[Mises L. von. Liberalismus.
1927.
Мизес Л. фон. Либерализм / Пер. с англ. А. В. Куряева. – М.: Социум, Экономика,
2001. 239 с.]
————————————
Введение
1. Либерализм
2. Материальное благополучие
3. Рационализм
4. Цель либерализма
5. Либерализм и капитализм
6. Психологические корни антилиберализма
————————————
————————
————
Философы, социологи и экономисты XVIII и начала XIX вв. сформулировали политическую программу, служившую руководством для социально-экономической политики сначала в Англии и Соединенных Штатах, затем на европейском континенте и, наконец, в остальных частях населенного мира. В полной мере эта программа не была реализована нигде. Даже в Англии, которую называли родиной либерализма и образцом либеральной страны, сторонникам либеральной политики никогда не удавалось воплотить все свои требования. В остальном мире на вооружение брались только отдельные части либеральной программы, в то время как другие, не менее важные, либо отвергались с самого начала, либо от них отказывались через короткий промежуток времени. Лишь с некоторой натяжкой можно сказать, что мир когда-либо пережил либеральную эпоху. Либерализму так и не позволили воплотиться полностью.
Тем не менее, каким бы кратковременным и ограниченным ни было господство либеральных идей, этого оказалось достаточно, чтобы изменить облик мира. Произошел взрыв экономического развития. Освобождение производительной силы человека многократно преумножило средства существования. Накануне мировой войны001 (которая сама явилась результатом длительной и ожесточенной борьбы против либерального духа и которая протекала в период еще более ожесточенных нападок на либеральные принципы) мир был населен несравненно более плотно, чем когда бы то ни было, и каждый житель Земли мог жить несравнимо лучше, чем это было возможно в прежние века. Процветание, созданное либерализмом, значительно снизило детскую смертность, безжалостный бич более ранних эпох, и в результате улучшения условий жизни увеличило ее среднюю продолжительность.
Процветание коснулось не только избранного класса привилегированных особ. Накануне мировой войны рабочий в промышленно развитых странах Европы, в Соединенных Штатах и в заморских доминионах Англии жил лучше, чем не так давно жил аристократ. Он не только мог есть и пить в соответствии со своими желаниями; он мог дать своим детям более хорошее образование; он мог, если хотел, принимать участие в интеллектуальной и культурной жизни страны; и если обладал достаточным талантом и энергией, то мог без труда поднять свой социальный статус. Именно в странах, которые пошли дальше всего в реализации либеральной программы, вершина социальной пирамиды состояла в основном не из тех, кто с самого рождения находился в привилегированном положении благодаря богатству или высокому титулу своих родителей, а из тех, кто в благоприятных условиях благодаря собственным силам выбился наверх из стесненных обстоятельств. Барьеры, разделявшие в прежние века господ и крепостных, пали. Теперь существовали только граждане, обладающие равными правами. Не было ограничений и преследований из-за национальности, взглядов или веры. Прекратились внутренние национальные и религиозные гонения, войны между странами стали реже. Оптимисты уже приветствовали зарю новой эры вечного мира.
Но события повернулись иначе. В XIX в. внезапно появились сильные и яростные враги либерализма, которым удалось уничтожить большую часть того, что было сделано либералами. Сегодня мир больше не желает слушать о либерализме. За пределами Англии термин “либерализм” открыто объявлен вне закона. В Англии, разумеется, еще существуют “либералы”, но большая их часть является таковыми только по названию. Фактически они являются умеренными социалистами. Сегодня политическая власть повсеместно находится в руках антилиберальных партий. Программа антилиберализма высвободила силы, раздувшие пожар мировой войны, и благодаря импортным и экспортным квотам, пошлинам, миграционным барьерам и тому подобным мерам довела страны мира до взаимной изоляции. Внутри каждой страны антилиберализм привел к социалистическим экспериментам, результатом которых стало снижение производительности труда и соответствующее увеличение нужды и страданий. Любой, кто сознательно не игнорирует факты, должен признать, что признаки приближающейся катастрофы мировой экономики присутствуют повсюду. Антилиберализм ведет к краху цивилизации.
