И. М. КУЛИШЕР

ОСНОВНЫЕ ВОПРОСЫ МЕЖДУНАРОДНОЙ ТОРГОВОЙ ПОЛИТИКИ

[Кулишер И. М. Основные вопросы международной торговой политики. 4-е изд.
– М.: ООО "Социум", 2002.]

————————————

Глава двенадцатая

Минимальный тариф и таможенные войны

I. Система минимального тарифа и таможенные войны до мировой войны
II. Минимальный тариф накануне войны и во время войны
III. Минимальный тариф после войны

————————————

Если в послевоенное время стали прибегать к автономному тарифу, то было бы ошибочно думать, что до войны конвенционный тариф являлся единственным, всецело господствовавшим. И тогда наряду с государствами, придерживавшимися системы общего и договорного тарифов, были и такие страны, которые требовали себе конвенционный тариф, уже связанный для других, хотя и без новых уступок для себя, но согласны были предоставить взамен его лишь свой автономный тариф, который они изменять ни для кого не желали. Так получались рядом две системы — страны с общим и договорным тарифом и страны, где по-прежнему применялся, хотя и в иной форме, автономный тариф.

Причина возрождения автономного тарифа до войны заключалась в усиленном протекционизме, представителям которого тарифы казались всегда недостаточными, а конвенции только задерживающими их рост. В самом деле, говорили они, созываются специалисты по различным отраслям производства, которые убедительно доказывают, что без сильного повышения таможенных ставок определенные отрасли производства неминуемо погибнут; печатаются многочисленные материалы, в которых устанавливается и выясняется то же, тратится масса времени и сил на агитацию, и когда, наконец, все готово, когда парламент после продолжительных споров и пререканий принял хотя и не все предложенные ему ставки, но все же пошлины в достаточном размере, тогда вся работа вновь начинается сначала. Созывается конференция из представителей государств, и не одна конференция, а несколько, иногда целый ряд, по числу заключаемых тарифных договоров, и после многократных торгов только что выработанный тариф превращается в нечто совершенно новое, коренным образом измененное по сравнению с его первоначальным видом. Конечно, в общем тарифе было запрошено столько, что и после уступок остается достаточно, но когда к одной конференции присоединяются еще новые, то уже никакого общего тарифа не хватит, от него отламывается то тут, то там новый кусок, иногда в том же месте по нескольку раз, и в результате конвенционный тариф, продукт всей этой деятельности, представляет собою весьма грустную картину. Многое вовсе сведено к прежнему тарифу, другое — повышено, но в совершенно недостаточных размерах, в третьем — пробелы и исключения весьма нежелательные.

Вернувшись с той или другой конференции, участники ее вносят каждый раз более или менее переделанный тариф в парламент, и последний волей-неволей принимает его, ибо свобода законодательных учреждений в этом случае существует лишь на бумаге; в действительности они превращаются в регистрирующее учреждение⁰⁰¹ : обсуждать отдельные статьи парламент не может, ибо не утвердить хотя бы одну из них значит уничтожить всю работу конференции, отказаться от условий, принятых другой стороной, и порвать с данным государством всякие сношения. Выбирая меньшее из двух зол, парламент принимает весь договор en bloc⁰⁰², хотя бы промышленность и сельское хозяйство против него решительно протестовали, причем принимает его на 10—12 лет, связывая себе руки на все это время. Даже если правительство сознает, что необходимо поддержать ту или другую падающую отрасль производства, оно все же не может ничего сделать, ибо срок договора не истек еще и многочисленные трактаты лишают его свободы действия.

Ввиду этого протекционисты настаивали на необходимости упразднить тарифные договоры, требуя, чтобы тариф вырабатывался государством самостоятельно, без всякого постороннего вмешательства, на основании одного собственного усмотрения. Только такой автономный тариф уже не является фиктивным, тем тарифом, который может быть аннулирован на конференции, он на самом деле действует, ибо никакие изменения, никакие уступки в нем не допускаются. А так как могут появиться государства, которые все-таки, привыкнув к системе конвенционных тарифов, потребуют себе уступок и без скидок и закреплений ни на какие соглашения не пойдут, то надо создать еще второй тариф, увеличивая первый на 50—100% и применяя последний к тому, кто договора не заключит. Договоры, конечно, не исключаются; но это уже не тарифные договоры, а конвенции, предоставляющие первый — более низкий — тариф и наибольшее благоприятствование, и притом не на 10—12 лет, а с правом денонсировать соглашение в любое время, предупредив за ¹/₂—1 год вперед. Лишь при таких условиях сельское хозяйство и промышленность гарантированы от дешевых иностранных товаров, могут спокойно работать, зная, что их представители в парламенте пользуются действительной свободой устанавливать пошлины и изменять их сообразно условиям времени, не считаясь с желаниями других стран и не боясь нарушить того или другого договора.

Последствием таких требований явилась новая система таможенных тарифов, где место конвенционного тарифа, результата взаимных уступок, занял вновь автономный тариф. Это было возвращением к старому, но только не полным: появился не единый автономный тариф, а двойной, новая двойственная или двухтарифная система, система двух автономных тарифов. Первый автономный тариф — тариф минимальный, а рядом с ним, для тех, кто не вступает ни в какое соглашение, второй, своего рода боевой, или максимальный, именуемый общим тарифом и соответствующий ему. Ниже минимального тарифа идти нельзя — это было бы абсурдом. В этом, по словам сторонников минимального тарифа, значение последнего, как и гарантия соблюдения интересов национального хозяйства, столь страдающих при конвенционных тарифах.

Едва ли, однако, народное хозяйство как целое приносится в жертву при системе конвенционных тарифов. Это может иметь место для отдельных отраслей, которые не получили ожидаемой таможенной ставки, но вовсе не для всего сельского хозяйства и не для всей промышленности страны. Интересы различных отраслей производства многообразны, нередко противоречивы, и задача состоит в том, чтобы найти то примиряющее начало, которое наилучшим образом обеспечило бы нужды государства как хозяйственной единицы. Представители на конференции получают определенные инструкции; они не действуют по собственному усмотрению, для них вырабатываются директивы. Далее, они взвешивают каждую уступку, каждое предъявляемое к ним требование, внимательно обсуждают все, что говорит «за» и «против», сопоставляют выгоды сохранения внутреннего рынка для одних отраслей производства с интересами в области экспорта для других. Они обращают главное внимание на те отрасли, которые имеют наибольшее значение в хозяйственной жизни страны, отстаивают их выгоды и уступают на производствах второстепенной важности для страны.

Напротив, для минимального тарифа таких различий не существует, он охраняет в равной мере и основные отрасли промышленности, на которых покоится благосостояние населения, экспорт, валюта, и какое-нибудь мелкое производство, насчитывающее немного рабочих рук и не имеющее сколько-нибудь серьезной будущности. Но устроить всех в равной мере он все-таки не может, ибо есть еще противная сторона, те государства, с которыми ведется товарообмен. Тариф, созданный автономно, без уступок, — это и есть минимальный тариф — ведет к протесту со стороны других держав, которым он диктует бесповоротно свои условия. Протест этот обрушивается на экспорт, так что минимальный тариф, охраняя внутренний рынок, теряет внешний, — защищая все отрасли промышленности, все индивидуальные интересы, связанные с стеснением доступа иностранных товаров, он в то же время закрывает международный рынок для своего экспорта. Гарантированы все отрасли производства внутри страны, но не гарантирована ни одна в своем вывозе за пределы государства.

Слабость минимального тарифа составляет и то обстоятельство, что другие страны знают заранее, что они получат, и не только со своей стороны не идут на уступки, но нередко попросту заявляют, что этот тариф для них неприемлем. Тогда остается одно из двух: или упразднить минимальный тариф и послать своих представителей на конференцию для выработки договорного тарифа, либо объявить таможенную войну и прекратить торговые сношения с данной страной.

Первый способ не только выдает «свидетельство бедности» минимальному тарифу, но и уничтожает ту гарантию, на которую рассчитывали при выработке его соответствующие отрасли промышленности, и возможность такого исхода уничтожает единственное достоинство этого тарифа — определенность, связанную с невозможностью изменить установленные парламентом ставки. Еще больше та же неопределенность даже для этих отраслей производства во втором случае; ибо разрыв хотя и дает им возможность временно свободно распоряжаться на внутреннем рынке, но лишает их нужного им сырья, орудий производства, создавая совершенно непредвиденные препятствия. Но больше всего страдает в последнем случае экспорт. Если вообще минимальный тариф наносит ему ущерб, ибо он не может рассчитывать на уступки других стран, то такой разрыв есть для экспорта смертный приговор и ничто впоследствии не может уже восстановить его.

Но неустойчивость получается и в самом лучшем случае, когда минимальный тариф принят. Идеал — быть хозяином в собственном доме — хотя и достигнут, но на один лишь год, ибо долгосрочные договоры не признаются; ежегодно можно менять свои ставки, но ежегодно получать и сюрпризы от других. Мыслимо ли при таких условиях планомерное, спокойное поступательное движение в области сельского хозяйства, промышленности и торговых оборотов? Не должен ли минимальный тариф, как бы прекрасно он ни был продуман и составлен, вызывать резкие толчки и перевороты в процессе хозяйственного развития?

Эти предположения вполне подтверждаются опытами, проделанными в разных странах с минимальным тарифом. Последний оказался «хозяйственным монологом»: страна обладает «прекрасным тарифом, но никто не желает его платить». За минимальным тарифом в первый период его существования следовала каждый раз таможенная или тарифная война. Если в прежнее время такие таможенные войны выражались в запрещениях экспорта во «враждующую» страну (Англия, например, прекращает экспорт шерсти в Нидерланды), или в приостановке транзита (например, Фридрих Великий в отношении саксонских товаров), или, наконец, в недозволении импорта тех или иных товаров (например, Англия запрещает импорт фламандских кружев в 1697 г., на что Фландрия отвечает запрещением импорта английских материй), то новейшая практика заменила запрещения повышенными пошлинами и притом на один лишь импорт иностранных товаров, пошлинами более высокими по сравнению с тем, что платят за товары других стран, пошлинами, дифференцирующими, следовательно, провенансы той страны, против которой направлены меры борьбы.

