.

Проект закона об этом предмете может заменить пространные рассуждения.

Ст. I. Никаких различий между полами: что сказано об одном, относится и к другому, – часть одного должна быть всегда равна части другого.

Основание. – Благо равенства. Если уже допустить различие между полами, то разве в пользу слабейшего пола, т.е. в пользу женщин, так как они имеют больше нужд, меньше средств и меньше способности к приобретению. А между тем все преимущества предоставлялись сильнейшему полу. Почему это так? Потому, что сильнейший устанавливал законы.

Ст. II. По смерти мужа вдова сохранит половину общего имущества, если только относительно этого нет особой статьи в брачном контракте.

Ст. III. Другая же половина общего имущества супругов распределится поровну между их детьми.

Основание. – 1) Равенство привязанности детей к отцу. 2) Равенство совладения детей в имуществе отца. 3) Равенство их нужд. 4) Равенство всех возможных оснований со стороны каждого из детей к участию в наследстве. Различия по возрасту, темпераменту, способностям, силе и пр. могут произвести некоторое различие и в нуждах, но закон не может принимать в расчет эти различия: их должен принимать во внимание отец и выполнять их требования посредством своего права делать завещания.

Ст. IV. Если рожденный от тебя умрет прежде тебя и оставит детей, то его часть распределяется между его детьми поровну; так и относительно всех потомков без ограничения.

Замечания. – Раздел наследства по ветвям предпочитается поголовному разделу по двум причинам: 1) Для отвращения страдания от неисполненных ожиданий. Уменьшение доли старшего при нарождении каждого младшего есть естественное событие, с которым должны сообразоваться ожидания старшего. Говоря вообще, когда один из детей начинает сам производить детей, в этом время производительная способность отца близка уже к концу, и дети могут рассчитывать, что их доли не подвергнутся дальнейшему уменьшению. Но если нарождение каждого внука или каждой внучки будет производить такое же уменьшение долей, какое производило нарождение каждого сына или каждой дочери, то в таком случае уменьшение не будет иметь предела, – не будет никаких данных, на которых можно было бы основать план жизни. 2) Внуки имеют непосредственный источник к существованию в имуществе умершего отца. Их совладение если не исключительно, то предпочтительно должно было относиться к отцовскому имуществу. К этому можно прибавить, что имущества их матери и ее родителей составляет для них другой источник к существованию, из которого дети их деда по отцу не получают никакой доли.

Ст. v. Если у тебя нет потомства, то имущество твое составит общую собственность отца и матери.

Замечание. – Почему такое предпочтение потомков пред всеми прочими? – 1) Более сильная привязанность. Всякий другой порядок наследования был бы противен отеческим чувствам. Мы лучше любим тех, которые зависят от нас, чем тех, от которых мы зависим. Приятнее властвовать, чем повиноваться. 2) Более сильные нужды. Несомненно, что сами дети не могут существовать без нас или без кого-либо, кто заменил бы им нас, между тем как по всей вероятности наши родители могут существовать без нас, потому что он существовали до нас.

Почему наследство должно переходить к отцу и матери, а не к братьям и сестрам? – 1) Более непосредственное родство заставляет предполагать и более сильную привязанность. 2) кроме того, наследство в этом случае служит наградой за оказанные услуги, или скорее вознаграждением за труды и расходы по воспитанию. Чем условливается родственная связь между мной и братом? Нашей общей связью с отцом и с матерью. Почему брат дороже для меня других товарищей, с которыми я также жил вместе, как и с ним? Потому, что он дорог для тех, к которым я чувствую самую сильную привязанность. Неизвестно, обязан ли я чем брату, но несомненно, что родителям я обязан всем. Поэтому во всех случаях, когда этому не препятствуют более сильные права моих детей, я обязан предоставлять родителям вознаграждение, на которое мой брат не может иметь никакого притязания.

Ст. VI. Если кого-либо из двух не будет в живых, т.е. отца или матери, то доля умершего должна идти его потомкам точно так же, как бы она пошла твоим потомкам.

Замечание. – В бедных семействах, у которых все богатство состоит в хозяйственных принадлежностях, лучше, чтобы все наследство нераздельно поступало оставшемуся в живых родителю, отцу или матери, с обязанностью содержать детей. В противном случае оставшийся в живых родитель был бы разорен, а между тем доли детей были бы так малы, что не могли бы служить капиталом и были бы растрачены.

Ст. VII. За неимением потомков у умершего родителя твое имущество поступит полностью к родителю, оставшемуся в живых.

Ст. VIII. Если оба твои родителя умерли, то имущество твое распределится, как выше сказано, между их потомками.

Ст. IX. Но таким образом, чтоб доля полукровных была вдвое меньше.

Основание этому заключается в более сильной привязанности. С родным братом меня соединяет двойная связь через отца и через мать, а с полукровным только единичная связь через отца или через мать.

Ст. Х. За неимением родственников в означенных степенях твое имущество поступит в казну.

