Январь 2001 г.
[Sam Bostaph.
Greenspan's Austrian Roots // The Free Market. 2001. Vol. 19. No. 1.
January.
В кн.: Маэстро бума. Уроки Японии (Сб. ст.). – Челябинск: Социум, 2003.
С. 26–36. Пер. с англ. А. В. Фильчука]
В начале 2000 г. выступления Алана Гринспена, равно как и действия Совета управляющих ФРС, направленные на повышение номинальных процентных ставок, заставили многих экономистов и финансовых экспертов задаться вопросом о том, на одной ли планете с Гринспеном они обитают. Особенно их озадачило выступление председателя Федерального резерва перед Банковской комиссией Конгресса в четверг 17 февраля 2000 г., а также его речь, произнесенная 6 марта в Бостонском университете, вслед за которыми индекс Доу–Джонса упал почти на 200 пунктов. Рынок по-прежнему вздрагивает после каждой речи Гринспена, ожидая от Федерального Резерва очередного резкого повышения процентных ставок.
Выступая перед Банковской комиссией Палаты представителей, Алан Гринспен доказывал, что рост производительности ведет к ситуации, при которой рост совокупного спроса может опередить рост совокупного предложения. Как он пояснил тогда, рост производительности стимулирует оптимистические прогнозы в отношении корпоративных прибылей, что стимулирует рост курсов акций, который заставляет потребителей предположить увеличение личного богатства, ввиду чего возрастает потребление и соответственно совокупные расходы.
В Бостонском колледже он заявил, что «общий спрос на товары и услуги не может постоянно превышать темпы роста предложения» и что «бдительный Федеральный резерв» будет прилагать все усилия, чтобы «осуществлять необходимое выравнивание» этих двух величин.
По его мнению, рост курсов акций в целом за год не должен превышать роста номинальных потребительских доходов. А это означает, что все шесть прошлогодних случаев повышения Федеральным Резервом процентной ставки по федеральным фондам были направлены на то, чтобы соответствующим образом ограничить рост стоимости активов.
Добавим к этому очевидное нежелание председателя Федерального резерва четко определить для Банковской комиссии понятие «деньги» и тогда перед финансовым сообществом возникает настоящая головоломка. «Что же все-таки у него на уме? Что этот главный государственный денежный полицейский намерен предложить всем нам и нашей эпохе процветания?»
Большинство экономистов и финансовых аналитиков подобная аргументация озадачивает, ибо они изначально воспитаны на благотворном влиянии совокупных расходов и роста производительности на макроэкономическую ситуацию. При этом они упускают из виду возможные теоретические корни председателя Федерального Резерва. Какие бы комментарии в отношении «совокупного спроса» и «совокупного предложения» из его уст ни звучали, истинные политические взгляды Алана Гринспена могут произрастать из его знакомства с австрийской экономической теорией около 40 лет назад, когда он являлся успешным независимым экономическим консультантом и участником «внутреннего коллектива» интеллектуалов-объективистов во главе с Айн Рэнд. Различные участники этой группы, в число которых одно время входил выдающийся ученик Мизеса Мюррей Ротбард, придавали особое значение сочинениям австрийской школы.
На мой взгляд, Алан Гринспен в действительности является тайным приверженцем денежной теории австрийской школы, а его публичные заявления служат дымовой завесой, скрывающей его истинные убеждения. Эти убеждения находят свое выражение в антициклической политике, которая, по его мнению, поможет предотвратить неизбежные последствия текущего раздувания биржевого «мыльного пузыря», питаемого денежно-кредитной экспансией и вакханалией потребительских расходов.
В своем летнем (20 июля 2000 г.) выступлении перед все той же Банковской комиссией Гринспен упомянул о том, что в 1960-х годах «действительно посещал семинар Людвига фон Мизеса», после чего добавил, что «ознакомился с большей частью тех положений, которые содержало в себе это учение и многие из них по-прежнему вполне обоснованны». Я полагаю, что председатель Гринспен был слишком скромен.
В период своего сотрудничества с Айн Рэнд в 1960-х годах Гринспен не только писал экономические статьи для различных объективистских изданий, но и лично прочитал распространявшийся по частной подписке курс лекций на тему «Экономика свободного общества». Если бывший студент Мизеса Алан Гринспен испытал на себе влияние Мизеса и других экономистов австрийской школы, то анализ этого курса, возможно, позволит внести некоторую ясность в понимание текущей политики Федерального Резерва, особенно это касается лекций Гринспена о «временнoм предпочтении» и «ставки дисконта будущего» [rate of future discount].
