БАЛЬТАЗАР КАЛИНОВСКИЙ

О РАЗВИТИИ И РАСПРОСТРАНЕНИИ ИДЕИ СВОБОДНОЙ ТОРГОВЛИ
И О ПРИМЕНЕНИИ ЕЕ К ПОЛОЖИТЕЛЬНЫМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВАМ
В ГЛАВНЫХ ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКИХ ГОСУДАРСТВАХ

Рассуждение, представленное Юридическому факультету
Императорского С.-Петербургского университета
для получения степени магистра политической экономии

Санкт-Петербург, 1859

————————————

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ИСТОРИЯ АНГЛИЙСКОЙ КОММЕРЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

ПЕРИОД I. (1815-1822)

ПЕРИОД II. (1822-1830)

ПЕРИОД III. (1830-1841)

ПЕРИОД IV. (с 1841 г. до настоящего времени)

————————————
————————
————

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ИСТОРИЯ АНГЛИЙСКОЙ КОММЕРЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ

Попытки возвести протекционизм на степень теории явились только в очень недавнее время. Хотя мы встречаем таможенные пошлины даже в средние века, но они взимались безразлично с привозимых и вывозимых товаров и чрезвычайно редко имели цель охранительную. Получая с них довольно значительный доход, правительства тогдашнего времени, часто для собственной выгоды, старались поощрять привоз особенно таких предметов, которые не производились внутри государства; освобождали его от всяких стеснений и подвергали платежу только вывозимые продукты. Так, например, Андерсон говорит, что в Англии, в царствование Эдуарда III в 1354 г., пошлина с вывозимых предметов доставляла 82 000 ф. ст., с привозимых же не более 600 ф. ст. По его же словам, король давал иностранным купцам более привилегий, чем своим отечественным⁰⁰¹. хотя при этом государе запрещен был вывоз шерсти и овец, но нужды правительства заставили его отменить это постановление.Слишком через сто лет после этого, при Эдуарде IV (1461—1483), в первый раз подвергнуты были запрещению некоторые из привозимых изделий, особенно шерстяные, железные, а также ленты и кружева. При его преемнике, Ричарде III, запрещение это распространилось на другие металлические произведения, за исключением серебряных и золотых. Но никогда промышленность и торговля не подвергались таким ограничениям, как в царствование королевы Елизаветы, при которой не только подтверждены были все прежние торговые ограничения, но еще изданы против нарушителей строгие законы, которые, однако, вследствие своей строгости, кажется, никогда не были приводимы в исполнение⁰⁰². К числу запрещенных к привозу в Англию товаров нужно еще прибавить шелковые ткани. Запрещение их последовало в царствование Карла II по просьбе английских фабрикантов. Но кроме упомянутых ограничений с видимой целью покровительства народной промышленности, таможенные пошлины в Англии считались постоянно источником государственного дохода. Самое даже название тарифа, изданного в 1660 г., субсидией (old subsidy) не позволяет в этом сомневаться. Тариф этот был весьма умеренный и составлял не более 5% ценности привозимых пошлин. Различные государственные потребности заставили увеличить его около половины XVIII стол. до 25% ad valorem⁰⁰³. Французские товары подвергались, однако, более тяжелым пошлинам, так что каждый раз, когда на произведения всех других стран пошлина увеличивалась на 5%, на французские прибавлялось 25 %, что, впрочем, было только репрессией со стороны Англии⁰⁰⁴.

Хотя в этих запрещениях заметна более случайность, чем какой-нибудь обдуманный план или система, однако две статьи английского таможенного кодекса заслуживают особенное внимание. Первая касается жизненных припасов и преимущественно пшеницы, - другая же относится к навигации.