Если кто-то желает узнать что такое либерализм и какие цели он преследует, то он должен не просто обратиться к истории за информацией о том, за что выступали либеральные политики и чего они добились. Ибо либерализму нигде не удалось полностью выполнить свою программу так, как она была задумана.
Программы и деятельность тех партий, которые сегодня называют себя либеральными, также никак не могут прояснить природу подлинного либерализма. Мы уже упоминали, что даже в Англии то, что сегодня понимается под либерализмом, гораздо больше похоже на политику тори и социализм, чем на старую программу сторонников свободной торговли. Если существуют либералы, которые, подписываясь под национализацией железных дорог, шахт и других предприятий и даже поддерживая протекционистские тарифы, считают это совместимым со своим либерализмом, становится очевидным, что сегодня от либерализма не осталось ничего, кроме названия.
Чтобы почерпнуть идеи либерализма, сегодня также уже недостаточно изучать работы его великих основателей. Либерализм — это не законченная доктрина или застывшая догма. Наоборот, он является приложением учений науки к общественной жизни человека. И так же как экономическая наука, социология и философия не стояли на месте со времен Давида Юма, Адама Смита, Давида Рикардо, Иеремии Бентама и Вильгельма Гумбольдта002, доктрина либерализма сегодня отличается от того, чем она была в их эпоху, хотя ее фундаментальные принципы остались неизменными. На протяжении многих лет никто не попытался в сжатой форме представить суть этой доктрины. Это может служить оправданием нашей попытки проделать такую работу.
Либерализм представляет собой доктрину, целиком и полностью направленную на поведение людей в этом мире. В конечном счете, он не подразумевает ничего, кроме повышения материального благополучия людей, и напрямую не касается их внутренних, духовных и метафизических потребностей. Он обещает людям не счастье и умиротворение, а лишь максимально полное удовлетворение всех тех желаний, которые могут быть удовлетворены с помощью вещей внешнего мира.
Либерализм часто упрекают за его чисто внешнее и материалистическое отношение ко всему земному и преходящему. Мол, не хлебом единым жив человек. Существуют более высокие и более важные потребности, чем пища и питье, кров и одежда. Даже величайшие земные богатства не могут дать человеку счастья; они оставляют неудовлетворенным и алчущим его внутренний мир, его душу. Самая серьезная ошибка либерализма состоит в том, что ему нечего предложить более глубоким и благородным устремлениям человека.
Однако такого рода критики всего лишь демонстрируют, что придерживаются весьма несовершенного и материалистического понимания этих высших и благородных потребностей. Социально-экономическая политика с помощью средств, которыми она располагает, может сделать людей богаче или беднее, но ей никогда не удастся сделать их счастливыми или удовлетворить их самые сокровенные желания. Здесь бессильны любые внешние средства. Все, что может сделать социально-экономическая политика, — это устранить внешние причины боли и страданий; она может способствовать установлению системы, которая накормит голодных, оденет раздетых и даст кров бездомным. Счастье и удовлетворение зависит не от еды, одежды и крыши над головой, а прежде всего от того, что человек лелеет внутри себя. Либерализм занимается исключительно материальным благополучием человека не от презрения к духовным благам, а вследствие убежденности в том, что до самого высокого и самого глубокого в человеке невозможно добраться никаким внешним регулированием. Он стремится обеспечить только внешнее благополучие, потому что знает, что внутреннее, духовное богатство не может прийти к человеку извне, а только из глубины его собственного сердца. Он не стремится создать ничего, кроме внешних предпосылок развития внутренней жизни. И не может быть никаких сомнений в том, что относительно зажиточному человеку ХХ в. легче удовлетворить свои духовные потребности, чем, скажем, человеку Х в., который без продыха добывал себе средства пропитания, едва достаточные для простого выживания, или был озабочен защитой от угрожавших ему врагов.
Конечно, нам нечего возразить, когда материалистичную направленность либерализма отвергают последователи многочисленных азиатских и средневековых христианских сект, воспринявших доктрину полного аскетизма и в качестве идеала человеческой жизни выбравших бедность и свободу от потребностей, свойственную птицам в лесу и рыбам в море. Мы можем лишь попросить их позволить нам без помех идти своим путем, так же как мы не препятствуем им следовать на небеса своей дорогой. Пусть себе мирно скрываются от людей и мира в своих кельях.