В этой дифференциации вся суть, она изгоняет «врага» с данного рынка, и для этого вполне достаточно обращение против него повышенного тарифа при обычной двухтарифной системе, следовательно, общего тарифа вместо конвенционного или минимального. Но слепая ненависть создает обычно специальные надбавки в 50 и даже в 100% к наивысшему тарифу, особые дополнительные боевые пошлины (droits de represailles⁰⁰³, traitement differentiel⁰⁰⁴, Kampfzolle⁰⁰⁵, Retorsionszolle⁰⁰⁶). И так как никакого разумного, исходящего из каких-либо оснований, масштаба для них нет и быть не может, то для усмотрения открывается весьма широкое поле деятельности⁰⁰⁷.

Италия «довольствовалась» (и теперь тоже) надбавкой в 50%, а для товаров, допускаемых по общему тарифу беспошлинно, — пошлиной в 25% ценности; это применялось к провенансам тех стран, где итальянские товары или суда облагаются дифференциальной пошлиной, причем в каждом отдельном случае декретом определяется, какие товары подлежат дополнительной пошлине и в каком размере; декрет немедленно вносится на утверждение парламента.

Другие страны шли еще дальше. Дания допускает надбавки до 75%, Германия, Швеция и Финляндия до 100% (для беспошлинных товаров — обложение в половину или даже полную их стоимость)⁰⁰⁸. Франция предусматривала даже полное запрещение импорта в ответ на запрещение ее товаров. В России вовсе не было ограничений: по ст. 469 Уст. таможен., министру торговли и промышленности предоставлялось, по соглашению с министрами иностранных дел и финансов, издавать распоряжения о взимании с товаров тех стран, которые будут облагать ввозимые в них русские товары повышенными ставками против их общих таможенных тарифов, соответственных надбавок. В настоящее время это постановление заменено другим (9 марта 1922 г.), согласно которому в отношении товаров стран, не заключивших с Советами торговых соглашений или нарушивших заключенные соглашения, пошлина может быть повышена до 100%, а на товары беспошлинные установлены пошлины до 50% их стоимости.

Однако и помимо чрезмерно высоких пошлин уже один факт применения общего, или максимального, тарифа, нанося ущерб противнику в достаточной мере, означает пагубную для него таможенную войну, результаты которой, несмотря на мирный с виду характер, оказываются не менее жестокими и ужасными, чем столкновение народов на поле сражения. Но то же оружие одновременно обращается и против того, кто им пользуется, ибо даже, применяя только общий (или максимальный) тариф, т.е. повышенный против нормального (конвенционного или минимального), такой, в котором страна вовсе не нуждается, она не пропускает нужных ей же самой товаров, к которым население успело привыкнуть и которые теперь вынуждено исключить из своего обихода, заменяя их суррогатами, или же если товары и проникают в страну, то население в состоянии потреблять их все же лишь в меньшем количестве и оплачивает дороже.

Если один из признаков таможенной войны заключается в дифференцировании товаров противной стороны, то другой характерной ее особенностью является ограничение импорта противника свыше той меры, какая считается необходимой в интересах собственного хозяйства. Мало того, раз противник исключается из рынка, раз он не в состоянии продавать, то он лишен возможности и покупать, и государство остается с запасам товаров на руках, которые ему некуда девать, ибо лучший нередко покупатель его совершенно обессилен. Таким образом, нанося удар другому в отместку за причиненную ему несправедливость, государство само себя еще больше бьет, «напоминая ребенка, который, ударившись об стол, бьет его, т.е. ушибается еще раз». Ущерб, наносимый таможенной войной, еще более усиливается для каждой стороны вследствие обычно происходящего одновременного объявления войны обеими сторонами — каждое государство в ответ на боевые пошлины другого со своей стороны применяет то же оружие. В результате каждый бьет и себя и другого, получается нечто вроде японской дуэли, при которой «каждый из дуэлянтов распарывает себе живот только для того, чтобы мучить другого».

Не надо забывать и того, что из такого единоборства извлекают выгоды третьи государства, вступая в наследство, оставленное на произвол судьбы сильным конкурентом. Нередко получается такая картина, что этот новый наследник, не имея сам достаточного количества товаров для экспорта на освободившийся рынок, скупает их у своего же предшественника, которому доступ закрыт, по выгодной цене и под видом своих, в своей упаковке, со своими этикетками и надписями, экспортирует их туда же, где они прежде продавались под их истинным наименованием их действительными производителями. В таких странах и после окончания таможенной войны нелегко восстановить утраченные права. Новый конкурент успел укрепиться, его коммивояжеры сумели внедрить новые товары, последние вошли в обиход населения, реклама убедила жителей в их лучшем качестве, в больших доставляемых ими удобствах — хотя бы только кажущихся, — и нужно много времени, прежде чем истина будет раскрыта.

Первую попытку применить систему минимального тарифа сделала Испания, выработавшая в 1877 г., под влиянием протекционно настроенных кругов, новый таможенный тариф, который заменял прежний единый тариф, содержа две рубрики — одну для стран, признававших Испанию наиболее благоприятствуемой державой, другую, повышенную, — для прочих; уступок в первой не допускалось. Но, по настоянию Франции и не видя никакого выхода, Испания в 1882 г. вынуждена была пожертвовать более чем 90 ставками своего минимального тарифа, иначе говоря, упразднить его. Но и после этого провала Испания не думала отказываться от своих намерений, опубликовав снова в 1886 г. два тарифа и включив в первый все ставки, явившиеся результатом договоров. Этот тариф снова именовался минимальным, хотя на самом деле он был не чем иным, как обыкновенным конвенционным тарифом. Мало того, Испания продолжала упорно стоять на принципе минимального тарифа и при пересмотре своих тарифов в 1891-м и 1906 гг., в обоих случаях сохранив две автономные ставки — минимальную и максимальную, или, как они именуются в Испании, первый и второй тариф. В результате после реформы тарифа в 1891 г. вспыхнула сначала таможенная война с Францией, продолжавшаяся в течение нескольких месяцев (в 1892 г.), затем — тарифная война в продолжение двух лет с Германией (с мая 1894 г. по июль 1896 г.). Обнаруживалась невозможность заключения торговых договоров и со многими другими странами и необходимость замены их так называемым modus vivendi⁰⁰⁹ с правом прекращения в любое время (заявив всего за три месяца), т.е. положение полной неопределенности в товарообмене — таково было и отношение Испании к России с 1895 г. И в заключение все же Испания вынуждена была пойти на уступки, ибо ее положение становилось совершенно невозможным, вынуждена была вступить в соглашения. Много понижений было сделано Испанией в договоре со Швейцарией, причем и такие понижения, вследствие которых ставки оказывались даже ниже тех, которые имели место до тарифа 1891 г., например ставки на сыр, конденсированное молоко, часы, некоторые ткани, вагоны. И это называлось минимальным тарифом.

После составления минимального тарифа в 1906 г. были опять-таки заключены договоры, как будто бы минимального тарифа вовсе не существовало — в трактате со Швейцарией, например, того же года Испания более чем по ста пунктам частью закрепила ставки тарифа, частью понизила их, притом нередко в значительных размерах (на животных, продовольствие, пряжу, ткани, химические продукты, часы, машины). Вообще Испания наталкивалась на упорное и систематическое игнорирование другими державами ее тарифа; на сообщение Испании, что ее тариф минимальный и никакие уступки в нем немыслимы, они отвечали предложением вступить в переговоры по поводу размера ставок, и только в тех случаях, когда Испания соглашалась пойти далее минимального тарифа, ей удавалось заключить торговые договоры.

Конечно, при таких условиях и сторонники конвенционного тарифа ничего не могли бы возразить — Испания ведь систематически превращала свой минимальный тариф в конвенционный, — если бы этому превращению не предшествовали таможенные войны и иные вредные для международного товарообмена действия.

Гораздо серьезнее смотрела на дело Франция. Для нее минимальный тариф означал известное направление в области торговой политики, осуществление определенного, строго продуманного принципа, но и ей автономный тариф принес много ущерба. Уже при составлении тарифа 1882 г., «по счастливой мысли министра земледелия Тирара», как указывает Ожье, было установлено, что ставки на зерновые и животных не подлежат включению в договоры, иначе говоря, не могут быть ни понижены, ни закреплены. Последнее дало, правда, Франции возможность повысить их в 1885-м и 1887 гг., но зато отказ от понижения пошлин на живой скот как не входящих в состав конвенционного тарифа является одной из причин (хотя и не единственной) таможенной войны с Италией, которая началась в 1888 г.