С конца XIV ст. и до 1849 г. хлеб был постоянно предметом законодательных мер, которые беспрестанно изменялись. До этого периода существовало в Англии общее правило, что вывоз дозволялся не иначе, как с особенного разрешения правительства. В 1394 г. позволено было вывозить хлеб без всякого особого разрешения; в законе, однако, было сказано, что в случае необходимости вывоз мог быть приостановлен. Но опасения голода и бедствий, от него происходящих, были причиной, что в 1436 г. последовало новое постановление, по которому вывоз разрешался всем без исключения, если только цена пшеницы на внутренних рынках не превышала 6 шилл. 8 пен. за квартер⁰⁰⁵; в противном случае вывоз воспрещался, а привоз был совершенно свободен о пошлин. Спустя 71 год после этого издан был новый закон, которым уничтожались все существовавшие до сих пор постановления и восстанавливался прежний порядокоп. Когда, однако, вследствие значительного привоза драгоценных металлов из Америки цена на хлеб возвысилась, то парламент, заботясь о благосостоянии земледелия, а преимущественно имея в виду обеспечение сбыта сельских продуктов по цене, вознаграждающей издержки производства, принужден был несколько раз определять предельную цену, при которой дозволялся привоз и вывоз. Так в 1670 г. можно было вывозить пшеницу только тогда, когда цена ее внутри государства стояла ниже 53 шилл. 4 пен. за квартер⁰⁰⁶, причем привоз ее из-за границы был воспрещен. Это постановление, уравновешивающее, по-видимому, все интересы, считалось в свое время гениальным; оно не имело, однако, худых последствий для потребителей, потому что вывоз хлеба из Англии значительно превышал привоз, и цены, за исключением разве неурожайных годов, никогда не достигали такой высоты⁰⁰⁷. Если же цена переходила за вышеупомянутый предел, то хотя хлеб иностранный выпускался для продажи, однако с него взималась пошлина по 8 шилл. с квартера. Несмотря на такое сильное ограничение, оно не казалось еще достаточным для ограждения английских земледельческих интересов, потому что в 10 лет после этого новый билль уничтожил всякую плату, взимаемую с финансовой целью при вывозе хлеба из Англии, и, кроме того, за каждый квартер вывозимой пшеницы выдавалось 5 шилл. премии; ввоз же дозволялся при рыночной цене в 80 шилл. за квартер. Но такое искусственное возвышение имело самое гибельное влияние. Народонаселение в Англии значительно уже увеличилось в то время, и эта цена голодных лет могла даже угрожать внутренней безопасности, – вот почему парламент поспешил в 1773 г. понизить предельную цену ввоза до 48 шилл. В 1791 г., однако, она снова была поднята до 54 шилл. за кварт. Ниже 50 шилл. привоз воспрещался⁰⁰⁸. В 1804 г. предельная цена снова была возвышена до 66 шилл. за квартер, но военные события того времени делали такое ограничение недействительным. Нужно, впрочем, сказать, что такие частые перемены тарифа в отношении предмета первой необходимости происходили не только в Англии, но и в других странах. Франция прибегала к ним столь же часто, хотя землевладельцы не могли в ней иметь столь сильного влияния на законодательство, как в Англии⁰⁰⁹.

Из этого не следует заключать, чтобы земледелие в последнем государстве отстало от других промыслов. Напротив, во второй половине прошедшего столетия успехи его были весьма замечательны; но вследствие изобретений Аркрейта и Уатта фабричная деятельность получила такое сильное развитие, а вместе с нею и население так умножилось, что в первые годы ХIХ века цены на хлеб достигли необычайной величины 115, а в 1812 г. даже 122 шилл. за квартер⁰¹⁰. Нет сомнения, что такому возвышению много способствовала война; но как бы то ни было, эта высокая цена и значительный доход с поземельной собственности привлекли к ней огромные капиталы и заставили обращать под пашни даже такую землю, которая находилась под пастбищами. Последовавший затем обильный урожай, а вследствие этого и упадок цен на хлеб поставили фермеров в самое затруднительное положение, так что даже охранительный тариф 1804 г. казался им недостаточным. Бесчисленные от них петиции представлены были в парламент, который, снисходя к их бедствию, назначил комитет для исследования этого предмета, и по предложению известного экономического писателя Парнеля, в 1814 г. окончательно дозволил вывозить пшеницу во всякое время без пошлин, но и без премии. Однако предложенная Парнелем система пошлин касательно ввоза иностранного хлеба показалась многим неудовлетворительной и возбудила, особенно в классе земледельческом, сильное сопротивление, вследствие которого вопрос этот был отложен до следующего заседания. В 1815 г., после продолжительных прений, в обеих палатах, решено было на том основании, что обыкновенный сбор пшеницы в государстве был достаточен для народного продовольствия и что цена 80 шилл. за квартер полагается необходимой для вознаграждения фермеров за издержки производства, дозволить свободный привоз хлеба из-за границы только по этой и высшей цене; при низшей же запретить безусловно. Кроме того, позволено было привозить беспошлинно хлеб в складочные магазины и в случае неурожая подчинить его тем же правилам, как и при прямом ввозе из-за границы⁰¹¹.