Подавляющему большинству наших современников аскетический идеал непонятен. Но как только отвергаются принципы аскетического образа жизни, становится невозможно упрекать либерализм за стремление к внешнему благополучию.
Помимо всего прочего, либерализм обычно упрекают за рационалистичность. Он желает все рационально регламентировать и не может понять, что в действительности в делах человеческих большое место отведено чувствам и вообще иррациональному, т.е. тому, что не является рассудочным.
Однако либерализм ни в коем случае не упускает из виду того факта, что люди иногда действуют неразумно. Если бы люди всегда поступали разумно, было бы излишним призывать их руководствоваться разумом. Либерализм утверждает не то, что люди всегда действуют разумно, а скорее то, что в их собственных правильно понимаемых интересах им следует вести себя разумно. А суть либерализма заключается в том, чтобы признать права разума в сфере социально-экономической политики, точно так же как они без лишних рассуждений признаются во всех остальных сферах человеческой деятельности.
Если в ответ на рекомендацию врача вести разумный — т.е. здоровый — образ жизни некто возразил бы: “Я знаю, что ваш совет разумен, однако мои чувства не позволяют мне ему следовать. Я хочу делать то, что наносит вред моему здоровью, даже несмотря на то, что это, возможно, неразумно”, — вряд ли кто-либо посчитал бы такое поведение достойным одобрения. Что бы мы ни предпринимали в своей жизни для достижения поставленной перед собой цели, мы стараемся делать это разумно. Человек, который хочет перейти железнодорожные пути, не выбирает для этого момент, когда мимо проходит поезд. Человек, который хочет пришить пуговицу, будет стараться не уколоться иголкой. В каждой сфере своей практической деятельности человек разработал приемы или технологии того, как следует поступать, если не желаешь вести себя неразумно. Все признают, что человеку желательно овладеть приемами, которыми он может пользоваться в жизни, а тот, кто вторгается в область, методиками которой он не владеет, высмеивается как “сапожник”.
Считается, что только в сфере социально-экономической политики все должно быть иначе. Здесь решающее значение должны иметь чувства и импульсы, а не разум. Вопрос о том, как организовать дела, чтобы обеспечить хорошее освещение в темное время суток, обычно обсуждается только на основе разумных аргументов. Однако, как только обсуждение достигает момента, когда требуется решить, должно ли предприятие, занимающееся освещением, управляться частными лицами или муниципалитетом, разум более не считается эффективным. Здесь результат должен определяться чувствами, мировоззрением, короче, неразумностью. Мы тщетно вопрошаем: почему?
Организация человеческого общества в соответствии с моделью, наиболее пригодной для достижения поставленных целей, является вполне прозаичным и обыденным вопросом, не отличающимся, скажем, от сооружения железной дороги или производства одежды или мебели. Надо признать, что государственные дела важнее, чем все остальные практические вопросы человеческого поведения, так как общественный порядок является фундаментом всего остального, и для каждого человека успех в достижении своих целей возможен только в обществе, благоприятствующем их достижению. Но как бы высоки ни были сферы политических и социальных вопросов, они все равно относятся к проблемам, подлежащим человеческому управлению, и, следовательно, должны судиться по канонам человеческого разума. В таких вещах не меньше, чем во всех наших земных делах, мистицизм приносит только вред. Сила нашего разумения весьма ограничена. Мы не можем надеяться когда-либо раскрыть все тайны Вселенной. Но тот факт, что мы никогда не сможем понять смысла и цели нашего существования, не мешает нам предпринимать предосторожности, чтобы избегать инфекционных болезней, или использовать соответствующие средства, чтобы прокормить и одеть себя; не должно это нас останавливать и в деле организации общества таким образом, чтобы те земные цели, к которым мы стремимся, достигались наиболее результативно. Даже государство и правовая система, правительство и его аппарат не являются слишком высокими, важными и грандиозными материями, чтобы их нельзя было включить в область рационального осмысления. Проблемы социально-экономической политики суть проблемы социально-экономической технологии, и их решение следует искать теми же самыми путями и теми же самыми средствами, которые находятся в нашем распоряжении при решении других технических проблем: посредством рационального размышления и изучения заданных условий. Всему, чем является человек и благодаря чему он возвышается над животными, он обязан своему разуму. Почему именно в сфере социально-экономической политики он должен отказываться от использования разума и доверяться неопределенным и смутным чувствам и импульсам?