Таковы были результаты принципа автономных пошлин уже тогда, когда он был допущен еще в самом незначительном размере, ибо все остальные статьи тарифа 1882 г. еще не имели минимального характера; в общем и целом этот тариф являлся конвенционным. Напротив, десять лет спустя знаменитый тариф 1892 г. представлял собою полный минимальный тариф, ибо Франция решительно заявила о своем твердом намерении создать автономный тариф, который дал бы государству свободу регулировать свои экономические отношения к другим странам без всякого вмешательства с их стороны. Правда, противники автономного тарифа указывали на возможность в этом случае разрыва с другими государствами, на то, что последние будут реагировать на отказ Франции принять во внимание их желания и нужды, так что Франция может оказаться изолированной от всего мира. Но сторонники его заявляли, что надо прежде всего покончить с системой конвенций, которая принесла Франции столько вреда, a priori⁰¹⁰ исключить всякий элемент соглашений из политики внешней торговли Франции, обеспечить сельскому хозяйству и промышленности внутренний рынок; он является истинным достоянием страны. Что же касается симпатий других государств, то наивно думать, что их можно приобрести, жертвуя экономическими интересами; страна не может быть изолирована в политическом отношении, если она сильна; не может быть экономически изолирована, если она богата. Наконец, Франция предлагает всем государствам свой минимальный тариф и наибольшее благоприятствование. А на случай, если бы они отказались, она имеет угрозу — общий тариф, значительно более высокий, чем тариф минимальный, при котором данная страна окажется в значительно худшем положении, чем все прочие государства, которым дается минимальный тариф.

К вопросу о готовности принять минимальный тариф сводились все переговоры с другими державами. Деятельность конференций из делегатов обеих сторон, обсуждающих тариф, была исключена; дипломатов заменил парламент, установивший незыблемый, не допускающий отступлений тариф. Лица, которые вели переговоры с другими странами, были связаны; как бы они ни желали пойти на уступки, сколь бы ни считали их возможными и целесообразными, они лишены были этого права. Между тем для других государств новый французский минимальный тариф, построенный на принципе строгой охраны «национального труда», был весьма невыгоден, обозначал значительное повышение ставок и сильное затруднение экспорта во Францию. И взамен его другие державы вынуждены были предоставить свой прежний договорный тариф с прежними ставками, ибо большинство из них никаких повышений в своих тарифах не произвело. Положение было для них явно невыгодное, и неудивительно, что они весьма сдержанно относились к французскому минимальному тарифу.

Уже Бельгия была весьма недовольна новым тарифом, который действительно в следующем же году вызвал сокращение ее экспорта во Францию на 25%. Но, не желая вызвать таможенной войны, Бельгия согласилась предоставить Франции свой конвенционный тариф и наибольшее благоприятствование, с правом, однако же, отменить последнее в любое время. Германия, в силу «вечного» наибольшего благоприятствования, по Франкфуртскому миру 1871 г., также вынуждена была принять минимальный тариф. Швейцария же, находившаяся в весьма оживленных торговых сношениях с Францией, нашла, что новый тариф, лишающий ее прежних выгод (полученных по договору 1882 г.), означает удар для швейцарского экспорта во Францию, и предъявила требование изменить 95 ставок минимального тарифа по 55 статьям. Но, по словам французского правительства, это было бы равносильно убийству самого тарифа, который представляет собою нечто цельное, — таможенная стена не может быть поколеблена ни в одном месте. Да и воспользовалась бы уступками, в сущности, Германия; это ее происки, лучшее доказательство — самый подбор требований. Правда, чувствуя, что дело может окончиться разрывом, Франция в результате все-таки, противореча себе самой, готова была понизить некоторые ставки на карманные часы, музыкальные ящики, дуговые лампы, химические экстракты и шоколад; но наиболее важные для Швейцарии статьи, относящиеся к хлопчатобумажной и шелковой промышленности, игнорировались. Парламент же отказался рассматривать даже эти внесенные правительством изменения. Усмотрев в этом отказе обиду для себя и убедившись в полной невозможности экспорта при таком тарифе, как выяснилось в течение первого года его применения, Швейцария ввела дополнительные боевые пошлины на французские товары, усилила обложение французских коммивояжеров и отказалась заключить с Францией договоры относительно судоходства и охраны авторской и промышленной собственности.

Швейцария сознавала, какие убытки она наносит себе разрывом торговых сношений с Францией, так как ее экспорт фабрикатов во Францию составлял прежде 10% всего экспорта, французские же промышленные изделия, экспортируемые в Швейцарию, не превышали 3% общей суммы ее экспорта. Но, говорили швейцарцы, «для того, кто стоит за дверью, безразлично, поворачивают ли ключ в дверях один или два раза». Вслед затем экспорт во Францию в 1893 г. сократился на 28 млн. фр., или
на 27,5%. Он сократился меньше, чем можно было ожидать, ибо понизившийся экспорт многих товаров, например шелковых тканей и вышивок, обозначал, в сущности, не что иное, как устранение французских посредников: изделия предназначались для Англии и теперь непосредственно вывозились туда⁰¹¹. Весьма убыточным для Швейцарии, напротив, было то, что многие предприятия по производству шелковых вышивок и анилиновых красок, чтобы не потерять французского рынка, открыли во Франции свои отделения и стали там развивать эти отрасли промышленности.

Но гораздо больше Франция пострадала от таможенной войны со Швейцарией. Под давлением швейцарского дифференциального тарифа вывоз французского сахара «понизился до смешного». Французские вина были заменены в Швейцарии испанскими и итальянскими, причем новые марки вин и после прекращения таможенной войны сохранили свое положение на швейцарском рынке. Как в области вывоза сахара, так и в сфере экспорта вин Франция потеряла свое положение в качестве главного поставщика, французский виноградарь лишился лучшего своего потребителя, прежде ежегодно приобретавшего французские вина на крупные суммы.

Исчезли из швейцарского рынка «в ужасающем размере» и французские промышленные изделия: шелковые, шерстяные, хлопчатобумажные, кожевенные, писчебумажные товары, металлы и изделия из них и т.д. Экспорт этих товаров сократился на 68%, что составляло около 60 млн фр. Общая сумма французского экспорта в Швейцарию понизилась с 228 млн в 1892 г. до 173 млн в 1893 г. и до 130 млн в 1894 г., и хотя в следующие годы — по прекращении таможенной войны — она снова постепенно поднимается, но и в 1898 г. она составляет всего
202 млн фр., т.е. не достигает цифры 1891 г. Если же исключить из цифр французской специальной торговли⁰¹² те товары, которые совершенно напрасно туда попадают, ибо это не французские, а заокеанские товары, идущие транзитом через Францию в Швейцарию, то окажется, что вывоз упал с 167 млн франков в 1892 г. до 84 млн в 1894 г., т.е. ровно вдвое, и достиг прежнего уровня лишь в 1901 г.

Принцип автономии в тарифе в связи с переходом от долгосрочных (10—12-летних) тарифных договоров к краткосрочным конвенциям (с правом отказа обеих сторон в любое время за год вперед) в то же время «лишил Францию истинной автономии и постоянства в области торговой политики», которыми она обладала при системе конвенционного тарифа. В то время как тогда другие страны не могли не считаться с ней, не могли, во всяком случае, до истечения договора с ней изменять свою торговую политику, теперь они заключают между собою долгосрочные тарифные договоры, устанавливают взаимные уступки, а затем, когда конвенционный тариф готов, распространяют его и на Францию, на основании принципа наибольшего благоприятствования. Так что от всякой руководящей роли в европейской торговой политике, от всякого влияния на тарифы других стран Франция совершенно устранила себя, будучи вынуждена брать то, что ей дают, чувствовать все перемены в торговой политике, проводимые другими державами, не имея возможности возражать против них (Арноне).

Кто же выиграл от таможенной войны, вызванной Францией? Ее злейший враг — Германия. Едва Франция отказалась ратифицировать договор со Швейцарией, как германские коммивояжеры хлынули в Швейцарию, и уже два месяца спустя французский сафьян был вытеснен германским, французские игрушки — нюрнбергскими, французские галантерейные товары — лейпцигскими. Металлургическая, машиностроительная, текстильная индустрия Германии — все они прекрасно заработали. С 228 млн в 1892 г. германский импорт в Швейцарию поднялся на 274 млн в 1895 г. и на 315 млн в 1898 г., Германия прочно завоевала швейцарский рынок и, конечно, впоследствии уже не отдала его обратно.

В конце концов Франция вынуждена была признать себя побежденной, как признал даже главный виновник минимального тарифа, «виновник всего несчастья», Мелин, которого изображали на карикатурах выжимающим посредством тяжелого пресса пот и кровь из народа и измеряющим, сколько крови в народе еще осталось. Даже он, «хотя и без особого восторга, но по причинам, диктуемым здравым смыслом», согласился понизить 29 ставок минимального тарифа, взамен чего Швейцария предоставила Франции свой конвенционный тариф и наибольшее благоприятствование.

После трехлетней войны был заключен мир, но и минимальный тариф перестал быть низшей границей; благодаря уступкам в нем возник еще третий тариф. Правда, сторонники автономного тарифа утверждали, что и Швейцария согласилась принять минимальный тариф, получив некоторые незначительные уступки, так что этот тариф «увенчан всеобщим признанием», формально же, для того чтобы соглашение со Швейцарией не имело формы конвенционного тарифа, уступки, сделанные ей, не были внесены в договор, а получили форму закона, видоизменяющего, как бы по собственному почину Франции, минимальный тариф, соответственно обещаниям, которые были даны Швейцарии; этот измененный минимальный тариф и был распространен на Швейцарию. Таким образом, форма была соблюдена, на самом же деле он был изменен не автономно, а на основании соглашения со Швейцарией.

Уже раньше, при заключении договора с Россией в 1893 г., Франция вынуждена была понизить пошлины на керосин, причем пониженные пошлины в этом случае были внесены в самый договор; но все же, кроме того, был издан и специальный закон, видоизменяющий минимальный тариф.

Помимо таможенной войны со Швейцарией, Франция, после вступления в силу минимального тарифа 1892 г. и из-за него вела еще несколько таможенных войн — с Испанией, Португалией и Румынией. Впрочем, в этих случаях она не одна была повинна; как мы видели, Испания еще до нее ввела минимальный тариф и отказывалась делать уступки в этом тарифе. Еще до появления французского минимального тарифа 1892 г., но в связи с минимальными ставками на животных тарифа 1882 г., как мы упоминали, а также под влиянием применения в Италии минимального тарифа 1887 г. началась в 1888 г. таможенная война Франции с другой страной, рынок которой необходим был Франции, — с Италией.