Билль этот принят был значительным большинством голосов, но возбудил столь сильное волнение в народе, что оно заставило даже окружить парламент войском и употребить оружие для усмирения восстания. В Верхней Палате пэров сильно восстали против этого закона, названного ими биллем голода, и после продолжительной оппозиции внесен был ими в книгу красноречивый протест, написанный Лордом Гренвилем. Полагают, что причина, побудившая парламент принять этот закон, заключалась в упадке монетной системы тогдашнего времени. значительный выпуск билетов, сделанный английским банком, произвел понижение в их курсе. В 1797 г. находилось в обращении банковых билетов на 81/2 млн ф. ст., а в 1815 г. было их уже более 27 млн⁰¹²; вследствие чего они упали почти на 25% против звонкой монеты. Опасаясь еще более значительного понижения в продолжение времени, пока закон, освобождавший банк от размена своих билетов за звонкую монету, не будет уничтожен, землевладельцы настояли на принятии упомянутого билля, который защищал их от могущего произойти уменьшения дохода с поземельной собственности. Очевидно, что этот билль должен был возбудить справедливое негодование всех классов общества против земледельцев, которые впоследствии точно также сопротивлялись восстановлению обязанности банка разменивать свои билеты. Это темное пятно, порожденное эгоизмом и окончившееся кровопролитием, лежало на английской аристократии до 1846 г. Упоминаемый закон имел, кроме того, вредное влияние и на торговые сношения Англии с другими странами; он ослабил веру в свободу торговли, порожденную стеснениями континентальной блокады, и подал повод ко введению охранительной системы почти во все европейские государства.

Другой предмет, который законодательная власть старалась поддержать и возвысить посредством охранительных мер, был купеческий флот. Первый закон о навигации издан был в 1381 г., в царствование Ричарда II, который запретил своим подданным привозить или вывозить товары на чужих кораблях, под опасением их конфискации. Но такое строгое ограничение мореплавания было несообразно с тогдашним состоянием английского торгового флота и потому, в следующем же году, позволено было употреблять для торговли иностранные корабли, но только тогда, когда не было английских. Несколько лет спустя установлена была такса на фрахт между Англией и главными континентальными государствами, и некоторые товары дозволялось привозить только на английских кораблях. Эта ограничительная система породила множество затруднений и весьма стеснила торговые сношения, почему и была заменена, в царствование королевы Елизаветы, дифференциальными пошлинами (discriminating duties) на иностранные корабли, приходящие в колонии. Кроме того, каботажная торговля и рыбная ловля предоставлены были исключительно отечественным судам. Постановления эти оставались без изменения до времени английской революции⁰¹³.

В 1651 г. издан был новый закон, известный под названием навигационного акта, который управлял мореплаванием в Англии без всякого изменения в своей сущности почти в течение двух столетий⁰¹⁴. Нет сомнения, что этот акт был следствием политической и торговой зависти против Голландии, которая захватила в это время в свои руки почти всю традиционную торговлю между Вест-Индией и Европой и приняла участие в судьбе изгнанного наследника британского престола. Но эти совершенно случайные обстоятельства дали начало эгоистической торговой политике, на которую с течением времени многие стали смотреть, как на главную причину морского могущества Англии. Столь легко минутные страсти, соединенные с интересами партий, прикрытые великим именем и рассматриваемые через призму отдаленного прошедшего, могут считаться плодом сверхчеловеческой мудрости! Одобрение навигационного акта Ад. Смитом ⁰¹⁵ еще более послужило к упрочению его славы, хотя это одобрение несогласно с его собственными началами, высказанными при определении значения монополий.