Существует широко распространенное мнение, будто либерализм отличается от других политических движений тем, что ставит интересы части общества — имущих классов, капиталистов и предпринимателей — выше интересов других классов. Это утверждение совершенно ошибочно. Либерализм всегда имел в виду благо всех, а не какой-либо особой группы. Именно это хотели выразить английские утилитаристы — хотя, надо признать, не слишком умело — в своей знаменитой формуле “наибольшее счастье наивозможно большего числа членов общества”003. Исторически либерализм был первым политическим движением, которое имело целью способствовать благосостоянию всех людей, а не отдельных групп населения. Либерализм отличается от социализма, который также провозглашает стремление к благу для всех, не по цели, к которой он стремится, а по средствам, которые он выбирает для достижения этой цели.
Если кто-то утверждает, что следствием либеральной политики является или должно быть благоприятствование особым интересам определенных слоев общества, все равно остаются вопросы, открытые для обсуждения. Одна из задач настоящей работы — как раз показать, что такой упрек никак не обоснован. Однако нельзя изначально обвинять в нечестности человека, который его выдвигает. Хотя мы считаем это мнение неправильным, вполне может быть, что человек абсолютно убежден в его справедливости. В любом случае тот, кто нападает на либерализм подобным образом, считает, что его намерения бескорыстны, и он желает именно того, что говорит.
Совсем иное дело — те критики либерализма, которые упрекают его в желании содействовать не общему благополучию, а только особым интересам определенных классов. Такие критики и недобросовестны, и невежественны. Выбрав такой способ нападения, они демонстрируют, что внутренне отдают себе отчет в слабости своих аргументов. Они используют отравленное оружие, поскольку в противном случае не могут надеяться на успех.
Если врач демонстрирует пациенту, просящему вредную для его здоровья еду, пагубность его желания, никто не скажет: “Врач не заботится о благе пациента; тот, кто желает пациенту добра, не должен лишать его удовольствия наслаждаться изысканной пищей”. Все поймут, что врач советует пациенту отказаться от удовольствия, которое приносит наслаждение вредной пищей, только для того, чтобы избежать ущерба для его здоровья. Но как только дело касается социально-экономической политики, отношение резко меняется. Когда либерал выступает против определенных популярных мер, потому что в результате их осуществления он ожидает вредные последствия, то его осуждают как врага народа, а прославляются демагоги, которые, не рассматривая отрицательных последствий, рекомендуют то, что им кажется целесообразным в данный момент.
Разумные действия отличаются от неразумных действий тем, что предусматривают временные жертвы. Последние являются только кажущимися жертвами, так как c избытком компенсируются благоприятными результатами, которые будут получены позже. Человек, избегающий вкусной, но нездоровой пищи, приносит лишь временную, кажущуюся жертву. Результат — непричинение вреда его здоровью — показывает, что он ничего не потерял, а только выиграл. Однако, чтобы действовать таким образом, необходимо предвидеть последствия своих действий. Демагог пользуется этим. Он не соглашается с либералом, который призывает к временным и всего лишь кажущимся жертвам, и называет его бессердечным врагом народа, между делом утверждая себя в качестве друга человечества. Защищая поддерживаемые им мероприятия, он хорошо знает, как затронуть сердца своих слушателей и расстрогать их до слез намеками на нужду и страдания.
Антилиберальная политика — это политика проедания капитала. Она предлагает более обеспеченное настоящее за счет будущего. Это в точности случай того самого пациента, о котором мы говорили. И там, и там относительно тяжелые последствия в будущем противостоят относительно большому мгновенному удовольствию. Говорить здесь якобы о том, что бессердечие противостоит филантропии, просто нечестно и неверно. Не только обычное поведение политиков и прессы антилиберальных партий заслуживает подобных упреков. Почти все авторы школы Sozialpolitik004 пользовались этим скрытым методом борьбы.