Итальянский минимальный тариф 1887 г. повысил, по сравнению с прежним тарифом пошлины на столь важные для Франции предметы экспорта, как оливковое масло, шерстяные, шелковые и смешанные ткани, готовые платья, металлические предметы, галантерейные товары; а в то же время Италия, предоставляя Франции одно лишь право наибольшего благоприятствования (и минимальный тариф), настаивала на понижении ставок на скот, что по французскому тарифу 1882 г. не допускалось. Франция отказывалась обменять свой конвенционный тариф (тогда у нее еще не было минимального) на минимальный итальянский, который в любое время может быть изменен, так как Италия денонсировала торговые договоры. В результате переговоры оборвались. Италия применила к Франции максимальный тариф; Франция, находя свой общий тариф несоответствующим итальянскому максимальному, ввела дополнительные боевые ставки; на это Италия в свою очередь ответила еще более высоким боевым тарифом. Правда, уже год спустя Италия односторонне уничтожила боевые пошлины, ограничиваясь одним максимальным тарифом. Франция же лишь в 1892 г., после того как и она ввела у себя два автономных тарифа, заменила надбавки к прежнему общему тарифу новым максимальным. Но в общем положение едва ли улучшилось — оба максимальных тарифа имели боевой характер. Только в 1898 г. состоялось соглашение, по которому Франция распространила на Италию свой минимальный тариф, а Италия, отказавшись от автономии, — свой новый конвенционный тариф, который являлся результатом тарифных договоров 1891—1892 гг. с Германией, Австро-Венгрией и Швейцарией.

Каковы же были результаты таможенной войны между Францией и Италией? Товарооборот между Италией и Францией до разрыва составлял 500 млн лир, в 1894 г. всего 220 млн, т.е. менее половины. С возобновлением торговых сношений они снова значительно возросли, но лишь в 1910 г. вернулись к уровню середины 80-х гг. По некоторым расчетам, убыток в итальянском экспорте равнялся за это время двум миллиардам лир, во французском — 1¹/₂ млрд фр. Если же проанализируем цифры несколько ближе, то получим еще более яркую картину разрушений. Уже с 1889 г. французский импорт в Италию, превышавший в 1886 г. пятую часть итальянского импорта, упал почти до одной восьмой его, в частности импорт промышленных изделий сократился с 26 до 16%. А в то же время импорт германских фабрикатов поднялся с 12 до 16%, т.е. Германия вполне догнала Францию. Французские шелковые материи, шерстяные ткани, стеклянные товары, красильные вещества, рельсы, машины, галантерейные товары, мыло уступили в Италии место английским и американским, особенно же германским товарам.

Но еще более пострадала Италия, экспорт из которой во Францию упал в 2¹/₂—3 раза, с 446 до 165 млн лир и с 44 до 17% итальянского экспорта, причем выиграла опять-таки прежде всего и в еще большей степени та же Германия. Вывоз вина из Италии во Францию почти прекратился, осталась одна десятая прежнего экспорта, и, несмотря на рост сбыта в Швейцарию и Германию, потеря не была покрыта и через десять лет. Велик был ущерб и в области экспорта и других продуктов, стоящих на первом месте: оливки, апельсины и лимоны, шелк-сырец, птица, скот — все они пострадали от таможенной войны. Франция по крайней мере покрыла недобор по вывозу в Италию усиленным экспортом в другие страны — в Англию, Испанию, Алжир. Италии же негде было наверстать брешь, образовавшуюся в ее вывозе.

Минимальный тариф действовал в Италии всего несколько лет — он появился в 1887 г., а в 1891 г. Италия уже заключала тарифные договоры, и все же за эти несколько лет он успел нанести убытки на целое десятилетие; но и он вновь вынужден был уступить место конвенционному тарифу, за который Италия уже крепко держалась вплоть до мировой войны.

И Россия пыталась применить минимальный тариф, но в то время, как Италия вернулась к конвенционному тарифу, Россия до 90-х гг. его вообще не знала и лишь теперь перешла от единого автономного тарифа, через двойной автономный тариф, к тарифным договорам.

Когда Германия в 1891 г. значительно повысила пошлины на зерно, а затем в пользу Австрии сделала уступку, которая распространилась и на Соединенные Штаты, Россия потребовала не только признания за ней права наибольшего благоприятствования, но и дальнейшего уменьшения хлебных пошлин, т.е. применения к ней ставок более низких по сравнению не только с общим, но и с конвенционным тарифом. Казалось бы, предъявляя такое требование, она в свою очередь должна была бы выразить готовность пойти навстречу пожеланиям Германии и согласиться на уменьшение ставок своего автономного тарифа, выработанного в 1891 г., который подводил итоги резко протекционистскому движению предшествующего 15-летия и во многих случаях был равносилен запрещению привоза иностранных товаров. Но Россия не сочла нужным принять в соображение характер этого тарифа и стеснения, устанавливаемые им для экспорта других стран, соглашаясь в крайнем случае на закрепление некоторых статей его. Тариф 1891 г. рассматривался в качестве минимального; повторялись старые фразы о том, что он тщательно соображен с интересами промышленности и существенные его изменения поколебали бы расчеты наших промышленников и их доверие к устойчивости дарованного им покровительства. А в дополнение к нему был создан путем прибавок в 15—30% второй — максимальный — тариф, который должен был применяться к государствам, не дающим нам конвенционных уступок.

Правительство допускало, что обложение германских товаров по максимальному тарифу может привести к разрыву с Германией и таможенной войне, но рассчитывало на то, что Германия пострадает от этого гораздо больше, чем Россия, и товары ее на русском рынке будут вскоре заменены английскими, так что неудобства, вызываемые их отсутствием, могут быть лишь временные. А в то же время оно надеялось на то, что такими репрессиями можно добиться равноправного с другими державами положения на германском рынке и в то же время сохранить свой минимальный тариф.

Но Германия, отказавшись от выполнения предъявленных Россией требований, предоставила Румынии, конкурентке России в области экспорта зерна, конвенционный тариф. Ответом явилось введение повышенного (максимального) тарифа на германские товары (1 июля 1893 г.) с прибавлением 50-процентной надбавки (боевые пошлины), за которым последовало повышение в Германии для русских товаров пошлин общего тарифа на 50%, т.е. применение к ним специального боевого тарифа (4/16 июля). Наконец, Россия повысила ластовый сбор с приходящих и уходящих германских судов с 5 коп. (с 2 т) до 1 рубля. Борьба продолжалась 8 месяцев — до февраля 1894 г.

На вопрос о том, кто больше пострадал в таможенной войне, происходившей между Россией и Германией с августа 1893 г. до февраля 1894 г. — Россия или Германия, ответить нелегко. По мнению Цвейга, Гимана и проф. Соболева, Германии был нанесен еще больший ущерб, чем России. Действительно, вывоз в Россию многих весьма важных для германского экспорта предметов сильнейшим образом упал. Например, вывоз железа, цинка, меди, цемента, химических продуктов, хлопка в 3—5 и более раз, хотя экспорт других товаров, как-то: кож, каменного угля — почти не изменился. В 1890—1892 гг. вошедшие в русские гавани под германским флагом суда по своей вместимости составляли 10% всех судов, а в 1893-м и 1894 гг. всего 6%, лишь в 1898 г. они достигли прежней цифры.

Цифры нашего вывоза не дают в этом отношении ничего определенного, ибо вывоз нашего зерна — главной величины в нашем экспорте — упал уже в 1892 г., до начала тарифной войны, вследствие неурожая 1891 г. и вызванного им запрещения экспортировать зерно; да и таможенной войне, как мы видели, предшествовали новые германские ставки на зерно, повышенные вообще, но сокращенные для конкурентов России. Последствия всего этого не могли исчезнуть и в следующем году (году таможенной войны), так что прежние факторы и новые тесно сплетаются. Все же кое-какие указания на результаты тарифной войны статистика дает⁰¹³.

В 1888—1891 гг. в Германию ввозилось русской пшеницы в среднем по 20,6 млн пуд., в 1892 г. — 15,7 млн пуд., а в 1893 г. — всего 1,3 млн, т.е. в 16 раз меньше по сравнению с нормальными годами и в 10 раз меньше, чем даже в 1892 г., — падение крайне резкое; в следующие же за окончанием таможенной войны 1894—1897 гг. импорт снова поднимается в среднем до 39 млн пуд. Пшеница, следовательно, явно пострадала от таможенной войны. Но в отношении других зерновых это уже вопрос спорный — их экспорт успел уже в предшествующий год настолько упасть под влиянием указанных причин, что дальше уже некуда было идти. Так было с рожью: обнаружилось падение в неурожайном 1892 г. в шесть раз — с 42,4 млн пуд. в 1888—1891 гг. до 7,5 — и затем уже только до 5,9 млн в 1893 г. Овес упал в 1892 г. в 20 раз — с 10 до ¹/₂ млн пуд. — и на том же месте остался и в следующем году. Наконец, в особом, весьма выгодном положении оказался ячмень, составляя противоположность пшенице: в 1892 г. экспорт его был ниже, чем в предыдущие годы, — вместо 16,6 млн пуд. — 10,8 млн, но в 1893 г. почти вернулся к прежнему уровню — 15,3 млн пуд., так что таможенная война, в сущности, мало коснулась его, а в следующие годы экспорт достигал в среднем 33 млн пуд.