Ограничения, которым подверглась по этому акту торговля иностранцев с английскими колониями, найдены были столь благодетельными, что они были подтверждены и еще более развиты в царствование Карла II в 1660 г. Имея в виду первоначально предоставить монополию привоза преимущественно колониальных товаров в Англию для отечественных кораблей, меры эти стремились теперь достигнуть того же и в отношении вывоза их в другие страны. такие стеснения, наложенные на иностранный купеческий флот, еще более были усилены последующими распоряжениями законодательной власти, по которым он подвергся разничным и более тяжелым портовым пошлинам. Первое изменение в навигационном акте сделалось необходимым только после признания независимости Северо-американских Соединенных Штатов, которые на первом же конгрессе подчинили английский купеческий флот таким же ограничениям, каким подвергался их собственный в Англии. Это понудило последнюю признать им одинаковые права с теми, которыми пользовались некоторые привилегированные европейские державы. Из английских министров первый Питт начал следовать более справедливой и рациональной политике в торговых сношениях. Мы уже говорили о мире, заключенном им с Францией; к несчастью, последовавшая затем война должна была отсрочить все предпринятые им преобразования на долгое время и еще более затруднить их многими последующими ограничениями, изданными частью для увеличения казенного дохода, частью же как репрессии против других стран, находящихся с Англией в неприязненных отношениях. Однако во всем прежнем торговом законодательстве Англии мы нигде не находим этой глубокой и вперед обдуманной мысли охранения отечественной промышленности, о которой с таким убеждением говорят противники свободной торговли. Все упомянутые законы изданы были под влиянием случайных обстоятельств или эгоизма преобладающего в парламенте земледельческого класса, и только впоследствии придуман был для них систематический порядок и весьма замысловатый план. Начиная со времени окончательного утверждения охранительной системы в Англии в 1815 г., мы можем разделить историю развития идеи свободной торговли в ее коммерческой политике на 4 периода. Первый продолжается от окончания войны с Францией до 1882 г. Это самый темный период покровительства, которое руководствовало законодательством неограниченно и которого влияние заметно в народном страдании и частых возмущениях. Второй период начинается преобразованиями Валласа и оканчивается падением министерства Веллингтона в 1830 г. Он отличается первыми попытками английского правительства применить экономические законы к торговым международным сношениям и начинающимся влиянием тщательно собираемых в то время статистических фактов на изменение убеждений почти всех стоявших тогда во главе управления государственных людей. Третий период открывается борьбой между тори и вигами за преобразование Нижней палаты и продолжается до падения министерства Мельбурна в 1841 г. Самое замечательное явление в этом промежутке времени есть появление и первоначальные действия Лиги против хлебных законов. Наконец четвертый период представляет самые важные преобразования в коммерческой политике Англии и полное торжество свободной торговли. Все эти периоды весьма тесно связаны между собой, хотя руководствующая мысль в каждом из них была различна. Англия должна была испытать на себе влияние безусловной монополии и разных запрещений; медленно она убеждалась в их вредных последствиях и шаг за шагом, встречая сильное сопротивление со стороны монополистов, она принуждена была уничтожать прежние ограничения. неимоверные усилия, каких требовала эта борьба, видны уже из того, что она должна была изменить даже свою прежнюю конституцию, распространить политические права на большее число жителей и посредством преобразования Нижней Палаты уничтожить все несправедливые привилегии.

Мир, последовавший за окончанием войны, возбужденной Французской революцией, может считаться началом новой эпохи в промышленном развитии Англии. Самым замечательным следствием этой борьбы было то, что она положила резкий предел между прошедшим и настоящим временем в политических и экономических отношениях этого государства. В кровавых сражениях времен Наполеона как будто погибли все прежние дипломатические предания; явились новые потребности, и международные сношения получили совершенно новый вид. Торговое положение Англии в это время заслуживает особенного внимания. Нельсон уничтожил морские силы континентальных держав, и Англия, за исключением Соединенных Штатов, не имела соперников между первостепенными державами в господстве на морях. В то же время беспрестанные войны препятствовали развитию фабричной деятельности на материке Европы, и Великобритания делается как бы всемирным рынком для сбыта и покупки самых разнообразных произведений. Для удержания за собою столь выгодного положения, в которое она была поставлена неприязненной политикой Наполеона, ей стоило только войти в дружелюбные торговые сношения со всеми европейскими государствами и допустить к своим владениям все народы для свободного обмена свойственных каждому из них произведений. Такая коммерческая политика имела бы самые счастливые последствия; каждое государство стало бы заниматься тем, в чем оно лучше успевает, и мы не видели бы в настоящее время такой напрасной траты сил и капиталов, происходящей от ложного направления труда, равно как не встречали бы более торговой зависти, рождаемой успехами одного народа перед другим. Свободная торговля произвела бы самые тесные и благодетельные связи между ними, уничтожила бы закоренелые предрассудки и уменьшила бы поводы к войне. К несчастью, государственные люди, управлявшие в то время британской политикой, не могли или не умели воспользоваться этими благоприятными обстоятельствами и не предвидели, какие гибельные последствия могут произойти от принятой ими узкой и эгоистической торговой системы. Несмотря на то, что английский народ имел в естественном богатстве железа и каменного угля и в приобретении ловкости работников все условия для сильного развития мануфактурной деятельности, и для превосходства своего над другим, правительство старалось обеспечить его положение посредством различного рода торговых ограничений. В таможенном тарифе не была пропущена ни одна статья привоза, которая только могла сделаться предметом общего потребления. Таких статей находилось в нем 1100 кроме 200 предметов, безусловно запрещенных. Между более важными предметами, хотя дозволенными к привозу, но обложенными столь высокими пошлинами, что их можно было считать почти запрещенными, довольно указать на иностранный сахар, с которого взималось 6 руб. 50 коп. с пуда, между тем как с привозимого из английских колоний только 3 руб.; на лес, который, если привозился с берегов Балтийского моря, должен был платить пошлины от 100—500% своей стоимости, для покровительства канадского, мало годного для построек; и на чай, с которого взимали в казну более 300% его стоимости. К ним нужно прибавить еще стеклянные и кожевенные изделия, красильные вещества, как то: кошениль, индиго, имеющий столь обширное употребление на фабриках, рогатый скот, овцы, мясо и вообще все съестные припасы и фабричные изделия, которые только могли соперничать с производимыми внутри государства.