Ст. XI. Но с обязанностью распределять доход в форме пожизненных рент поровну между всеми родственниками в восходящей линии, как бы родство ни было отдаленно.

Замечания. – Эта часть закона может быть оставлена или вычеркнута, смотря по тому, каково положение страны относительно налогов, но я не могу привести ни одного основательного возражения против этого источника обогащения фиска.

Боковые родственники, исключенные таким образом из наследства, могут очутиться в нужде, но эта нужда будет чистая случайность, и поэтому на ней не может быть основано общее правило, – они имеют источник существования в имуществе своих родителей и не могут основывать своих ожиданий или своего плана жизни на предположении о подобном наследстве. Даже и дядя может иметь только весьма слабое ожидание относительно наследования племяннику, так что положительный закон может уничтожить это ожидание без особенного насилия или может предотвратить его образование. Дядя не имеет тех прав на наследование, какие имеют отец и дед. Впрочем, в случае смерти отца и деда он может заступить их место и быть своему племяннику вместо отца. Это обстоятельство заслуживает внимания законодателя. Право завещания может быть совершенно достаточно в этом случае для устранения неудобств общего закона, но это средство оказывается совершенно недействительным, если племянник умирает в таком возрасте, когда еще не имеет права делать завещания. Следовательно, если бы вы пользу боковых родственников хотели сделать отступление от общего правила, изложенного в последней части закона, то первое отступление должно быть в пользу дяди, будет ли оно касаться самого имущества или только доходов с него.

Ст. XII. Для раздела между многими наследниками наследство должно быть продаваемо с публичных торгов, если только наследники не войдут между собой в какое-либо соглашение относительно раздела.

Замечание. – Это составляет единственное средство предотвратить образование имений, состоящих в общем владении, каковое владение, как мы увидим далее, имеет вредные последствия. Части наследства, имеющие для наследников особую ценность, будут правильно оценены при соревновании наследников и послужат на общую пользу, не причиняя споров, которыми нередко порождается долговременная семейная вражда.

Ст. XIII. Пока не состоялись продажа и раздел, наследство должно быть предоставлено в ведение старшего наследника мужского пола, если только судебная власть не найдет нужным принять другие меры, имея основательные опасения, что старший наследник мужского пола дурно исполнит свою обязанность.

Замечание. – Женщины вообще менее способны к ведению денежных дел и к хлопотам по делам, чем мужчины. Но может случиться, что женщина имеет на это большую способность: в таком случае, по общему желанию родственников ей может быть отдано предпочтение.

Ст. XIV. За неимением совершеннолетнего наследника мужского пола наследство должно быть предоставлено в ведение опекуна над старшим из мужских наследников, если только судебная власть не найдет нужным принять другие меры, как сказано в предыдущей статье.

Ст. XV. Наследство, поступающее в казну за неимением естественных наследников, также должно быть продано с публичных торгов.

Замечание. Большая часть имуществ требует такого управления, к которому правительство вовсе не способно. Казенное управление стоит дорого, приносит мало и разоряет имущества. Адам Смит сделал эту истину очевидной.

Мне кажется, что изложенный мною проект закона прост, точен, удобопонятен, не благоприятствует обманам и различию в толкованиях, соответствует привязанностям человеческого сердца и естественным наклонностям, возникающим из общественных отношений, следовательно может заслужить как одобрение тех, которые судят по чувству, так и уважение тех, которые судят по разуму.

Те, которые бы нашли, что этот проект закона слишком прост и что в таком случае знание закона не будет более наукой, могут обратиться к английскому Common-law, – там они найдут, чем удовлетворить себя и даже чему подивиться.

Чтобы дать иностранцу понятие о трудностях английского Common law, потребовалось бы начать с изложения целого словаря совершенно новых для него терминов. Увидев неясности, умоухищрения, жестокости, обман, которыми так обилует эта система, он подумал бы, что читает сатиру, написанную с целью оскорбить народ, который в других отношениях столь справедливо славится своей мудростью.

С другой стороны, изложение этой системы показало бы, что если ее зловредность сдерживается в довольно тесных пределах, то это благодаря праву завещания. Только в случае наследства ab intestato необходимо обращаться к извилистым путям Common law. Одним словом, право завещания так же исправляет английский Common law, как помилование исправляет строгость уголовных законов.

ГЛАВА IV. О завещаниях

1. Закон не может знать индивидуумов и не может приспосабливаться к разнообразию их нужд. Все, чего можно требовать от закона, состоит в том, чтобы он представлял наиболее шансов для их удовлетворения. Что же касается до собственника, то он может знать и должен знать, в каких обстоятельствах по смерти его будут те, которые от него зависят; поэтому ему следует предоставить исправление несовершенств закона в тех случаях, которых закон не мог предвидеть. Право завещать есть орудие, даваемое индивидуумам для предотвращения частных бедствий.