Будучи в начале 1960-х годов студентом-экономистом, я сделал конспект этих лекций, полученных мной через институт Натаниэля Брэндена — лекционное бюро объективистов. Обобщив те места, которые имеют прямое отношение к актуальной кредитно-денежной повестке, я поместил их в контекст австрийской теории экономического цикла, текущих событий, высказываний Гринспена и недавних действий ФРС.
Существует по меньшей мере четыре повода усомниться в том, что экономические убеждения Гринспена радикально поменялись с той безмятежно счастливой поры расцвета объективизма:
1. Алан Гринспен, чей возраст тогда близился к 40 годам, был успешным независимым экономическим консультантом в Нью-Йорке. Поэтому либо он преподавал тогда то, в чем был лично убежден, либо отличался отъявленным лицемерием. Если учитывать скорее всего незначительные размеры гонорара, а также публичный характер этих лекций, почти невозможно представить, чтобы он опустился до лицемерия. Возможные издержки были бы непомерно велики.
2. Еще до того, как объективизм пережил расколы конца 60-х, я проходил традиционную университетскую программу по экономической теории и успел в ней разочароваться. Я написал письмо Алану Гринспену, в котором обрисовал причины своей неудовлетворенности и обратился за советом относительно продолжения своей учебы или перехода в другой университет. В своем ответном письме от 9 декабря 1966 г. он пояснил, что другие закончившие университет «объективисты» «сталкивались примерно с той же проблемой» и «большей частью все-таки получили свои докторские степени (как бы это ни было трудно для каждого из них), после чего продолжили свое образование». Тон его письма был благожелательным, а совет — товарищеским.
3. Алан Гринспен в течение нескольких лет являлся близким соратником Айн Рэнд — одного из самых выдающихся и конструктивных мыслителей нашего столетия. Очень многие стремились войти в этот круг, пускаясь на обман и лесть. Он же должен был верить в то, что преподавал — и скорее всего применял на практике — будучи весьма успешным экономическим консультантом.
4. Многие из членов «внутреннего коллектива» (в частности, Мюррей Ротбард, Натаниэль Брэнден, Джордж Рейсман) продолжили восхождение к вершинам успеха в своих областях, подобно тому, как Алан Гринспен на своем поприще достиг поста председателя ФРС. Насколько мне известно, никто из них не отрекался от своих ранних убеждений и не менял коренным образом свои основные философские или теоретические воззрения. Гринспен должен стать редким исключением, если его нынешние взгляды не являются логическим продолжением его более ранних представлений.
Если же его нынешние взгляды являются развитием тех ранних убеждений, того что представляли собой эти последние и каким образом они могут обеспечить фундамент для некоторого осмысления сегодняшних слов и действий Гринспена? Для начала ознакомимся с кратким обобщением актуальных выдержек из его курса лекций.
В первой лекции «деньги» были охарактеризованы как «тот товар (курсив мой. — С. Б.), который служит средством обмена и поэтому может быть использован как средство сохранения ценности; именно этот товар является универсально приемлемым для всех участников рыночной экономики в качестве платы за их продукцию». Далее он говорит о том, что они должны быть долговечными (как металл) и являться предметом роскоши (чтобы быть достаточно редкими и обладать высокой стоимостью товарной единицы).
В лекции сделан акцент на предпочтительности введения золотого стандарта [и далее в 6-й лекции есть утверждение о том, что международный золотой стандарт должен помочь свести к минимуму мировые экономические циклы], а при изложении в 8-й лекции мини-истории банковских кризисов в Америке факт создания Федеральной резервной системы характеризуется как «историческое бедствие».
Для австрийцев особенно интересны его рассуждения по поводу «временн?го предпочтения» и «ставки дисконтирования будущего». Эти вопросы в первый раз были затронуты в 4-й лекции, посвященной теории производства. Производственные товары, как утверждалось, должны иметь текущую стоимость, основанную на будущих производственных возможностях. Далее было сказано, что право на получение материальных ценностей в будущем имеет свою стоимость в текущий момент, и что эта текущая стоимость всегда ниже, чем стоимость будущая. Люди, как было сказано, живут в настоящем и имеют временн?е предпочтение, т.е. дисконтируют ценность будущих товаров, включая деньги, — эти товары имеют ценность в первую очередь лишь потому, что со временем они становятся товарами в настоящем.