Впрочем, если обратимся к общей цифре экспорта даже пшеницы, вывоз которой в Германию так сильно сократился, то окажется, что падение было вовсе не столь велико, ей пришлось лишь искать себе новые рынки; экспорт ее повысился в Италию (в 1888—1891 гг. в среднем
32 млн, в 1892 г. столько же, в 1893 г. 44 млн пуд.) и в Швейцарию (в 1888—1891 гг. 7 млн, в 1892 г. — год дифференциации пошлин на зерновые в Германии и год таможенной войны Швейцарии с Францией, сократившей экспорт французского зерна, 11,5 млн и в 1893 г. 14 млн). Возможно, что русское зерно обходным путем, через Бельгию и Нидерланды в том же или в перемолотом виде прокладывало себе путь в Германию. Несмотря на требование в Германии свидетельств о происхождении, это было вполне мыслимо; но насчет пшеницы приходится в этом сомневаться, ибо вывоз ее в Бельгию и Голландию сильно упал по сравнению с нормальными годами (в Бельгию вывезено из России в 1888—1891 гг. в среднем 7¹/₂ млн пуд., в 1892 г. 0,2 млн, в 1893 г. 2,5 млн, в Голландию в 1888—1891 гг. 17 млн, в 1892 г. 3,6 млн и в 1893 г. 5,1 млн.).

Что касается других видов зерна, то общее количество вывезенного овса, несмотря на сильное сокращение экспорта в Германию и в 1892-м и 1893 гг., поднялось в последнем году по сравнению с нормальными 1888—1891 гг. — возрастание отмечено в экспорте по Черному и Азовскому морям (7,4 млн вместо 5,3) и даже по западной сухопутной границе (6,1 вместо 4,5 млн). Общая же сумма экспорта сократилась немного —
с 64 до 56,5 млн пуд. (в 1892 г. всего 20 млн). Напротив, экспорт ржи как в 1892 г., так и в 1893 г. был гораздо ниже среднего (но в 1893 г. 32 млн, в 1892 г. всего 12 млн), так что потеря германского рынка — впрочем, и в том и в другом году — оставалась непокрытой. А ячмень, экспорт которого, как мы видели, и в Германию мало пострадал, вообще обнаружил рост экспорта, ибо в 1893 г. через черноморско-азовскую границу прошло вдвое более, чем в 1888—1892 гг. (вместо 51 млн — 103), в особенности значителен был рост его в Англию (вместо 26 млн — 42), Бельгию (вместо 4¹/₃ млн — 6¹/₂), Голландию (вместо 8 млн — 11), Францию (вместо 2¹/₂ млн — 9,4 млн).

Так что в результате Россия, по-видимому, отчасти сумела заменить одни рынки другими, отчасти пустить одни виды зерна вместо других. Общее количество зерна, вывезенного из России, составляло в 1893 г. всего на 10% меньше, чем в 1887—1891 гг. (404 млн пуд. вместо 443), тогда как в 1892 г. на 56% менее (196 млн), по стоимости же в 1893 г. на 22% меньше, чем в 1890—1891 гг. (175 вместо 224 млн руб.), — по причине понижения цен и замены более дорогих видов зерна более дешевыми; 1892 г., напротив, дал на 60% менее (92 млн). В следующие же годы находим успешный рост зернового экспорта по сравнению с 1888 —1891 гг. количественно и во всяком случае возвращение к нормальным годам по стоимости.

Таможенная война закончилась русско-германским торговым договором 10 февраля (29 января 1894 г.), которым Россия отказалась от минимального тарифа 1891 г., превратив его в общий тариф наряду с новым конвенционным, содержавшим значительно пониженные ставки. После этого Россия уже не делала попыток применять минимальный тариф.

Напротив, Балканские страны, Сербия и Греция не извлекли никакого урока из тридцатилетней истории минимального тарифа, и в 1910 г. и они решили сделать такую попытку, заранее, впрочем, сознавая, что если она не удалась более сильным государствам, то им трудно на что-либо рассчитывать. Понимая, что ставки, объявленные минимальными, они удержать не в состоянии, обе страны с самого начала готовы были идти на переговоры по поводу размера этих пошлин.

Строго выдержана система автономного тарифа, хотя и в несколько иной форме, в США. Здесь принцип — один общий для всех автономный тариф. Помимо него, максимальный тариф имеется лишь в зачаточном состоянии — это дополнительные пошлины (по тарифному закону Дингли 1898 г.) на кофе, чай, бобы, тонка и ваниль — для врагов в области торговых сношений и столь же ограниченные скидки для друзей: на винный камень, коньяк, шампанское, вина, картины и скульптурные работы; эти скидки предоставляет президент тем, кто делает уступки в пользу Америки, признаваемые им взаимными и равноценными. Такие уступки делались на практике на все эти предметы или только на некоторые из них взамен получения полностью или частью европейских конвенционных тарифов (на основах принципа компенсации).

Следовательно, автономный характер тарифа выдержан — понижения заранее предусмотрены и в крайне узких пределах, никакие пожелания и требования иностранных государств не принимаются в соображение, но зато и Америка ни на какие особые уступки в свою пользу не претендует.

Правда, тот же тарифный закон Дингли предусматривает и возможность заключения тарифных договоров, хотя и тут в определенных, заранее установленных пределах — понижение тарифа допускается не более чем на 20%; далее, беспошлинно могут быть допущены такие товары, которые произрастают или добываются в данной стране, но не производятся в США (речь идет, следовательно, лишь о продукции сельского хозяйства или горной промышленности и притом отсутствующих в Америке), и, наконец, возможно закрепление освобождения от пошлин с иных продуктов, изъятых от обложения по общему тарифу. Однако помимо таких чисто американских ограничений (для огромного большинства товаров, следовательно, скидка не более чем на 20%) еще существеннее то обстоятельство, что самое это постановление осталось на бумаге, ибо при заключении договора требовалось согласие обеих палат, а его получить невозможно было.

Это последнее условие содержится и в тарифном законе 1913 г., хотя в нем никаких ограничений нет: президент «уполномочен вести переговоры по заключению торговых сношений с иностранными державами, в коих предусмотрены будут взаимные уступки касательно свободы торговых сношений и дальнейшего развития промыслов и торговли» (Отд. IV. А).

В противоположность Франции, Италии и России Германия не проделывала опытов с минимальным тарифом, если не считать частичного превращения ставок общего тарифа 1902 г. — именно четырех статей, касающихся зерна, — в минимальные.

Со времен Каприви она крепко держалась за торговые договоры, понимая, какое крупное значение они обозначают для ее экспорта; с этого пути ее не могли свести даже объединенные промышленники и аграрии, когда в 1902 г. был выработан новый общий тариф. На требование выступить, по примеру Франции, с минимальным тарифом Германия ответила отказом, ибо это значит заранее открыть свои планы противнику — сообщить ему, до каких пределов мы идем, — ослабить свое положение в борьбе за выгодные договоры и, напротив, придать силу другим, а в результате свести переговоры, быть может, к нулю. Но для аграриев, с таким трудом добившихся — в общем тарифе — повышенных пошлин на зерно, она пошла на уступки, установив минимальные ставки на сельскохозяйственные продукты. Правда, это были минимальные пошлины не на все продукты, а только на четыре вида зерна, на пшеницу и полбу (5¹/₂ мар. за 100 кг, или 42 коп. с пуда вместо 3¹/₂ мар. в прежнем конвенционном тарифе), рожь (5 мар. за 100 кг, или 38 коп. с пуда вместо 3¹/₂ мар.), овес (тоже 5 мар. вместо 2,8 мар.) и пивоваренный ячмень (4 мар. со 100 кг, или 30 коп. с пуда, вместо 2 мар.).

Минимальные ставки на зерно примирили с долгосрочными договорами и правые партии завзятых противников тарифных договоров; они хотя и не усматривали в договорах верной опоры сельскому хозяйству, как и весьма недовольны были повышением наших пошлин по сравнению с договором 1893 г., но соглашались с тем, что отказ от заключения договоров мог бы привести к образованию экономической коалиции против Германии и к таможенной войне на всех фронтах. Возобновление договоров в 1905 г. называли даже патриотическим актом, поддержкой сельского хозяйства, которое является опорой правительства, и поздравляли канцлера с благополучным окончанием великого дела, что вызвало, впрочем, бурный хохот в рейхстаге.

Минимальные пошлины были направлены против России, и Германия сознавала, что интерес последней к заключению договора при исключении из него ставок на зерно сильно падает. И все-таки она сделала попытку, увенчавшуюся успехом, ибо политические условия в 1904 г. были таковы, что ссориться с Германией нам не приходилось. Россия пробовала выражать свое неудовольствие минимальными ставками, угрожать со своей стороны минимальным тарифом, но получила энергичный ответ от Германии, что эти ставки уже дело решенное. После этого в 1904 г. тарифный договор был заключен на основе минимальных ставок на зерно; хотя эти ставки и были закреплены, но они не подлежали изменению в течение всего 12-летнего срока действия договора (в сущности, нарушение принципа автономии в его чистой форме). Германия одержала победу, которая «обошлась нам дороже, чем русско-японская война».

Это одна из немногих побед минимального тарифа, хотя и неполного, но все же охватывающего крайне существенные в данном случае ставки; согласие России открыло путь и в другие страны — резко протекционистский тариф, да еще с минимальными ставками на зерно, все же после этого уже легко открывал себе двери к выгодным для Германии торговым договорам.