В таком положении находился английский таможенный устав в начале 1815 г. Несмотря на сильно протекционный его характер, несколько событий, происшедших около этого времени, предвещали, что в нем скоро должны будут последовать некоторые перемены. Одно из самых важных и много обещавших в будущем, было изменение, сделанное в хартии Ост-Индской компании, которая завладела исключительной торговлей с Ост-Индией и Китаем, и не допуская к ней частных предпринимателей, заставляла потребителей платить чрезмерные цены за предметы ежедневного потребления, чтобы вознаградить себя за безрассудное и расточительное управление подчиненной ей страной. В 1814 г. торговля с президентствами Мадрасским, Кулькуттским и Бомбейским и с портом Пенинг сделалась доступной для всех подданных Англии. В следующем году последовала значительная реформа в сношениях этого государства с Соединенными Штатами. Со времени принятия Северо-Американским конгрессом репрессивных мер против Англии, правительства обеих стран вели между собой упорную таможенную борьбу, влекущую неисчислимые потери для обоюдных торговых интересов. Мы уже говорили о том, что вследствие высоких разничных пошлин ни одна нация не хотела вывозить своих товаров на кораблях другой, что заставляло каждую из них содержать излишнее число купеческих судов. Если бы подобное явление происходило в небольших размерах, то оно казалось бы только смешным; но торговые сношения между ними увеличивались каждый год, и потому объем зла подействовал на его исправление. Сами купцы не могли более вынести такого положения, и конвенцией 1815 г. оба народа поставлены были на степень совершенного равенства. Через 7 лет эта уступка была распространена и на другие государства, когда в 1822 г. Пруссия объявила намерение употребить такую же репрессию против английских кораблей и товаров, если ее корабли не будут освобождены от тех тяжелых налогов, которым они подвергались в Великобританских портах. Вследствие искусно веденных Пруссией переговоров об этом предмете издан был в Великобритании акт о взаимности пошлин (Reciprocity of duties act), по которому правительство получило власть распространить и на другие страны условия, содержащиеся в конвенции 1815 г. На этом основании заключены были договора с Пруссией, Голландией, Ганновером, Мекленбургом и Данией, а вскоре после того с Ганзейскими городами, Францией, Швецией и Норвегией, Нантской областью, Австрией и Мексикой⁰¹⁶. К этому же периоду относится первое волнение, произведенное в 1816 г. необыкновенной дороговизной хлеба, которое в следующем году превратилось в явное возмущение, когда толпа народа, собравшись на Петровском поле в Манчестере, решилась идти в Лондон и просить регента об облегчении их участи. При этом разнеслась молва по всему государству, что восста6ние делается общим во всех северных и средних графствах. Действительно, правительство должно было употребить военную силу, чтобы задержать возмутившуюся толпу в Нотингем, причем казнены были трое из главные зачинщиков. Это, однако, нисколько не усмирило восстания, потому что 16 августа 1819 г. 100 000 работников под начальством демагога Гента снова вошли в Манчестер для совещания о своем бедственном положении и о принятии каких-нибудь мер для его улучшения. Последовавшие за этим требования их заключались в следующем: они домогались уничтожения народного долга и совершенного преобразования Нижней Палаты, которая, по их мнению, была подкуплена лордами. Хотя эта толпа была тоже рассеяна вооруженной силой, но необходимо было издать 6 новых устрашительных законов и приостановить действие Habeas corpus для совершенного восстановления порядка и внутреннего спокойствия. Эти события открыли глаза правительству, которое начало понимать, что строгие охранительные законы были причиной этих бедствий, производя искусственную дороговизну съестных припасов и закрывая рынки для сбыта английских изделий в европейских государствах, которые по примеру Англии начали вводить у себя такие же ограничения, - что по необходимости должно было произвести влияние на уменьшение трудовой платы рабочего класса. В то время множество английских работников начало переселяться на континент, основывая и поддерживая там фабрики, которые со временем и при содействии охранительных пошлин вытесняли из внутреннего потребления великобританские товары. Тогда пробудилось и общественное мнение. Многие из самых практических людей под влиянием учения Ад. Смита начали убеждаться. Что высокие пошлины вредны не только для частных лиц, но и уменьшают казенный доход, что в свою очередь заставляло по необходимости правительство увеличивать прямые налоги. Вследствие этого было подано в парламент множество прошений от главных промышленных городов Англии, из которых самое замечательное составлено было богатейшими торговыми домами в Лондоне. Изложенные в нем начала, согласные с безусловной справедливостью, будучи представлены фабрикантами и купцами, много лет занимавшимися самой обширной торговлей, доставили скоро этому прошению авторитет, которым прикрывались впоследствии даже государственные люди этой державы, и снискали славу его редактору Туку, известному уже в то время автору сочинения «История цен». Кроме того, так как оно немедленно вызвало некоторые таможенные преобразования в Англии и имело влияние на последующие решения парламента, то мы решаемся привести тут главные его положения:

«Основываясь на том, что внешняя торговля служит для народа обильным источником богатства и благоденствия, давая ему возможность привозить такие товары, которые в других странах имеют для своего производства более свойственные: почву, климат, капиталы и промышленную деятельность, и вывозить те, которые он сам производить при более благоприятных обстоятельствах;

«что уничтожение всех запрещений доставило бы внешней торговле самое обширное развитие, и капиталам и промышленной деятельности государства самое лучшее направление;

«что правило – покупать товары, где они дешевле, и продавать, где дороже, управляющее действиями каждого отдельного купца, с совершенной точностью может быть применено и к торговле всего народа и служит ему самым лучшим руководителем;

«что политика, основанная на таком правиле, сделала бы всемирную торговлю обменом взаимных выгод и увеличила бы массу богатства и потребления жителей каждого государства;

«что, к несчастью, до сих пор преобладает более или менее противоположная политика не только у нашего правительства, но и у всех других; каждое из них старается исключить чужие произведения с благовидной целью и похвальным намерением покровительствовать собственной промышленности, но в окончательном результате подвергает потребителей, т. е. весь народ, лишениям, заключающимся в количестве и качестве товаров, и заменяет таким образом этот источник взаимных выгод и согласия между государствами в вечный повод зависти и неприязненных между ними действий;

«что господствующие предрассудки в пользу запретительной и охранительной системы основываются на том ложном предположении, что всякий ввоз иностранных товаров уменьшает или обессиливает в такой же пропорции народную промышленность. Но если известная отрасль труда, будучи не в состоянии выдержать неограниченное соперничество с иностранцами, и действительно будет остановлена, то как никакой привоз не может продолжаться без соответственного вывоза, прямого или косвенного, другая отрасль, более сильная, разовьется в такой же или большей мере, представляя таким образом для нашего труда и наших капиталов занятие равное, если не более значительное и прибыльное; легко при том доказать, что из всех покровительственных или запретительных пошлин, лежащих на обществе в виде тяжелого налога, только самая незначительная их часть доставляет барыш тем, в пользу которых они установлены, и ни одна из них не вознаграждает в той мере потерь, которые причиняет всем классам общества;

«что одно из самых вредных последствий охранительной системы заключается в том, что искусственное покровительство, доставляемой одной из отраслей промышленности, служит предлогом домогательства для всех других, так что следуя строгой логике в этом отношении, следовало бы прекратить все внешние торговые сношения, и что доказательства, ведущие в такой крайности, могли бы точно таким же образом оправдать восстановление преград для свободного обмена произведений, за исключением тех, которые доставляют доход казне, между тремя соединенными королевствами или даже между отдельными графствами;

«что изучение вредных последствий охранительной системы весьма удобно, особенно в настоящее время; что, по мнению просителей, оно привело бы к убеждению, что нищета, повсюду господствующая, значительно усилена этой системой и что можно было бы облегчить ее только самоскорейшим уничтожением ограничений, которые наиболее приводят в бездействие капиталы и отечественную промышленность без всякого вознаграждения для государственного дохода; что явное отвержение антикоммерческих начал нашей охранительной системы важно теперь тем более, что иностранные купцы и фабриканты с некоторого времени беспрестанно осаждают свои правительства требованием новых запрещений или более высоких пошлин, основываясь на примере Англии, против которой эти ограничения исключительно направлены. И очевидно, если причины, приводимые в основание нашего таможенного тарифа, справедливы, то они оправдывают устанавливаемые запрещения против наших изделий иностранцами, которые могут указать на наше преимущество в отношении машин и капиталов, как мы указываем на незначительную тягость у них податей;