Ставка дисконтирования будущего (СДБ), как утверждалось, прямо зависит от степени неопределенности будущего с точки зрения конкретных лиц, принимающих решения. Она не является следствием рыночных событий, а определяется психологическими факторами и служит базовым параметром свободного рынка. Точное определение ставки дисконтирования будущего было сформулировано как «процентная сумма, на которую человек снижает свои требования на будущие деньги, чтобы выразить их в текущей стоимости». Чем выше СДБ, тем ниже текущая стоимость.
Выше говорилось, что для производителей СДБ зависит от степени материальной производительности производственных товаров и равна норме прибыли с соответствующей временнoй поправкой. Прибыль как таковая является результатом применения производственных товаров и зависит от их физических характеристик. Фондовый рынок — это организованная продажа старого производственного оборудования. Далее отмечается, что курсы акций компании должны равняться цене покупки новых производственных товаров, используемых этой компанией, и изменяться вместе с ценами на новые производственные товары.
Что особенно важно, в этом месте было сказано, что фондовый рынок — это средоточие ценностных предпочтений свободной экономики и поэтому является регулятором производства товаров производственного назначения.
Мой конспект по 5-й лекции довольно фрагментарен; тем не менее СДБ вновь упоминается как величина, которая определяется психологическими факторами. Далее было сказано, что средний доход на инвестированный капитал также не определяется рынком, а соответствует среднему значению СДБ. После этого следует утверждение о том, что чем ниже СДБ, тем выше средний уровень заработной платы, а поскольку государственное вмешательство ведет к повышению СДБ, оно же способствует и снижению средней заработной платы. В 8-й лекции Гринспен говорит, что в то время как банковская система стремится снизить СДБ, действия правительства в 1930-е годы увеличили степень неопределенности и тем самым способствовали повышению СДБ.
Последняя лекция этой серии содержит рассуждение о том, что применение силы в свободном обществе является аморальным; что чем значительнее объемы государственного вмешательства, тем более аморальным — и менее продуктивным — является общество; и что laissez faire — политика невмешательства — является наиболее нравственной и наиболее практичной формой общественного устройства. Это единственная форма общественного устройства, основанная на философском принципе, согласно которому каждый человек есть цель сам по себе. Большая часть последней лекции была посвящена обоснованию практичности политики невмешательства.
Разумеется, все изложенное выше относится к совершенно свободному обществу, а поскольку Соединенные Штаты Америки таковым не являются, любое утверждение, основанное на идеях, изложенных в этом курсе лекций, нуждается в согласовании с имеющимися различиями. Тем не менее базовая структура здесь присутствует, и я считаю, что подобное согласование может выглядеть следующим образом.
Соотнести аргументацию Гринспена образца 1960-х годов с австрийской теорией производства достаточно сложно. Его ссылки на временнoе предпочтение и СДБ явно увязывают потребление с производством и нормой прибыли. С точки зрения производства СДБ, по-видимому, должна служить фактором, который снижает общую предполагаемую ценность будущих потребительских («текущих» [present]) товаров, что ограничивает общую ценность текущих промежуточных («производственных») товаров, которые будут использованы для производства этих будущих потребительских товаров.
Норма прибыли той или иной фирмы будет соответствовать СДБ, если реальные общие текущие цены на необходимые промежуточные товары равны их общей приведенной, или текущей, стоимости. Разумеется, предполагаемая продуктивность промежуточных товаров и предполагаемая продолжительность периода производства у разных фирм будут разными. Конкуренция между фирмами должна установить цены на промежуточные товары таким образом, чтобы норма прибыли все больше соответствовала СДБ.
Для того, чтобы курсы акций компании (я предполагаю, что Гринспен имел в виду общую стоимость бумажных активов фирмы), как правило, соответствовали цене покупки недавно изготовленных производственных товаров, используемых фирмой (я предполагаю, что он подразумевал стоимость всех ее материальных активов), эти материальные активы должны быть приобретены по их текущей стоимости, установленной путем применения СДБ к предполагаемой будущей стоимости продукции. Это должно привести к тому, что в период экономического подъема рост цен на акции тех фирм, которые заняты производством промежуточных товаров, превысит рост цен на акции в сфере производства более близких к потребителю товаров, поскольку более длительный производственный период у первых оправдан только более высокой потенциальной стоимостью продукции, если сопоставлять с более короткими периодами производства у последних.