В отличие от Европы автономные тарифы широко распространены в колониях и экзотических странах. Это старая европейская система единого автономного тарифа с наибольшим благоприятствованием, нередко с отдельными исключительными льготами в пользу тех или других соседних или дружественных государств. Британские самостоятельные колонии — Канада, Южно-Африканский таможенный союз, Австралия, Новая Зеландия — выработали целую систему таких преимущественных, или преференциальных, пошлин, применяемых в интересах Великобритании, как и взаимно в межколониальном обмене. В одних случаях они делали это, повышая свой тариф и затем сочиняя второй, пониженный для метрополии и для других самостоятельных британских колоний, в других — сооружая повышенный тариф для всех «чужих» и тем сохраняя для «торговли между братьями» прежние, пониженные ставки. Частью преференциальный тариф осуществлялся при помощи огульных надбавок для посторонних или скидок в пользу «своих» в определенном проценте, хотя и различном по отдельным группам товаров, вплоть до полного освобождения некоторых из них для метрополии, или напротив, непредоставления ей никаких уступок для отдельных товаров; частью внимательно разбирались отдельные виды товаров, и преференциальные ставки для Великобритании и колоний осторожно нормировались в каждом отдельном случае.

Эту своеобразную колониальную систему автономного и особого преференциального тарифов Канада пыталась соединить с европейской системой максимального и минимального тарифов, притом совершенно не выдерживая ее, ибо она намеревалась в то же время заключать тарифные договоры. Получилось три автономных тарифа: преференциальный — низший, максимальный — высший и средний между ними — Intermediate Tariff. Последний был предназначен для тех стран, которые представляют Канаде право наибольшего благоприятствования; остальные же получают не этот тариф, а высший, а Британия и прочие колонии низший (преференциальный). При этом, однако, Канада, при заключении торгового договора с Францией установила для различных французских товаров ставки, содержащиеся не в среднем, а в самом низшем, преференциальном тарифе, так что получилось нарушение системы преференциальности; для нескольких же товаров (шипучих вин и некоторых фармацевтических препаратов) пошлина в договоре с Францией была даже ниже, чем в преференциальном тарифе, — еще большее нарушение системы преференциальных пошлин, как и самого принципа автономного тарифа. Получился, таким образом, какой-то своеобразный договорный тариф, четвертый тариф, совершенно игнорирующий всю столь искусно возведенную трехэтажную постройку тарифов, какая-то дополнительная, независимая от них пристройка, притом тариф чисто индивидуального характера, созданный для одной лишь Франции.

Канада не признает принципа наибольшего благоприятствования, так что никакого единого конвенционного тарифа у нее получиться не может — возникают специальные тарифы в той или иной комбинации ставок сообразно потребностям отдельных стран и предоставляемым ими компенсациям. Как бы то ни было, подобно США, допускающим в тарифном законе 1913 г. договорные тарифы, и Канада — и притом не в теории, а на практике — признала тарифные договоры, в форме, резко нарушающей таможенную автономию и противоречащей принципу минимального тарифа.

О тройном тарифе с преференциальными пошлинами шла речь и при проектируемом во время войны «экономическом сближении» между Австро-Венгрией и Германией. Имелся в виду не полный таможенный союз с единой территорией, а только специальный пониженный тариф на австро-германской границе с расчетом на будущее постепенное снятие ставок, — тариф, который должен когда-нибудь исчезнуть.

Попыток возродить старую систему автономного тарифа в форме тарифа минимального делалось, как мы видели, в предшествующий войне период весьма много, но ни одни из них вообще не имели серьезного характера: минимальный тариф был таковым лишь по названию, на самом же деле имел свойства общего тарифа, являясь исходной точкой для соглашений для нового пониженного договорного тарифа; в других случаях государства всячески старались удержаться на минимальном тарифе, допуская отступление от него лишь в крайних случаях, хотя, в сущности, и это обозначало гибель его, ибо ничего ниже минимального не может быть; на практике, конечно, имеет значение, насколько велики и существенны такие «поправки» к тарифу и какую роль соответствующие товары играют в импорте страны. С этой точки зрения можно сказать, что Франция в 90-х гг. лишь отчасти нарушила свой минимальный тариф, несравненно менее, чем Италия в 1890—1891 гг., чем Россия в 1894 г. и, во всяком случае, чем Испания, — и Россия и Испания совершенно провалились со своим тарифом, тогда как Франции удалось сохранить минимальные ставки для большей части импортируемых товаров.

Но для заключения договоров минимальный тариф всегда являлся крупным препятствием, и таможенные войны, столь многочисленные и жестокие в последние десятилетия, были вызваны в первую голову им. Вот почему одни государства, как Россия и Италия, отказались от него и предпочли ему систему конвенционных пошлин. Другие же страны, не желая порвать с автономной таможенной политикой, все же старались смягчить наиболее резкие проявления ее, идя на известную устойчивость в международных сношениях.

На пути создания такого смешанного автономно-конвенционного тарифа первые шаги, по-видимому, были сделаны той же Испанией, которая, как мы видели, впервые применила принцип минимального тарифа; в данном случае они оказались более удачными. После многочисленных таможенных войн Испания, ожидая после опубликования нового таможенного тарифа 1906 г. дальнейших столкновений, сочла необходимым обратить внимание на заявления и предложения некоторых держав, сделанные при самом пересмотре тарифа, и тем предупредить возможные неприятности, хотя бы со стороны определенных государств. Так, еще до издания этого тарифа Испания вступила в соглашение с Германией и последняя выразила готовность признать новый испанский минимальный тариф, если Испания примет во внимание ее интересы. Испания при пересмотре тарифа ограничилась невысокими ставками на лакированные кожи, на ножовый товар и на ряд других предметов, имеющих существенное значение для германского экспорта в Испанию.

При выработке тарифа Пейна?Олдрича в США дипломатические представители различных государств усердно подчеркивали недопустимость повышения некоторых ставок; благодаря их напоминаниям, оказавшим поддержку президенту Тафту и демократической партии, удалось остановить в некоторых пунктах попытки протекционистов к дальнейшему усилению тарифа, например в отношении ставок на кожаные перчатки, вышивки и т.д.

Еще большее влияние иностранные державы оказали на французский минимальный тариф 1910 г. Если последний в отличие от своего предшественника — тарифа 1892 г. не вызвал таможенных войн, то этим Франция обязана в значительной мере тому, что при пересмотре тарифа она шла навстречу требованиям других государств. Так, например, Германия и Австрия настояли на пониженных ставках на инструментальную сталь. США не допустили запретительных пошлин на хлопковое масло, которые имелись в первоначальном тарифе. Но особенно умела использовать свои дружественные отношения с Францией Великобритания. Она обратила внимание Франции на то, что отказ с ее стороны принять в соображение торговые интересы Англии и британских колоний мог бы привести к нежелательным последствиям в виде усиления агитации Чемберлена в пользу протекционизма, что было бы весьма неприятно для самой Франции. Это произвело впечатление, и Англия добилась уступок в обложении столь важных объектов экспорта во Францию, как сталь, сельскохозяйственные машины, инструменты, бумажная пряжа, сапожный товар, шляпы и т.д. Франция уступила Англии и в интересах индийских масляничных семян; с этих семян, на которые, по проекту, устанавливались высокие пошлины в целях защиты французского рапса, были в результате почти совсем сняты пошлины.

Другие ставки Франция понизила по предложению Швейцарии. При пересмотре тарифа в 1910 г. Франция обнаружила намерение упразднить те уступки, которые она сделала Швейцарии в 1895 г. с целью прекращения таможенной войны. Но Швейцария пригрозила новой таможенной войной, и под влиянием этого Франция отбросила мысль об усилении пошлин на шелковые ткани, часы, вышивки, машины, музыкальные инструменты, холодильные аппараты.

В том же 1910 г. США применили тот же способ — добились понижения пошлин на столь важное для них хлопковое масло в тарифах Сербии и Греции, причем и тут это было сделано еще до окончательного обсуждения новых проектов в парламенте.

Наконец, дипломатические представления сыграли роль и в судьбе проекта таможенных пошлин, внесенного в бельгийский парламент в 1910 г. Хотя вызван он был протекционистским течением, но его появление в то же время значительно облегчалось и желанием Бельгии оказать давление на новый французский тариф, который нарушал и ее интересы. Но представления Германии, указавшей на то, что не только Франция, но и она, Германия, пострадает от этих пошлин, облегчили задачу фритредерской партии, и законопроект не прошел.

Таким образом, в самое последнее предшествующее войне время экономическая наука могла отметить возникновение новой разновидности таможенного тарифа, видоизменение автономного тарифа, в который вносится известная договорная струя. Конечно, достигнуть основной цели всякого договорного тарифа — добиться соответствующих уступок у противника — этот суррогат конвенционного тарифа не в состоянии, ибо нет обсуждения отдельных статей на конференции представителей обоих государств, нет возможности поэтому добиться посредством уступок определенных компенсаций. Вместо единого договора, определяющего тарифы обоих государств, имеется два независимых друг от друга действия того и другого, сопровождаемых каждый раз определенными указаниями, предложениями и ходатайствами со стороны другого. Но являясь суррогатом конвенционного тарифа, такой смешанный тариф, фактически связанный требованиями других стран, будучи тарифом хотя и автономным, но все же не односторонним, вполне пригоден для устранения резких международных столкновений в таможенной области. Он устраняет наиболее опасное свойство автономного тарифа — его непримиримость, его способность вызывать экономический разрыв между государствами. В этой борьбе с главным недостатком автономного тарифа заключается его цель и значение. А сторонникам минимального тарифа он доставляет видимость автономного характера пошлин, успокаивает их и тем, что самый компромисс между собственными выгодами и интересами других государств достигается при этой смешанной системе уже в стадии составления и обсуждения тарифа, а не впоследствии по выработке и опубликовании его, что тариф получает окончательный облик у себя дома, а не на конференции, не является результатом соглашения.