Существование нужды и страданий в нашем мире не является, как склонен думать недалекий среднестатистический читатель газет, аргументом против либерализма. Именно нужду и страдания либерализм и стремится уничтожить, считая предлагаемые им средства единственно подходящими. Пусть тот, кто думает, что знает лучшие или просто иные средства достижения этой цели, докажет это. Утверждение, что либералы стремятся не к благу всех членов общества, а только к благу особых групп, ни в коей мере не заменяет этого доказательства.
Факт существования нужды и страданий не являлся бы аргументом против либерализма, даже если бы мир сегодня следовал либеральной политике. Всегда оставался бы открытым вопрос о том, не было бы еще большей нужды и страданий, если бы преобладала иная политика. С учетом того, как в настоящее время стреножено функционирование института частной собственности, и препятствий, возведенных на ее пути антилиберальной политикой, очевиден весь абсурд вывода каких-либо аргументов против правильности либеральных принципов из того факта, что экономические условия сейчас не являются такими, как хотелось бы. Чтобы оценить, чего добились либерализм и капитализм, следует сравнить существующие условия жизни с положением в Средние века или в первые столетия новой эры. То, чего могли бы достичь либерализм и капитализм, если бы им позволили свободно развиваться, можно вывести только путем теоретических рассуждений.
Общество, в котором реализуются либеральные принципы, обычно называется капиталистическим обществом, а состояние такого общества — капитализмом. Поскольку экономическая политика либерализма на практике везде реализовалась в том или ином приближении, условия, существующие в мире сегодня, дают лишь несовершенное представление о значении и возможных достижениях капитализма в полном расцвете сил. Тем не менее вполне оправданно называть нашу эпоху эпохой капитализма, так как причину всего того, что создало богатство нашего времени, можно найти в капиталистических институтах. Именно благодаря тем либеральным идеям, которые еще живы в нашем обществе, тому, что выжило в нем от капиталистической системы, широкие массы наших современников могут наслаждаться уровнем жизни гораздо более высоким, чем тот, который всего несколько поколений назад был достижим только для очень богатых и особо привилегированных особ.
Разумеется, в обычной риторике демагогов эти факты представляются совершенно иначе. Послушав их, можно подумать, что весь технологический прогресс обращен исключительно на пользу привилегированного меньшинства, в то время как массы все глубже погружаются в нищету. Однако стоит только на мгновение задуматься, как становится очевидным, что плоды всех технологических и промышленных нововведений направлены прежде всего на удовлетворение потребностей широких масс. Все крупные отрасли, производящие потребительские товары, работают на них непосредственно; все отрасли, производящие механизмы и полуфабрикаты, работают на них косвенно. Колоссальный промышленный прогресс последних десятилетий, как и его аналог XVIII в., обозначенный не совсем удачно выбранным выражением “промышленная революция”, привел прежде всего к удовлетворению потребностей широких масс. Развитие текстильной промышленности, механизация производства обуви, а также усовершенствования в обработке и распространении пищевых продуктов по самой своей природе были ориентированы на благо широких слоев населения. Именно благодаря этим отраслям широкие народные массы сегодня одеваются и питаются лучше, чем когда бы то ни было. Однако массовое производство обеспечивает не только пищу, кров и одежду, но и другие потребности большинства населения. Массам служит пресса, кинематограф, и даже театры и другие цитадели искусства с каждым днем все больше и больше становятся местами развлечения широких масс.
Тем не менее в результате рьяной пропаганды антилиберальных партий, переворачивающих все с ног на голову, люди сегодня начинают ассоциировать идеи либерализма и капитализма с образом мира, который погружается во все углубляющиеся нищету и страдания. Конечно, несмотря на размах уничижительной пропаганды, ей не удалось, как надеялись демагоги, придать словам “либерал” и “либерализм” однозначно бранный оттенок. В конечном счете невозможно отбросить тот факт, что, несмотря на все усилия антилиберальной пропаганды, есть в этих выражениях нечто, что чувствует каждый нормальный человек, когда слышит слово “свобода”. Поэтому антилиберальная пропаганда избегает слишком частого упоминания слова “либерализм” и предпочитает, чтобы дурная слава, которую она приписывает либеральной системе, ассоциировалась с термином “капитализм”. Это слово заставляет вспомнить бессердечного капиталиста, который не думает ни о чем другом, кроме собственного обогащения, даже если это возможно только путем эксплуатации других людей.