2. Право завещать может быть также рассматриваемо как орудие власти, вверяемое индивидуумам для поощрения добродетели и обуздания порока в недрах семьи. Правда, это орудие может быть обращено и в противную сторону, но к счастью подобные случаи могут быть только как исключение. Интерес каждого члена семьи требует, чтобы поведение каждого другого члена было соответственно добродетели, т.е. общей пользе. Страсти могут по временам причинять случайные отступления, но закон должен основываться на обыкновенном ходе вещей. Добродетель есть преобладающее начало в обществе: даже порочные родители часто оказываются не менее заботливы, чем другие, о честности и доброй славе своих детей. Даже человек, самый неразборчивый на средства, приходит в отчаяние, когда его дурные поступки становятся известны его семье; при всей своей порочности он не перестает быть в семье апостолом честности, так как сам нуждается в честности тех, кто ему служит. В этом отношении закон может оказать доверие каждому собственнику. Вооруженный правом завещать, т.е. правом награждать и наказывать, собственник может быть рассматриваем как правитель небольшого царства, называемого семьей, на которого возложена обязанность блюсти в этом царстве добрый порядок. Конечно, этот правитель может злоупотребить своей властью, и так как его не сдерживают ни гласность, ни ответственность, то, по-видимому, он должен быть даже более склонен к злоупотреблениям, чем всякий другой правитель, но эта опасность более чем уравновешивается узами интереса и привязанности, которые приводят его наклонности в согласие с его обязанностями. Его естественная привязанность к детям и к родственниками служит залогом доброго его поведения, и этот залог составляет не меньшее обеспечение, чем какое могут представлять какие бы то ни было политические правители. Таким образом, взвесив все обстоятельства, мы приходим к тому заключению, что власть этого безотчетного правителя не только безусловно необходима для малолетних детей, но должна оказываться чаще полезной, чем вредной, даже и по отношению к совершеннолетним.

3. Право завещать полезно еще с другой стороны: оно есть орудие управления с властью господина не ради блага повинующихся, как мы видели в предшествующем параграфе, а ради блага самого повелевающего. Через это право власть настоящего поколения простирается на часть будущего, и богатство каждого собственника в некотором смысле удваивается. Посредством распоряжений, захватывающих такое время, когда его уже не будет в живых, собственник доставляет себе множество выгод, превышающих те средства, которыми он обладает в настоящем. Это увеличивает награду за родительские заботы через продление подчинения детей за предел их совершеннолетия, и обеспечивает родителей против неблагодарности. Хотя приятно было бы думать, что подобные предосторожности совершенно излишни, но тем не менее, если мы поразмыслим о слабостях старческого возраста, то увидим, что как противоядие этим слабостям, необходимо предоставить старческому возрасту все искусственные средства, могущие увеличивать его значение. Надо сберегать для человека все, что может служить ему опорой на быстром склоне жизни, и небесполезно, чтобы интерес напоминал об обязанностях к нему.

Неблагодарность со стороны детей, презрение к старческому возрасту суть такие пороки, которые встречаются редко в цивилизованных обществах, но мы не должны забывать, что право делать завещания существует повсеместно в большем или меньшем размере. Реже ли встречаются эти пороки там, где право завещания более ограничено? Для решения этого вопроса необходимо наблюдение над тем, что происходит в бедных семействах, где почти нечего завещать. Впрочем, и эти наблюдения могут повести к ошибочному выводу, если мы упустим из виду, что право завещать, будучи установлено законом, влияет на общие нравы, а общие нравы в свою очередь влияют на чувство индивидуумов. Признание за родителями этого права делает родительскую власть более уважаемой, и даже бедный родитель, который, по причине своей бедности, не может применить ее, бессознательно извлекает из него для себя выгоду вследствие порождаемого им в обществе подчинения детей родителям.

Делая отца правителем семьи, надо остерегаться, чтобы не сделать его тираном. Если дети могут быть не правы по отношению к отцу, то и отец со своей стороны также может быть не прав по отношению к детям, и если ему можно предоставить право наказывать детей, то из этого не следует, чтобы ему должно было предоставить право морить детей голодом. Поэтому установление того, что называется во Франции une legitime, совершенно нецелесообразно; оно занимает должную середину между семейным безначалием и семейной тиранией. Впрочем, родителям должно быть предоставлено право лишать своих детей даже и этой законной части, когда на то существуют достаточные причины, но эти причины должны быть определены законом, и в каждом частном случае должно требоваться, чтобы они были доказаны судебным порядком.

При этом представляется еще другой вопрос: должно ли быть дано собственнику право завещать свое имущество – за неимением естественных наследников – кому он вздумает, будут ли это отдаленные родственники или совершенно посторонние люди? В этом случае наследование фиска, о котором мы говорили в главе о наследстве, значительно уменьшилось бы и могло бы иметь место только в случае смерти без завещания. Относительно этого вопроса требования пользы говорят частью да и частью нет: надо выбрать середину.