«что лучшее средство для уничтожения против нас коммерческой неприязни других государств заключается в принятии с нашей стороны в руководство более дружелюбной и свободной торговой политики;

«что если в дипломатических сношениях иногда хорошо поставить уничтожение или понижение высоких пошлин на иностранные произведения, как условие соответственных уступок в нашу пользу другими государствами, однако из этого не следует, чтобы мы удерживали наши ограничения даже в таком случае, если бы получили отказ в наших требованиях. Эти ограничения не перестанут для нас быть вредными только потому, что другие государства оставят у себя систему, противную здравым политическим началам, и что в окончательном результате система управления, основанная на свободе торговли, есть в то же время самая искусная; что независимо от прямой выгоды, которую бы она доставила государству, огромный результат был бы достигнут признанием в торговле истинного начала, которое бы могло служить основанием всех последующих распоряжений. Это начало, провозглашенное законодательной властью и целым народом, произвело бы непременно благодетельное влияние на политику других государств;

«что просители, выражая свои убеждения о недостатках охранительной системы и желание ее смягчения, насколько это возможно, имеют в виду только те ее части, которые или вовсе не дают дохода казне, или дают весьма незначительный. Впрочем, пока настоящий таможенный доход, получаемый правительством, будет необходим, просители не могут надеяться на совершенное пожертвование или значительное уменьшение столь производительного налога, разве в таком случае, когда можно было бы заменить его каким-нибудь другим. Менее неудобным; но они представляют на благоусмотрение парламента и просят об отмене тех торговых ограничений, которые были установлены с явной протекционной целью, а равно об уменьшении чрезмерных пошлин, наложенных как для получения дохода, так и для протекции вместе; поэтому просители обращаются к мудрости парламента с просьбой принять такие меры, которые, предоставляя более свободы внешней торговле, могли бы увеличить вместе с тем и народное благосостояние»⁰¹⁷.

В теоретическом отношении прошение это непогрешительно; но делая намек на возможность приобретения прав взаимности посредством дипломатических переговоров, оно указывало некоторым образом путь английскому правительству, которое, действительно, часто шло по нему и ставило себя в затруднительное положение. В самом деле, если правительства других стран не соглашались на такую взаимность уступок, то английское министерство, сознавая вполне всю невыгоду торговых ограничений, ради сохранение личного достоинства должно было их удерживать.

Следствием этого прошения было, однако, немедленное назначение комитетов в обеих палатах для изыскания средств к развитию и улучшению торговли. При этом глава тогдашнего министерства Лорд Ливерпуль объявил в Верхней Палате, что он совершенно убежден в справедливости начал свободной торговли и в возможности безотлагательного их применения ко всем отраслям народной деятельности, за исключением только земледелия, а также шелковых и льняных изделий.

Палата пэров занялась исследованием состояния торговли с Восточной Индией, шелковых фабрик и привоза вина. Но труд ее в отношении к первому предмету не повел ни к каким практическим результатам, потому что привилегия, данная Ост-Индской компании, должна была продолжаться до 1834 г. Касательно шелкового производства комитет представил, что он считает пошлину с привозимых шелковых тканей в 15% ad valorem достаточной для покровительства отечественных фабрик, но что уменьшение пошлины на французские вина не увеличит его потребления, разве если бы Франция сделала с своей стороны некоторые уступки; на испанские же и португальские сделать уменьшение не позволяли государственные финансы.

С своей стороны, комитет Нижней Палаты в представленном им рапорте указал на страшное замешательство, господствующее в таможенном тарифе и происходящее, по его мнению, от множества самых разнообразных постановлений, изданных в различное время, и из которых значительная часть не имела уже никакого смысла, а только подавала повод к несправедливым конфискациям и стесняла торговлю. Он доказывал необходимость изменения некоторых ограничений, особенно в отношении привоза колониальных произведений из европейских портов. Развитие английской торговли требовало также значительной перемены в уставе о складочных магазинах. До сих пор можно было привозить и складывать в портах без очистки пошлиной только сырые произведения, которые назначены были к обратному вывозу. Комитет представил необходимость распространить эту привилегию и на все мануфактурные изделия, доказывая, что она не будет иметь никакого влияния на отечественные фабрики, а между тем даст возможность купцу сделать лучшую рассортировку товаров, смотря по их назначению к продаже.