Вряд ли тому, кто формирует понятие капиталиста, приходит на ум, что общественный порядок, организованный на подлинно либеральных принципах, оставляет предпринимателям и капиталистам лишь один путь к богатству, а именно посредством лучшего обеспечения окружающих тем, что последние сами считают необходимым. Вместо того чтобы говорить о капитализме в связи с поразительным повышением уровня жизни масс, антилиберальная пропаганда упоминает капитализм, обращаясь лишь к тем явлениям, возникновение которых стало возможным только из-за ограничений, наложенных на либерализм. Никто не ссылается на тот факт, что капитализм сделал доступным широким массам такой восхитительный предмет роскоши и пищи, как сахар. Капитализм упоминается в связи с сахаром только, когда картель поднимает цену сахара внутри страны выше мировой рыночной цены. Как будто такое развитие событий можно хотя бы мысленно представить при общественном порядке, в котором действовали бы либеральные принципы! В стране с либеральным порядком, где нет никаких пошлин, картели, способные поднять цену товара выше мировой рыночной цены, были бы совершенно немыслимы. Цепочка рассуждений, посредством которых антилиберальным демагогам удается возложить на либерализм и капитализм вину за все эксцессы и пагубные последствия антилиберальной политики, состоит из следующих звеньев: она начинается с предположения о том, что либеральные принципы направлены на содействие интересам капиталистов и предпринимателей в ущерб интересам остального населения и что либерализм представляет собой политику, которая поддерживает богатых за счет бедных. Затем делается наблюдение, что одни предприниматели и капиталисты при определенных обстоятельствах выступают в поддержку покровительственных тарифов, в то время как другие — производители оружия — поддерживают политику “национальной боеготовности”; отсюда немедленно делается вывод, что это и есть “капиталистическая” политика.
На деле, однако, все обстоит как раз наоборот. Либерализм является политикой, проводимой в интересах не какой-либо определенной группы, а всего человечества. Поэтому неправильно утверждать, что предприниматели и капиталисты как-то особо заинтересованы в поддержке либерализма. Отстаивая либеральную программу, они преследуют те же самые интересы, что любой другой человек. Возможно, в каких-то случаях предприниматели и капиталисты прикрывают программой либерализма свои особые интересы, но им всегда противостоят особые интересы других предпринимателей или капиталистов. Эта проблема не так проста, как ее представляют те, кто во всем видит “интересы” и “заинтересованные партии”. Например, когда страна вводит пошлины на чугун, нельзя “просто” это объяснить тем фактом, что так выгодно чугунным магнатам. В стране есть люди с противоположными интересами даже среди предпринимателей; и в любом случае выгоду от введения пошлин на чугун получает постепенно сокращающееся меньшинство. Не может служить объяснением и коррупция, ибо подкупленным также может быть только меньшинство. Кроме того, почему только одна группа — протекционисты — прибегает к подкупу, а не их оппоненты — фритредеры?005
В действительности идеология, делающая возможным появление протекционистских тарифов, создается не “заинтересованными партиями”, не людьми, ими подкупленными, а идеологами, которые дают миру идеи, направляющие ход человеческих событий. В нашу эпоху, когда преобладают антилиберальные идеи, соответствующим образом думает практически каждый, точно так же как 100 лет назад бoльшая часть людей мыслила на языке доминировавшей в то время либеральной идеологии. Если многие предприниматели сегодня защищают протекционистские тарифы, то это не более чем форма, в которую облечен антилиберализм в данном конкретном случае. С либерализмом это не имеет ничего общего.
Задачей этой книги может быть только обсуждение проблемы общественного сотрудничества не иначе как на основе рациональных аргументов. Но корни противодействия либерализму невозможно постичь обращаясь к методу разума. Это противодействие идет не от разума, а от патологического психического отношения — обиды и неврозного состояния, которое можно назвать комплексом Фурье (по имени французского социалиста)006.