С одной стороны, при неимении родственников, человек нуждается в услугах посторонних лиц и получает к ним почти такую же привязанность, как к родственникам. Поэтому необходимо, чтобы он имел возможность возбуждать надежду на получение награды и награждать за оказанные ему услуги, – надо, чтобы он мог облегчить горе друга, с которым провел свою жизнь, не говоря уже о той женщине, которая только по несовершению обряда не может назваться его вдовой, и не говоря о сиротах, которых только один законодатель не признает его детьми.

С другой стороны, если для увеличения наследования фиска вы отнимете у собственника право завещать свое имущество другим, то не побудите ли вы его через это к растрате имущества? Если он не будет вправе распорядиться своим капиталом на случай смерти, то распорядится так, что превратит этот капитал в годовую для себя ренту. Не значило ли бы это поощрять собственника к расточительности – не равнялось ли бы это тому, как если бы вы установили закон против бережливости!

Эти основания, без сомнения, должны быть предпочтены интересы фиска. Собственнику, не имеющему близких родственников, необходимо предоставить право распорядиться на случай смерти, по крайней мере, хотя половиной своего имущества, обращая другую половину на пользу фиска. В этом случае довольствоваться меньшим едва ли не будет средством получить больше. Но было бы еще лучше вовсе не нарушать принципа, дозволяющего каждому собственнику распоряжаться своей собственностью на случай смерти, и не создавать особого класса собственников, которые бы считали себя ниже других, так как их право завещания ограничивалось бы только половиной их имущества.

Все, сказанное нами о переходе собственности между живыми, следует применить к завещаниям. Относительно большей части пунктов окажется полное соответствие, а относительно других – контраст, но это применение полезно как в том, так и в другом случае.

Причины, делающие недействительным переход собственности между живыми, имеют то же значение и относительно завещаний, с тем только исключением, что на место недозволительного умолчания следует поставить ошибочное предположение со стороны завещателя. Напр., я завещал известное имущество зятю моему Тицию, полагая, что он состоит с моей дочерью в законном браке, а между тем оказывается, что он женился на моей дочери, когда еще была жива его первая жена.

Относительно способа совершения завещаний представляется довольно трудная дилемма. Если признать действительными завещания, совершенные на смертном одре без всяких формальностей, то легко могут быть случаи насилия и обмана. Если же требовать, чтобы завещания совершались с соблюдением строгих формальностей, то в таком случае завещатели могут очутиться в беспомощном состоянии в ту именно минуту, когда наиболее нуждаются в помощи. Может случиться, что жестокие наследники станут мучить завещателя, чтобы обеспечить себе или ускорить получение выгод по завещанию, уже совершенному с соблюдением всех формальностей. Умирающий, который не может ничего ни дать, ни отнять, не внушает к себе страха. Если бы мы стали рассматривать, каким образом могут быть уменьшены эти две противоположные опасности, то нам пришлось бы входить в большие подробности.

ГЛАВА V. Право на услуги. Способ их приобретения

Мы говорили о вещах, – теперь будет говорить об услугах. Этот род собственности иногда сливается с вещами, а иногда представляет в отдельной форме.

Сколько есть разного рода услуг? Столько же, сколько различных способов, какими человек может быть полезен другому человеку, доставляя ему какое-либо благо, или предохраняя его от какого-либо зла.

Общественная жизнь состоит в мене услуг. Одни услуги свободны, другие не свободны.

Услуги, определенные законом, образуют права и обязанности. Если я имею право на услуги другого, то этот другой имеет обязанность по отношению ко мне: эти два термина соотносительны.

Первоначально все услуги были свободны. Только постепенно, через вмешательство законов, наиболее важные услуги превратились в предмет положительных прав: так отношения между мужем и женой, отцом и детьми были первоначально совершенно свободны и потом через учреждение брака превратились в легальные обязанности. Так закон в некоторых государствах превратил в обязанность вспомоществование бедным, что у большей части народов до сих пор составляет предмет неограниченной свободы. Эти политические обязанности суть по отношению к обязанностям чисто общественным, совершенно то же, что по отношению к простому полю отгороженные места, где возделывается особого рода растительность, требующая особых мер предосторожности для успешного произрастания. Эта растительность может произрастать и может быть охраняема и не в загороженном месте, но она менее подвержена разного рода случайностям, когда растет за изгородью, установленной законами и охраняемой государственной властью.

Впрочем, есть много такого рода услуг, на которые законодатель при всем желании не может наложить свою руку: их нельзя приказать, потому что нет возможности их определить, или потому что всякое принуждение необходимо изменить их в самом существе и сделать их злом. Для наказания за их невыполнение потребовался бы такой аппарат мер исследования и кары, который навел бы ужас на все общество. Кроме того, закон не может знать препятствий, какие в действительности могут встретиться для их выполнения, не может заставить действовать скрытые силы, не может создать той энергии, того избытка рвения, который преодолевает препятствия и совершает в тысячу раз больше, чем могут заставить совершить какие бы то ни было приказания.