Война выдвинула в России на очередь вопрос о форме и характере тарифа, и большинство, по-видимому, стояло за автономный, минимальный тариф, как такой, который гарантирует России свободу действия, «экономическое освобождение» от иностранных товаров, в особенности от германского импорта, приближает ее к самодостаточному хозяйству. Указывалось на то, что Германия втянула Россию в торговые договоры (тарифные), закрепила за собой на долгий срок пониженные ставки, нанеся ущерб русской промышленности и проложив путь немецким товарам, преследуя одну лишь цель — закрепостить за собой рынок в полтораста миллионов русских «варваров». «Война, разорвавшая связывавшие Россию торговые договоры, должна раз навсегда освободить ее и обезопасить от Германии, открыть дорогу развитию ее производительных сил, дать возможность строить свое хозяйственное будущее. Приветствовалось денонсирование 31 декабря 1916 г. договора России с Италией (вследствие чего действие его прекращалось с 1 января 1918 г.), так что — за падением германского и австрийского трактатов — оставались лишь французский и португальский договоры, которые, как утверждали, также надо прекратить поскорее, устранив таким путем — посредством дружественных переговоров — последние преграды на пути к таможенной самостоятельности. Только ликвидировав эти остатки конвенционных тарифов, мы «в состоянии будем приняться со свободными руками за большое дело: не чинить только свою таможенную политику, не класть на старое заплаты, а ломать и срывать его, чтобы построить нечто совершенно новое — просторное здание на крепком фундаменте». При будущей перестройке мирового хозяйства каждая страна должна думать о себе, а «вступать в новые торговые договоры с нашими союзниками — это значит попасть в новое экономическое рабство, заменить одно иго — Германию — другим, быть может не столь тяжелым, но все же добровольно налагаемым на себя бременем в виде требований союзных держав».

В таком смысле были инструктированы и делегаты России, командированные на Парижскую экономическую конференцию 1916 г.; «Россия, — говорилось в инструкции (Отд. В. «Постоянные меры взаимной помощи и сотрудничества между союзниками»), — для освобождения ее промышленности от порабощения промышленностью иностранной» (стало быть, не только германской!) предполагает «придерживаться автономного таможенного тарифа, ставки которого не подлежат закреплению или понижению по договорам; этот тариф применяется, под условием взаимности, к товарам, ввозимым как из союзных, так и из нейтральных стран; по отношению же к враждебным государствам будет применяться повышенное обложение, которое могло бы быть доведено до 100% в зависимости от обложения этими государствами русского ввоза».

Проектировалось, следовательно, два автономных тарифа: минимальный — для союзников и нейтральных стран, максимальный — для неприятельских держав. Парижская конференция нисколько не стесняла этой автономии. Она предусматривала на переходное время либо полный бойкот, либо существенные ограничения для неприятельских товаров (Отд. В, ст. 4), а в качестве постоянных мер для последующей эпохи, в целях оживления своих производительных сил и создания независимости от неприятельских государств, — самостоятельную, наиболее соответствующую интересам каждой страны экономическую политику, которая, между прочим, может отражаться «в таможенных пошлинах и запрещениях временного или постоянного характера» (Отд. С, ст. 1).

Конечно, рядом с мечтаниями о китайской стене, отгораживающей Россию от мирового рынка, высказывались и другие взгляды, исходившие из того, что Россия слишком втянута в мировой рынок, чтобы она могла выйти из него; напротив, ей придется и далее развивать свой экспорт, задача может заключаться лишь в прекращении гегемонии Германии путем «распыления» нашего экспорта между различными странами, как и в рассеянии естественного спутника его — импорта; наш рынок является большой приманкой как для наших врагов, так и для союзников, и при тонкой дипломатической игре мы сумели бы распределить этот рынок между претендентами на него с наибольшими для себя выгодами.

Но и те, кто скептически относился к идее торгового разрыва с Германией и кто верил в будущность торговых договоров и конвенционной политики, — и они не могли не признавать, что заключение тарифных соглашений немедленно по прекращении войны, и притом на продолжительные сроки, да еще при прогрессирующем обесценении валюты, было бы крайне трудно. Поэтому находили, что пока необходимо оставить за собой тарифную автономию, считаясь, конечно, при выработке тарифа и окончательном проведении его в качестве закона с нуждами и пожеланиями союзников, — речь шла, следовательно, о приведенной выше смешанной системе; только впоследствии, когда экономическая жизнь народов и мировой рынок вернутся к нормальному положению, можно будет возвратиться к прежнему сближающему народы и обеспечивающему будущность и русскому экспорту конвенционному началу.

Но во время заключения Брестского мира Германия для себя восстановила тариф Б, приложенный к русско-германскому торговому договору 1904 г., следовательно, свой прежний конвенционный тариф, действовавший до начала войны; все, что не попало по этому договору в конвенционный тариф, осталось в общем, и теперь, как и прежде, не было связано, допускало любые изменения. Но и конвенционный тариф Германия вправе была, по п. 2 отд. VI, денонсировать начиная с 30 июня 1919 г., так что спустя полгода она обладала бы полной тарифной автономией. В РСФСР также на первых порах возрождался старый конвенционный тариф А, включенный в торговый договор 1904 г., но сверх того теперь к конвенционному тарифу 1904 г. прикреплен был еще и общий тариф 1903 г.; вся та часть его, которая не была связана никаким договором, являлась прежде автономной, была теперь также закреплена, и притом не на краткий срок до 31 декабря 1919 г., а на продолжительный период вплоть до 31 декабря 1925 года⁰¹⁴.

Эту систему применил Версальский мир к Германии — тариф ее закреплен был вплоть до начала 1923 г. в наиболее важных своих частях, а именно в отношении всех тех ставок, которые к началу войны были связаны торговыми договорами, и сверх того относительно ряда других статей, имеющих значение для Антанты. Сюда относятся, например: зерновые, рис, масличные семена, хлопок, табак, южные плоды, колониальные товары всякого рода, растительные масла, искусственный шелк, шерсть. Точно так же Австрия лишена была, в силу Сен-Жерменского мира 10 сентября 1919 г. (на этом настаивала в особенности Италия), права повышать в течение 3 лет ставки на фрукты, овощи, оливковое масло, яйца, свиней, мясо и живую птицу, поскольку они были закреплены договорами, действовавшими к моменту начала войны.

Еще во время войны во Франции с разных сторон раздавались требования повысить общий, или максимальный, тариф и изменить систему применения минимального тарифа таким образом, чтобы последний являлся минимальным не только в том смысле, что ниже его нельзя идти ни в коем случае, но и в том отношении, что он составляет наименьший из существующих во Франции тарифов, но вовсе не тот нормальный тариф, который распространяется на все государства, предоставляющие Франции свой единый автономный или свой конвенционный тариф, поскольку таковой имеется. Иными словами, следует ввести систему дифференциации тарифных ставок, предоставляя каждой стране, с которой Франция заключает договор, те или иные скидки с общего тарифа, но отнюдь не минимальный тариф полностью. Последним могут воспользоваться целиком лишь некоторые страны в виде исключения. Получается весьма гибкая система, при помощи которой Франция может выговаривать себе в каждом отдельном случае те или иные скидки с общего тарифа в других странах и взамен их делать соответствующие понижения в своем общем тарифе, не доходя, однако, до ставок минимального тарифа.

Эту систему Франция действительно проводит в настоящее время. Она заключила ряд торговых договоров — с Италией, Испанией, Польшей, Эстонией, Финляндией, Канадой, Чехословакией. Везде применяется один и тот же принцип. Франция выговаривает себе различные уступки в виде допущения определенной квоты запрещенных к ввозу товаров, или права совершенно свободного импорта их, или в качестве скидок с общего тарифа и сверх того всегда наименьший имеющийся в стране тариф (наибольшее благоприятствование). А в то же время она для каждой страны разбивает все ставки своего тарифа на три группы. К одним товарам, привозимым из данной страны, применяется французский минимальный тариф. Для другой группы товаров устанавливается средний тариф (tarif intermediaire), получающийся путем процентных скидок (от 15 до 80%) с разницы между общим и минимальным тарифом. Следовательно, в каждом договоре составляются два списка: один — товаров, облагаемых наименьшими ставками, которые существуют в настоящее время и будут существовать впоследствии (по минимальному тарифу); другой — товаров с обозначением для них размера ставки в процентах (по среднему тарифу), причем и эта ставка сохраняется в том же проценте, независимо от размеров самих ставок, остается та же, как бы ни изменялись общий и минимальный тарифы. Наконец, все прочие товары, не попавшие ни в первую, ни во вторую группу, подлежат оплате по наивысшему, общему тарифу, который для большинства товаров значительно выше минимального. Об этих товарах в договорах вовсе не упоминается, так как исходную точку составляет общий тариф, и, лишь поскольку от него допускаются отступления, это необходимо особо оговорить.

Само собою разумеется, каждая страна, заключавшая договор, старалась выговорить себе у Франции для тех товаров, которые являются наиболее важными предметами экспорта ее во Францию, минимальный тариф. Но Франция идет на это лишь за соответствующие уступки с другой стороны и только постольку, поскольку это не противоречит ее интересам, т.е. поскольку означенные товары не являются опасными конкурентами каким-либо существенным отраслям ее промышленности. В последнем случае контрагенты идут на компромисс, соответствующим товарам предоставляется не минимальный тариф, а средняя между ним и общим тарифом ставка, которая может и приближаться к минимальному тарифу, если она, например, доходит до 80% разницы между обоими тарифами. Мы находим и такие случаи, когда Франция предоставляет минимальный тариф или скидку с общего тарифа тем или другим товарам в пределах определенной квоты, т.е. для известного количества данного товара, тогда как, поскольку импорт превышает установленную цифру, товар уже облагается по повышенной ставке, обычно по общему тарифу.