Вряд ли есть нужда широко распространяться по поводу чувства обиды и завистливой злобы. Чувство обиды проявляется в том, что некто так сильно ненавидит кого-то за то, что последний находится в более благоприятных обстоятельствах, что готов понести серьезные потери, лишь бы причинить вред тому, кого он ненавидит. Многие из тех, кто нападает на капитализм, очень хорошо знают, что их положение в любой другой экономической системе будет менее благоприятным. Тем не менее, полностью отдавая себе отчет в этом, они выступают за реформы, например за социализм, поскольку надеются, что богатые, которым они завидуют, также от этого пострадают. Мы часто слышим, как социалисты говорят: в социалистическом обществе легче будет переносить даже материальную нужду, потому что люди будут понимать, что никто не живет лучше, чем его сосед.
Во всяком случае, с чувством обиды все же можно справиться с помощью рациональных аргументов. В конце концов не составляет труда предметно объяснить человеку, переполненному обидой, что для него важно не ухудшить положение его лучше устроившегося соседа, а улучшить свое.
Бороться с комплексом Фурье намного труднее. Здесь мы имеем дело с серьезным заболеванием нервной системы — неврозом, которое является заботой скорее психолога, чем законодателя. Тем не менее его нельзя игнорировать при исследовании проблем современного общества. К сожалению, врачи до сих пор редко интересовались проблемами, связанными с комплексом Фурье. Действительно, они вряд ли упоминались даже Фрейдом007, великим мастером психологии, или его последователями в их теориях неврозов, хотя именно психоанализу008 мы обязаны открытием единственного пути, который ведет к логически последовательному и систематическому пониманию такого рода умственных расстройств.
Едва ли одному человеку из миллиона удается реализовать свои жизненные амбиции. Результат трудов, даже если человеку сопутствовала удача, всегда далек от того, на что позволяла надеяться мечтательная юность. Планы и желания разбивались о тысячи препятствий, и сил оказывалось недостаточно, чтобы достичь целей, к которым человек страстно стремился. Крушение надежд, расстройство планов, несостоятельность перед лицом поставленной перед собой задачи — все это составляет самый болезненный опыт человека. В то же время это — обычная человеческая судьба.
Человек может реагировать на этот опыт двояко. Один путь выражается в практической мудрости Гете009.
Иль думал ты,
Что буду жизнь я ненавидеть
В пустыню удалюсь из-за того,
Что воплотил не все свои мечты?010
— восклицает его Прометей. А Фауст осознает в “высший миг”, что “последнее слово мудрости” состоит в том, что
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день идет за них на бой.
Такую волю и такой дух невозможно сломить никакими жизненными неудачами. Тот, кто принимает жизнь такой, какой она есть, и не позволяет ей подавить себя, не нуждается в поиске убежища для сокрушенной веры в себя, в успокоении “спасительной ложью”. Если желанный успех не приходит, если превратности судьбы в мгновение ока уничтожают то, что создавалось годами кропотливого, тяжелого труда, то он просто умножает свои усилия. Он без отчаяния смотрит беде в глаза.
Невротик не в силах переносить жизнь в ее реальной форме. Для него она слишком примитивна, слишком груба и слишком обыденна. Чтобы сделать ее терпимой, у него, в отличие от здорового человека, не хватает духа “продолжать, несмотря ни на что”. Это не соответствовало бы его слабости. Вместо этого он ищет спасения в иллюзии. Иллюзия, согласно Фрейду, “сама есть что-то желанное, своего рода утешение”; ей свойственна “устойчивость перед натиском логики и реальности”011. Поэтому ни в коей мере недостаточно пытаться уговорить пациента отказаться от своей иллюзии, убедительно демонстрируя ее абсурдность. Чтобы поправиться, пациент должен преодолеть ее сам. Он должен сам научиться понимать, почему он не хочет смотреть правде в глаза и почему он ищет утешения в иллюзиях.