Несовершенство закона в этом отношении исправляется особого рода дополнительным законом, т.е. нравственным кодексом, который не писан, которого вся сила заключается в установившемся мнении, в правах, в обычаях, и который начинается там, где кончается сила законодательного кодекса. Обязанности, предписываемые этим нравственным кодексом, услуги, им налагаемые во имя справедливости, патриотизма, доблести, человеколюбия, великодушия, чести, бескорыстия, не получают непосредственно помощи от законов, но черпают свою силу от других санкций, которые сопровождают их своими наградами и карами. Так как обязанности этого второстепенного кодекса не носят на себе печати закона, то их выполнение более достохвально, более доблестно, и эта честь, доставляемая их выполнением, к счастью, вознаграждает недостаток в них действительной силы. После этого отступления о нравственности возвратимся к законодательству.

Между различного рода услугами самое видное место занимают услуги, заключающиеся в распоряжении собственностью на пользу другого.

Из всех предметов собственности самую видную роль в цивилизованных обществах играют деньги, этот почти всемирный представитель ценности. Таким образом, рассмотрение услуг часто превращается в рассмотрение вещей.

Есть случаи, где необходимо требовать услуг ради выгоды того, кто повелевает: таково положение господина по отношению к слуге.

Есть случаи, в которых необходимо требовать услуг ради выгоды того, кто повинуется: таково положение питомца по отношению к опекуну. Эти два соотносительные положения составляют основу всех других. Принадлежащие им права суть элементы, из которых образуются все другие положения.

Отец должен быть в некоторых отношениях опекун, а в других господин своего ребенка. Муж должен быть в некоторых отношениях опекун, а в других господин своей жены.

Эти положения могут продолжаться неопределеное время и образуют домашнее общество. Права, долженствующие им принадлежать, будут нами рассмотрены особо. Общественные услуги, выполняемые чиновниками и гражданами, образуют другой род обязанностей, которых установление составляет предмет конституционного кодекса. Но кроме этих постоянных отношений существуют еще отношения временные и случайные, в которых закон может требовать услуг от одного индивидуума в пользу другого.

Способ приобретения прав на услуги или, другими словами, причины, побуждающие законодателя создавать обязательства, могут быть подведены под три рубрики: 1) высшая нужда; 2) предшествующая услуга; 3) согласие или договор. Рассмотрим подробно эти три рубрики.

1. Высшая нужда, или нужда в услуге, превосходящая тягость выполнения услуги.

Каждый индивидуум постоянно занят заботами о своем благосостоянии. Эти заботы столь же законны, как и необходимы. Предположим, что этот принцип может быть заменен противоположным принципом, т.е. что любовь к другим имела бы перевес над любовью к самому себе, – в результате получился бы порядок вещей в высшей степени странный и пагубный. Но много таких случаев, когда благосостояние другого может быть значительно увеличено при весьма незначительной и даже почти неощутимой жертве своего собственного. В подобных обстоятельствах предотвращение нами зла, готового обрушиться на другого, составляет такую услугу, которую закон может от нас потребовать: невыполнение нами этой услуги, вопреки требованию закона, будет преступлением, которое можно назвать отрицательным в отличие от преступления положительного, т.е. в отличие от тех преступлений, когда преступность заключается в причинении зла.

Как бы ни была легка услуга, она, во всяком случае, может быть злом, – вынужденная услуга бесспорно составляет зло, так как всякое принуждение есть зло. Следовательно, чтобы требовать от вас какой-либо услуги для меня, надо, чтобы зло от неполучения этой услуги было так велико, а зло от оказания ее так мало, что никто не должен опасаться подвергнуть себя этому второму злу, когда идет дело о предотвращении первого. Определить точные границы в этом случае невозможно: надо принимать во внимание обстоятельства, в каких могут находиться заинтересованные стороны, и решение вопроса в каждом частном случае должно быть предоставлено судье.

Добрый самарянин спас своей помощью жизнь раненому путешественнику. Это был поступок благородный, добродетельный, скажем более, это было исполнением нравственной обязанности. Должна ли такого рода услуга быть возведена в политическую обязанность? – Такой образ действия должен ли быть предписываем общим законом? Нет, по крайней мере не иначе, как с допущением исключений, более или менее широких. Напр., необходимо сделать исключение в пользу хирурга, которого ожидают несколько тяжело раненых, находящихся в большой опасности, – или в пользу офицера, который отправляется на свой пост для отражения врагов, – или в пользу отца семейства, который спешит на помощь к своим детям, когда им угрожает большая опасность.

Этот принцип высшей нужды составляет основу многих обязанностей. Обязанности отца по отношению к детям могут быть очень для него тяжелы, но это зло совершенно ничтожно по сравнению с тем злом, какое бы воспоследовало, если бы отец оставил своих детей. Обязанность защищать государство может быть и еще тяжелее, но если бы оно не было защищаемо, то не могло бы и существовать. Не платить налогов значит уничтожить правительство. Прекратить исполнение общественных обязанностей значит дать полный простор всякого рода бедствиям и всякого рода преступлениям.