И до войны во Франции существовал такой средний тариф, лежащий между общим и минимальным, но он тогда применялся только к одной Канаде, был результатом специального соглашения с ней. В настоящее время таких посредствующих тарифов получается целый ряд, так как для каждой страны, с которой Франция заключает договор, она делает уступки по иным видам импортируемых товаров и (в среднем тарифе) в неодинаковых размерах по отдельным группам товаров. Конечно, и при установлении конвенционных тарифов делаются иные скидки с общего тарифа для каждого контрагента. Но там не получается многочисленных тарифов, ввиду того что они все, как мы видели, скреплены оговоркой наибольшего благоприятствования. Если бы Франция последнюю применяла к другим странам, то же получилось бы и в данном случае. Но тогда в результате господствующим оказался бы опять тот же минимальный тариф, который являлся таковым до войны, он был бы и теперь, в сущности, единым применяемым Францией тарифом.

Однако Франция, как мы видели, желала именно избегнуть такого обобщения минимального тарифа, она хотела установить многообразие тарифов и поэтому отказалась от применения принципа наибольшего благоприятствования к другим странам. Так что получился тот самый результат, который был бы налицо в том случае, если бы какая-либо страна установила несколько конвенционных тарифов, не сопровождающихся правом наибольшего благоприятствования⁰¹⁵ .

В сущности, так и поступает Франция. Мы имеем здесь перед собой ряд тарифных договоров, заключенных ею, ряд выработанных путем соглашения с другими странами конвенционных тарифов. До войны этого не было, никаких тарифных договоров Франция не признавала, никаких уступок не делала, а попросту предоставляла свой минимальный тариф. Так что может получиться представление, что нынешний образ действия Франции как будто гораздо более либеральный по сравнению с прежним: она идет навстречу пожеланиям других стран, делает в их пользу скидки со своего тарифа. Но это только так кажется. На самом деле она дает им гораздо меньше, чем прежде. Низшая граница и теперь установлена так же, как это было раньше. Но даже на эту низшую границу они уже не могут претендовать полностью.

В ее пределах устанавливаются таможенные тарифы в каждом отдельном случае. Договоры, заключаемые Францией, отличаются от прежних тарифных договоров или имеющих ныне место в других странах лишь тем, что вместо определяемых в твердых цифрах ставок, обычно в виде пошлины с тонны, которая для данного товара фиксируется (или в проценте от его цены), вносится в договор скидка с разницы между ставкой общего и минимального тарифа, выраженная в процентах. Это соответствует принципу Франции не связывать себе рук, сохранять за собой свободу изменения ставок. Последняя, действительно, остается, так как Франция может изменить в любое время не только общий и минимальный тариф (она предоставляет в отношении известной группы товаров тот тариф, который в каждое данное время будет минимальным, не определяя самого содержания его), но и средний тариф закрепляет только процент с существующей в каждом данном случае разницы ставок, но отнюдь не самые ставки.

Так что мы имеем перед собой новую своеобразную систему таможенного тарифа, систему ряда конвенционных тарифов, одновременно существующих в стране, но конвенционных тарифов особого типа, по своему содержанию совершенно неопределенных, не имеющих ни одной связанной ставки. Каждая ставка может быть Францией в любой момент изменена, произвольно повышена, чего настоящий конвенционный тариф совершенно не допускает. И все-таки это конвенционные тарифы, являющиеся результатом особого соглашения, тарифы, прилагаемые к торговым договорам; и торговый договор, содержащий список товаров, облагаемых по минимальному тарифу, и другой список товаров, пользующихся скидкой с разницы между ним и общим тарифом, не может не быть назван тарифным договором. Но только это конвенционные тарифы и тарифные договоры особого рода, построенные по новой, ранее неизвестной системе⁰¹⁶.

Отличие их от старой системы заключается еще и в том, что конвенционный тариф этого нового типа существует одновременно с минимальным тарифом. До войны такая комбинация не была известна. Минимальный и конвенционный тариф не могли идти рука об руку, исключали друг друга. А теперь то, что казалось прежде немыслимым, стало реальным фактом. Франция идет на соглашения, делает уступки (хотя и не связывает ставок, а предоставляет лишь наименьший существующий в каждое данное время тариф для одних товаров и определенную в процентах скидку для другой группы), но при этом она может заключать конвенционный тариф лишь в границах известного заранее установленного минимума. Она имеет, с другой стороны, минимальный тариф, но в пределах его заключает тарифные договоры.

При такой комбинации минимального тарифа с конвенционными нельзя, конечно, уже выдвигать против первого того возражения, которое делалось прежде, что другие страны знают заранее, что они получат, и поэтому могут с своей стороны не пойти совершенно на уступки. В данном случае им приходится выговаривать себе применение минимального тарифа к одним товарам, возможно больших процентных скидок (с разницы между общим и минимальным тарифами) к другим, стараясь добиться первого для наибольшего количества, для остальных второго, применяемого иногда лишь к определенной квоте, — они стараются достигнуть того, чтобы эта квота была как можно больше. Так что выгоды можно получить и очень большие, или, наоборот, весьма незначительные. Приходится ради этого со своей стороны делать всевозможные уступки.

Однако и во Франции в последнее время стали указывать на неправильность установления таких промежуточных тарифов, находя, что в то время, когда она предоставляла свой минимальный тариф всем государствам, она находилась в гораздо более выгодном положении. Выражением этих новых взглядов является новый франко-германский договор 17 августа 1927 г. И здесь применяется система списков, практикуемая во Франции, как и в других странах после войны, посредством которой устанавливались до сих пор различные скидки и различные правила для разных групп товаров. Однако в договоре с Германией они имеют уже иной характер. Так, любопытно уже то обстоятельство, что многие ставки товаров, перечисленных в списке А, который предоставляет Германии действующий французский минимальный тариф, закреплены, так что Франция лишена возможности в будущем изменить их без согласия Германии, руки у нее связаны. Но еще важнее особенности списка В, который содержит три четверти товаров, экспортируемых Германией во Францию, и ставки которого не только закреплены полностью, но закреплены не соответственно размерам действующего французского минимального тарифа, а исходя из нового проектируемого Францией тарифа, причем они почти наполовину ниже ставок содержащихся в проекте французского таможенного тарифа, не одобренного французским парламентом. Сверх того этот договор устанавливает, в отличие от предыдущих наибольшее благоприятствование.

Однако наряду с такими новшествами, обнаруживающимися в германско-французском торговом договоре, мы все же находим применение прежней системы промежуточных тарифов в договорах, заключаемых и в последнее время Францией с другими странами. И во всяком случае минимальный тариф (соединенный с общим) сохраняется и в новом французском проекте.

В других странах, где до войны существовал минимальный тариф, он и теперь остался и имеет тот же характер, что и раньше. Так, Испания в 1922 г. опубликовала свой новый таможенный тариф, по-прежнему состоящий из «первого тарифа» — максимального и «второго тарифа» — минимального. Но в действительности и теперь эта система так же мало выдерживается, как и раньше. Минимальный тариф отнюдь не является таковым, а превращается в общий тариф, с которого делаются скидки. Так, в силу договоров, заключенных со Швейцарией и Францией, Испания уже понизила различные ставки минимального тарифа, так что опять получился третий — конвенционный тариф. Это предусмотрено тарифным законом 22 апреля 1922 г., который предоставляет правительству право, после заслушивания заключения комиссии по охране испанской промышленности и постоянной тарифной комиссии, делать скидки со второго тарифа тем странам, которые согласятся предоставить испанским товарам равноценные льготы. Эти скидки не должны быть огульны, а могут касаться лишь отдельных товаров и, по общему правилу, не должны превышать 20% ставок второго тарифа. Однако в исключительных случаях правительство может делать уступки и превышающие 20%.

В противоположность Испании Португалия отказывается делать понижения против ставок минимального тарифа. Законом 20 апреля 1923 г. установлены новые максимальный и минимальный тарифы, которые заменили ту же систему, существовавшую до войны (максимальный вдвое выше минимального). Португалия по-прежнему применяет минимальный тариф не только ко всем тем государствам, с которыми заключены торговые договоры, но и к тем, с которыми никаких соглашений не существует, но которые со своей стороны облагают португальские товары минимальным или иным наиболее низким тарифом. Лишь в отношении прочих действует максимальный тариф, почти все ставки которого вдвое выше по сравнению с минимальным. В момент издания нового тарифа еще существовали, в силу действовавших торговых договоров, особые льготы в пользу отдельных стран, вследствие чего имелись ставки более низкие, чем установленные в новом минимальном тарифе. Это решено устранить, приведя все соглашения в соответствие с ним и ни в коем случае не опускаясь ниже его.

И Югославия сохранила старую сербскую систему тарифа 1904 г., установив новые максимальный и минимальный тарифы 4 июня 1921 г. Однако она распространяет минимальный тариф лишь на те государства, которые не заключили с нею торговых договоров, и не только не допускает понижения его, но даже не признает закрепления этих ставок в договорах, оставляя за собой полную свободу действий.

Новое явление составляет применение этой системы в Бельгии. Здесь был впервые в 1923 г. выработан новый двойственный тариф, максимальный и минимальный, причем первый по общему правилу втрое выше второго. Он распространяется на страны, с которыми не заключено торговых договоров, а также на те, которые не ставят Бельгию в равное с прочими положение и не предоставляют ей права наибольшего благоприятствования или стесняют бельгийскую торговлю. Временно он может быть применен и к товарам тех стран, конкуренция которых может быть опасна для бельгийской промышленности вследствие расстройства валюты.

В договорах с Чехословакией, Австрией и Германией Бельгия установила средний тариф (между максимальным и минимальным), но с
1 октября 1926 г. он более не применяется. С другой стороны, бельгийский закон допускает в особенных случаях понижение ставок ниже минимального тарифа с последующим утверждением парламента. Но до сих пор и это не осуществлялось на практике, так что фактически в Бельгии действует минимальный тариф.

И в Греции, Норвегии, Бразилии, Чили применяется ко всем странам один и тот же минимальный тариф, предоставляемый им в силу права наибольшего благоприятствования.