Только теория неврозов способна объяснить успех фурьеризма — этого сумасшедшего продукта серьезно расстроенной психики. Здесь не место ссылаться на доказательства душевного расстройства Фурье, цитируя отрывки из его работ. Все это представляет интерес только для психиатров и, возможно, для людей, получающих удовольствие от чтения продуктов бесстыдной фантазии. Но дело в том, что марксизм, когда его заставляют покинуть область высокопарной диалектической риторики, высмеивания и поношения своих оппонентов и сделать несколько скудных замечаний по сути дела, не может выдвинуть ничего, что отличалось бы от предложений “утописта” Фурье. Марксизм точно так же не способен создать картину социалистического общества, не сделав два предположения, которые уже сделаны Фурье и противоречат всему имеющемуся опыту и здравому смыслу. С одной стороны, он предполагает, что “материальный субстрат” производства, который “уже существует в природе и не требует производительных усилий со стороны человека”, имеется в нашем распоряжении в таком изобилии, что его не нужно экономить; отсюда вера марксизма в “практически безграничное увеличение производства”. С другой стороны, это предполагает, что в социалистическом сообществе труд превратится из “бремени в наслаждение”012, буквально — что он станет “первой потребностью жизни”013. Несомненно, там, где все блага имеются в избытке, а работа является удовольствием, не составляет никакого труда создать сказочный Кокейн, страну изобилия и праздности.
Марксизм считает, что с высоты своего “научного социализма” он имеет право с презрением смотреть на романтизм и романтиков. Но в действительности его собственный метод ничем не отличается от их метода. Вместо того чтобы устранять все препятствия, стоящие на пути осуществления своих желаний, марксизм также предпочитает, чтобы все препятствия просто исчезали в пелене фантазии.
В жизни невротика “спасительная ложь” выполняет двойную функцию. Она не только утешает его в прошлой неудаче, но и сулит перспективу будущего успеха. В случае социальной неудачи, которая единственно здесь нас интересует, утешение заключается в вере в то, что неспособность человека достичь возвышенных целей, к которым он стремится, должна приписываться не его собственной несостоятельности, а несовершенству общественного порядка. Недовольный человек ожидает от ниспровержения этого порядка успеха, в котором ему отказывает существующая система. Следовательно, совершенно бесполезно пытаться объяснить ему, что утопия, о которой он мечтает, неосуществима, и что единственной основой общества, организованного на принципе разделения труда, может быть только частная собственность на средства производства. Невротик цепляется за “спасительную ложь”, и, когда он должен делать выбор: отказаться от нее или от логики, он предпочитает пожертвовать логикой. Без утешения, которое он находит в идее социализма, жизнь была бы для него невыносима. Она говорит ему, что это не он, а мир виноват в его неудачах; эта убежденность поднимает его пониженную уверенность в себе и освобождает его от мучительного чувства неполноценности.
Подобно тому как искреннему христианину легче переносить несчастья, случающиеся с ним на Земле, поскольку он надеется на продолжение своего существования в ином, лучшем мире, в котором те, кто на Земле были первыми, станут последними, а последние станут первыми, так и для современного человека социализм стал эликсиром от земных невзгод. Но если вера в бессмертие, в воздаяние в потустороннем мире и в воскрешение формируют стимулы к добродетельному поведению на Земле, то социалистические обещания воздействуют совершенно иначе. Они не налагают никаких обязанностей, кроме политической поддержки партии социализма, но в то же время повышают ожидания и потребности.
Поскольку это является отличительной чертой социалистической мечты, понятно, почему каждый приверженец социализма ожидает от него именно того, в чем ему до сих пор было отказано. Авторы социализма обещают не только богатство для всех, но и счастье в любви к каждому, полное физическое и духовное развитие каждого индивида, раскрытие великих художественных и научных талантов всех людей и т.д. Совсем недавно Троцкий заявил в одной из своих работ, что “средний человеческий тип поднимется до уровня Аристотеля, Гете, Маркса. И над этим кряжем будут подниматься новые вершины”014. Социалистический рай, по его мнению, будет царством совершенства, населенным абсолютно счастливыми сверхлюдьми. Вся социалистическая литература полна подобной нелепицы. Но именно эта нелепица привлекает множество сторонников.
Невозможно отправить всех страдающих комплексом Фурье лечиться к психоаналитику; число пораженных им слишком велико. В этом случае не поможет никакое другое лекарство, кроме излечения заболевания самим пациентом. Через самопознание он должен научиться переносить свой жизненный жребий, не ища козлов отпущения, на которых можно переложить всю вину, а также постараться понять фундаментальные законы человеческого сотрудничества.