Понятно, что обязанность исполнять известные услуги должна быть возлагаема на того индивидуума, который, вследствие частного своего положения, имеет к их выполнению большую возможность или большую наклонность, чем другие индивидуумы. Так в опекуны к сиротам избирают родственников или друзей, которым эта обязанность менее тяжела, чем посторонним лицам.

2. Предшествующая услуга, т.е. оказанная услуга, вследствие которой от лица,
ею воспользовавшегося, требуется вознаграждение в пользу лица, ее оказавшего.

Здесь вопрос гораздо проще: надо только оценить полученную пользу и на основании этой оценки определить вознаграждение, – здесь меньше должно быть предоставлено на усмотрение судьи.

Предположим такие случаи: медик оказал помощь больному, который лишился чувств, и не в состоянии был даже просить о помощи, – хранитель вашей вещи затратил свой труд или свои деньги на ее сохранение, не ожидая вашей просьбы об этом, – человек подверг свою жизнь опасности для спасения, во время пожара, вашей жизни, или принадлежащих вам драгоценных вещей, – ваше имущество брошено в море для облегчения судна и для спасения остальной части груза. Во всех подобных случаях и в тысяче других, которые представить себе не трудно, закон должен обеспечивать вознаграждение за оказанную услугу.

Вознаграждение имеет в этих случаях на своей стороне самые сильные основания: при вознаграждении получивший услугу все-таки остается в выгоде, а при невознаграждении оказавший услугу остается в убытке.

Такой порядок не только выгоден для тех, которые получают вознаграждение, но даже еще более выгоден для тех, которые могут нуждаться в подобных услугах: он устраняет противоречие между личным интересом и желанием сделать добро в тех случаях, когда человеку представляется возможность оказать услугу, более или менее для него тяжелую. От скольких зол может предохранить подобная мера? Как часто требования благоразумия оказываются в противоречии с законным желанием сделать добро, и мудрый законодатель не должен ли стараться насколько возможно примирить это противоречие? Рассказывают, что в Афинах неблагодарность наказывалась как обман, который ослабляет взаимное доверие и тем затрудняет оказание взаимных услуг. Я не предлагаю наказывать за неблагодарность, – я говорю только, что неблагодарность, во многих случаях, может быть предотвращена. Если человек, которому вы оказали услугу, и окажется неблагодарным, то это не будет иметь никаких последствий, когда закон, не полагаясь на добродетели, обеспечивает вам вознаграждение и в важных случаях определяет это вознаграждение в таких размерах, что оно вместе с тем служит для вас наградой.

Награда! Вот истинное средство для получения услуг. В сравнении с ним наказание есть средство слабое. Чтобы наказание за невыполнение какой-либо услуги было вполне основательно, надо удостовериться, что индивидуум имел возможность оказать ее, и что для неоказания ее не имел никакой основательной причины; но удостовериться в этом можно не иначе, как с помощью трудной и весьма сомнительной процедуры. Кроме того, когда услуга оказывается только из страха наказания, то она совершается не больше как в тех только размерах, которые абсолютно необходимы для избежания наказания. совсем иное действие производит надежда на награду: она возбуждает скрытые силы, преодолевает препятствия, порождает чудеса рвения в таких случаях, когда угроза порождает только отвращение и уныние.

Соблюдение интересов обеих сторон требует троякой предосторожности: во-первых, чтобы лицемерное великодушие не превратилось в тиранию и не требовало награды за такие услуги, которые не были бы приняты, если бы было известно, что они оказываются не бескорыстно, – во-вторых, чтобы корыстное рвение не вымогало себе награды за такие услуги, в которых вовсе не было надобности или которые могли бы быть получены за меньшую цену, – в третьих, чтобы индивидуума не стеснила толпа услужников и чтобы для вознаграждения этой толпы не потребовалось от него жертвы, превышающей полученную им пользу от ее услуг⁰⁰³ .

Нетрудно усмотреть, что предшествующая услуга составляет основу многих родов обязанностей. На ней основываются права родителей по отношению к детям: когда, по естественному ходу вещей, слабость несовершеннолетия сменяется силой зрелого возраста, для детей прекращается необходимость в получении услуг от родителей и начинается обязанность вознаграждать родителей за предшествующие их услуги. На этом же основываются права жен по отношению к мужьям в тот период супружеской жизни, когда время уже сгладило привлекательность, которая была основой брачного союза.

На этом же принципе основаны учреждения на общественный счет в пользу лиц, оказавших услуги государству. Награда за прошлые услуги есть орудие для создания будущих услуг.

3. Соглашение или договор, т.е. когда между двумя или тремя лицами делается
обещание, выполнение которого признается ими для себя легально обязательным.