Согласно австрийской теории экономического цикла потребительские предпочтения в отношении расходов и сбережений определяют сравнительные пропорции всех видов производимых товаров, которые представлены двумя основными категориями: текущими («потребительскими») товарами и всеми остальными промежуточными или будущими («производственными») товарами. Это обусловлено тем, что текущий запас сбережений распределяется в рамках спроса на реальные инвестиции посредством «естественных» процентных ставок. Чем больше потребители ориентированы на текущие товары, тем ниже объем потребительских сбережений, тем выше естественные процентные ставки, тем меньше расходы на промежуточные товары, тем короче периоды производства и тем выше доля потребительских товаров в общем соотношении всех производимых товаров — все в соответствии с потребительскими предпочтениями.
В период банковской кредитной экспансии — а именно стимулированием кредитной экспансии Федеральный Резерв занимался на протяжении почти всего прошедшего десятилетия, — номинальные процентные ставки опускаются ниже фактических [естественных]. В результате структура производства начинает удлиняться, поскольку объемы инвестирования в отраслях производства промежуточных товаров расширяются более быстрыми темпами, нежели в отраслях производства потребительских товаров. Курсы акций в первой сфере растут быстрее, чем во второй.
Потребительские расходы также возрастают, поскольку уровень безработицы падает, а уровень заработной платы повышается. Несколько позже дает о себе знать инфляция – производители промежуточных товаров отвлекают ресурсы от производителей потребительских товаров, а у потребителей образуются вынужденные сбережения. Прибыли производителей потребительских товаров снижаются. Если кредитную экспансию не ускорить, то номинальные процентные ставки в конечном итоге вырастут, что ограничит производство промежуточных товаров и бум завершится крахом.
Примечательно, что в центре внимания Федерального резерва находится процентная ставка по федеральным фондам, а сбережения потребителей все это время остаются на низком уровне, при том, что кредитование на цели потребления набирает темпы. Производительность в последнем квартале 1999 г. по предварительным оценкам повышалась наиболее высокими с 1992 г. темпами, и в первом полугодии 2000 г. этот рост продолжился. Рост заработной платы в этом году начал ускоряться, другие неденежные пособия также увеличиваются.
До того, как Федеральный резерв в течение прошлого года пять раз повысил ставку по федеральным фондам (и до недавних комментариев Гринспена по поводу фондового рынка, производительности, потребительских расходов и банковского кредитования), фондовые рынки установили несколько рекордов в отношении темпов роста стоимости активов. И даже после этого технологический (читай: ориентированный на высокотехнологичные товары, наиболее отдаленные от потребления) индекс NASDAQ продолжал ставить новые рекорды, лишь весной пережив стремительное падение.
Добавим к этому осложнения в виде инициированного картелями повышения цен на энергоресурсы, а также роста цен на сталь, строительные материалы и другие базовые промежуточные товары — это вода, обильно льющаяся на мельницу теории цикла австрийской школы.
Теперь некоторые предположения. В австрийской теории цикла кредитная экспансия является той причиной, которая неизменно влечет за собой рассогласованность между потребительскими сбережениями и инвестированием в производство товаров производственного назначения. Если корни австрийской школы до сих пор питают Алана Гринспена, и он не желает дожидаться «естественной коррекции», а убежден в том, что ее можно предупредить, он мог бы обязать Федеральный Резерв поступить следующим образом: помимо или даже вместо стремления управлять темпами роста денежной массы он мог бы медленно повышать ставку по федеральным фондам, чтобы ограничить прибыли производителей промежуточных товаров, особенно в отношении высокотехнологичных отраслей с продолжительным периодом инвестирования, тем самым сокращая структуру производства и приводя ее в более точное соответствие с очевидными потребительскими предпочтениями.
По мере возрастания неопределенности это должно повысить СДБ, а также снизить курсы акций, темпы роста производительности и рост заработной платы. Безработица начнет расти, а потребительские расходы — снижаться. Он вполне может надеяться на то, что ему удастся добиться мягкой посадки, предпочтя этот вариант опыту «коррекции» образца 1930-х годов, которой Федеральный Резерв обязан своей дурной репутацией среди «австрийцев».
В данной интерпретации политика Гринспена направлена не на «выравнивание» совокупного спроса и совокупного предложения. Речь идет о соотношении между потребительским и производственным спросом в контексте структур производства потребительских и промежуточных товаров. В сегодняшней экономике, в которой деньги не являются товаром, а управление спросом и предложением денег характеризуется высокой степенью неопределенности, испытавший на себе влияние австрийской школы председатель Совета управляющих Федерального Резерва вполне может быть убежден, что косвенный контроль кредитной экспансии со стороны Федерального Резерва с помощью номинальных процентных ставок является наилучшим вариантом денежной политики – и действует согласно этому убеждению.