Все сказанное нами о согласии относительно распоряжения собственностью должно быть повторено и о согласии относительно распоряжения услугами: в обоих случаях одни и те же основания для санкционирования согласия, – одна и та же основная аксиома: всякое отчуждение услуги предполагает выгоду, так как никто не захочет обязывать себя ни к чему, если к этому не побуждает польза.

Те же причины, которые делают согласие недействительным в первом случае, делают его недействительным и во втором, как то: недозволительное умолчание, обман, насилие, подкуп, ошибочное предположение существования легальной обязанности, ошибочное предположение цены, ограничение в пользовании прав, малолетство, сумасшествие, вероятность вредных последствий от выполнения контракта без вины в том со стороны договорившихся сторон⁰⁰⁴ .

Мы не будем останавливаться на следующих причинах, уничтожающих договор: 1) выполнение; 2) замена; 3) выраженное или само собой разумеющееся освобождение от выполнения; 4) истечение срока; 5) физическая невозможность; 6) большие неудобства от выполнения, чем от невыполнения. Во всех этих случаях основание, санкционировавшее услугу, более не существует; впрочем, два последние случая касаются только буквального выполнения и могут дать повод к вознаграждению. Если одна из договорившихся сторон уже исполнила договор, или если одна сторона исполнила более, чем другая, то при таком положении сторон уничтожение договора должно необходимо сопровождаться восстановлением равновесия.

Наша цель – установление общих принципов. Мы не намерены входить в подробности: частные правила необходимо должны быть различны, чтобы соответствовать разнообразию обстоятельств. При ясном понимании небольшого числа общих правил не очень трудно установить частные правила, проникнутые тем же духом. Следующие правила кажутся нам настолько простыми, что не требуют дальнейшего развития.

1) Избегай причинить страдания от невыполнения ожиданий.

2) Когда нельзя вполне избежать этого зла, то старайся уменьшить его насколько возможно, распределяя его между заинтересованными сторонами пропорционально их собственности.

3) Наблюдай при этом распределении, чтобы наибольшая доля зла падала на того, что при надлежащей заботливости мог бы устранить его, и чтобы он таким образом был наказан за свою небрежность.

4) Особенно остерегайся, чтобы не причинить случайного зла, еще большего, чем зло от невыполнения ожиданий.

Общее замечание.

Вся наша теория обязательств основана на пользе, – мы построили это громадное здание на трех принципах: высшая нужда, предшествующая услуга, соглашение или договор. Кто поверит, что для достижения столь простых и даже столь обиходных понятий необходимо было пролагать новую дорогу? Что говорят мастера науки, – Гроций, Нуффендорф, Бурламакки, Ваттель, даже сам Монтескье, Локк, Руссо и вся толпа их комментаторов! Сделал ли кто из них попытку раскрыть принцип обязательства? Они говорят о естественном праве, о божественном законе, о совести, общественном договоре, подразумеваемом договоре и проч. Я очень хорошо знаю, что эти термины совместимы с истинным принципом, что в числе их нет ни одного, который бы, с помощью более или менее длинных объяснений, не мог быть сведен к обозначению какого-либо блага или какого-либо зла. Но этот косвенный и извилистый метод затруднителен, шаток, не в состоянии положить конец спорам.

Все эти мастера науки не видели, что договор, строго говоря, в самом себе не заключает своего оправдания, что ему необходима первоначальная, независимая основа. Договор свидетельствует о существовании взаимной выгоды для договорившихся сторон: в этой полезности и заключается его сила, – только это и дает возможность различить, какие договоры должны быть признаны действительными и какие недействительными. Если бы договор в самом себе заключал свое оправдание, то в таком случае он всегда должен был бы иметь одинаковую силу. Если вредность делает договор недействительным, то полезность должна делать его действительным.

ГЛАВА VI. Общность имущества. Ее неудобства

Ничто так ни противно принципу пользы, как общность имущества, особенно та неопределенная общность, когда имущество, взятое в его целом, не принадлежит никому.

1) Она составляет неистощимый источник раздоров: не удовлетворяет ни одной из заинтересованных сторон, и только порождает недовольства и страдания от неисполнения ожиданий.

2) Нераздельная собственность всегда утрачивает большую часть своей цены для каждого из участвующих. С одной стороны она подвержена всякого рода расхищению, так как ее не охраняет ничей личный интерес; а с другой она не получает никаких улучшений. Зачем буду я делать расходы, которых тяжесть несомненна и падет вполне на меня, между тем как выгода сомнительная и во всяком случае подлежит разделу.

3) Кажущееся в этом случае равенство служит только для прикрытия действительного неравенства: наиболее сильные безнаказанно злоупотребляют своей силой, – наиболее богатые еще более богатеют на счет бедных. Общность имущества напоминает близнецов-уродов, сросшихся спинами, из которых более сильный тащит более слабого.

Сказанное нами не относится к общности имущества между мужем и женой: живя вместе, заботясь вместе о своих интересах и об интересах своих детей, они должны сообща пользоваться имуществом, которое не только сохраняется, но даже часто и приобретается ценой их общих усилий. Кроме того, в случае разногласия спор между ними продолжается недолго, так как закон признает за мужем решительный голос.

Сказанное не относится также к общности имущества в торговых товариществах. Эта общность имеет своей целью приобретение и не распространяется на пользование. Относительно приобретения все члены товарищества имеют одну и ту же цель, один и тот же интерес; относительно же пользования и потребления каждый из них независим друг от друга. Кроме того, они обыкновенно бывают малочисленны, свободно сходятся и свободно расходятся. В общей собственности мы видим совершенно противное.

В Англии одно из величайших и наиболее ценимых улучшений есть разделение общих земель. Пространства, подвергшиеся этой счастливой перемене, как будто колонизованы вновь: вместо прежней печальной, бесплодной степи вы видите роскошные жатвы, стада, веселые жилища. Вот великие трофеи мирного труда! Вот великие завоевания, которые не сопровождаются бедствиями, не возбуждают вражды! Но кто поверит, что на этом острове, где земледелие пользуется столь великим уважением, целые миллионы акров плодородной земли до сих пор составляют предмет общей собственности. В недавнее время правительство, желая привести в известное положение поземельной собственности, собрало во всех областях подробные сведения, которые вполне обнаружили высказанную нами важную истину, обещающую сделаться плодотворной⁰⁰⁵ .

Неудобства, какие представляет общность имущества, не встречаются в сервитутах (т.е. в частных правах на чужую недвижимость, как, напр., право проезда, право пользования водой), кроме случайных исключений. Эти права вообще ограничены. Ценность, утрачиваемая землей, несущей на себе сервитут, не равняется ценности, приобретенной землею, пользующеюся сервитутом, – или другими словами: неудобства первой не так велики, как выгоды второй.

В Англии продажная цена свободных земель (freehold) равняется тридцатилетней ренте, между тем как цена ленных земель (copyhold) равняется только двадцатилетней ренте. Это различие в цене происходит вследствие того, что на последнюю ленный владелец имеет некоторые права, которые делают ее как бы общей собственностью вассального владельца и главного собственника. Ошибочно было бы думать, что в этом случае утрачиваемое вассалом получается ленным владельцем: наибольшая часть этой утраты составляет выгоду ходатаев по делам, идет на бесполезные формальности и разные отяготительные мелочи. Это есть остаток феодальной системы.

«Превосходное зрелище представляют нам феодальные законы», – говорит Монтескье, и далее он сравнивает их с величественным старым дубом. Мы должны скорее сравнить их с тем страшным деревом (монцепило), которого сок отравляет человека и под тенью которого гибнет всякая растительность. Феодальная система внесла в законы запутанность и сложность, от которых их трудно освободить, – и так как она повсюду переплелась с правом собственности, то требуется большая осмотрительность, чтобы уничтожая одну, не нарушить другой.

ГЛАВА VII. О распределении утрат

Вещи составляют один класс предметов приобретения, услуги – другой класс. Мы рассмотрели различные способы приобретения и утрат (т.е. прекращения владения) и тех, и других. Аналогия между приобретением и утратой указывает, по-видимому, на предстоящий труд рассмотреть различные способы распределения утрат, каким подвержены оба класса предметов. Эта задача не потребует от нас много времени. Когда уничтожается, портится, утрачивается какой-либо предмет, которого собственник известен, то на собственника она и падает всей тяжестью. Если же собственник неизвестен, то утрата не падает ни на кого, она как бы вовсе не существует. Что же касается до тех случаев, когда утрата должна падать не на собственника, а на другое лицо, т.е. другими словами, если собственник должен быть вознагражден за утрату, то это будет рассмотрено в уголовном кодексе, а здесь мы ограничимся только одним примером для указания основных принципов.

Когда покупщика и продавца какой-либо вещи разделяет большое пространство, то вещь необходимо должна пройти через большее или меньшее число посредствующих лиц, – при перевозке ее сухим путем или водой они может погибнуть, испортиться, утратиться, может вовсе не достигнуть своего назначения, или достигнуть не в том виде, в каком была отправлена: на кого в таком случае должна падать утрата? На продавца или на покупщика? Я говорю: на продавца, оговаривая при этом в пользу продавца право искать с посредствующих агентов. Продавец может своими заботами содействовать безопасности товара, – он должен избрать удобное время и удобный способ для отправки, должен принять предосторожности, чтобы в случае утраты иметь доказательства для взыскания с виновных в утрате. Все это гораздо легче сделать человеку, занимающемуся торговлей, чем покупщику. Покупщик же только по какому-либо случаю может иногда отчасти содействовать безопасности товара, который желает приобрести. – Основание: высшая способность для предупреждения утраты. Принцип: безопасность.

Частные обстоятельства могут иногда требовать отступления от этого общего правила, – а тем более дозволительно отступать от них индивидуумам по взаимному между собой соглашению. Я указываю здесь только на принципы; рассматривать же здесь их применения было бы неуместно.