Такие добросовестные и многотрудные исследования приготавливали путь последующим Министерствам к самым полезным и необходимым преобразованиям таможенного законодательства. Правительство, однако, и теперь сделало некоторые уступки в отношении к свободной торговле, дозволив в 1821 г. всем английским купцам торговать непосредственно с Восточной Индией, чем уже 6 лет пользовались Соединенные Штаты, и сняв пошлину со строительного и мачтового леса, привозимого с берегов Балтийского моря. В том же году назначен был Нижней Палатой новый комитет, вызванный бесчисленным множеством прошений, поступивших в парламент от земледельцев, жаловавшихся на упадок цен на хлеб, произведенный, по их мнению, биллем 1819 г., по которому уничтожался принужденный курс банковых билетов, установленный еще в 1797 г., а английский банк должен был снова принимать их к размену на звонкую монету. В превосходно составленном по этому случаю рапорте комитет доказывал, что виной всех бедствий и частых перемен, происходящих в цене хлеба, был закон 1815 г., который, запрещая привозить его из-за границы до тех пор, пока цена на внутренних рынках не достигнет 80 шилл. за квартер, а при такой и высшей цене открывая совершенно свободный ввоз его, давал повод к разорительным для бедного класса спекуляциям и не позволял установиться постоянным средним ценам. В то же время он энергически отвергал предложение, сделанное еще в прошедшем заседании Нижней Палаты, о наложении постоянной пошлины в 40 шил на квартер привозимой пшеницы, поставляя на вид, что правительственная протекция никогда еще не принесла большой пользы земледелию, которое сделало значительные успехи только в последнее время вследствие быстрого развития мануфактур и торговли, и что только от них оно должно ожидать улучшения своего состояния. Наконец, комитет представил необходимость дозволения свободно склада хлеба в портовых магазинах, чтобы в случае голода можно было иметь его всегда под рукой.

В следующем году Нижняя Палата назначила новый комитет по этому же предмету, которого заключения были совершенно противоположны предыдущим. Это вызвало замечательную брошюру Рикардо под заглавием: “On protection to the agriculture”, которая считается одним из лучших сочинений этого писателя. В ней он доказывает, на основании своей теории поземельной ренты, что высокая цена хлеба, проистекающая вследствие запрещения или ограничения свободного привоза его из-за границы, гибельна для всех классов общества, за исключением некоторых поземельных владельцев, которых земля находится в благоприятных условиях, потому что при значительном населении она заставляет обрабатывать даже бесплодные пространства; что протекция не улучшает положения фермеров, которые при высоких ценах на хлеб должны платить и высокую ренту, и, наконец, что она уменьшает доход всех других предпринимателей, заставляя их платить большую сдельную плату.

Несмотря на все усилия Гаскиссона и на замечательные труда предыдущего комитета, Палата согласилась с представленными ей заключениями. Предельная цена запрещения хотя и была понижена с 80 шилл. за кварт. до 70 шилл., но как в то же время произошло общее понижение всех ценностей, вследствие замена бумажных денег металлическими, то это понижение было только номинальное. Кроме того, постановлено было взимать пошлины 12 шилл. с квартера привозимой пшеницы при цене ее внутри государства от 70-80 шилл. за кварт., и 5 шилл. при цене от 80—85 шилл. Для предупреждения же быстрого понижения цены на хлеб, могущего произойти при снятии запрещения, прибавлялось в обоих случаях еще 5 шилл. в течение первых 3 месяцев после открытия свободного ввоза и 1 шилл. при цене 85 шилл. за кв. и выше⁰¹⁸.

Второй период открывается пятью предложениями, сделанными в Нижней Палате вице-президентом Торгового Совета Валласом в духе свободной торговли, которые получили силу закона в том же 1822 г.⁰¹⁹ Первый билль уничтожал все постановления, относящиеся к внешней торговле, изданные еще до навигацион6ного акта. Вторым изменялись некоторые статьи навигационного акта в отношении ко всем государствам, которые заключили бы торговые договоры с Великобританией на основании акта о взаимности пошлин, о чем мы уже упомянули выше. По третьему – дозволялось привозить некоторые товары со всех европейских портов на кораблях, принадлежащих странам, из которых они вывозились. В числе этих товаров помещены были сало и табакоп. Произведения же Южной Америки дозволено было привозить на кораблях тех стран, где они добывались, но с условием, что английский купеческий флот будет в них пользоваться такими же правами. В то же время голландские корабли сравнены в правах с принадлежащими другим привилегированным государствам. – Четвертый билль относился к торговле с американскими колониями. На основании его позволялось привозить известные продукты этих стран – большей частью сырые материалы и съестные припасы (с платежом, однако, пошлины), в определенные порты Северо-американских и Вест-индских колоний, которых число могло быть увеличено по распоряжению правительства, на судах английских или принадлежащих местам их производства, откуда они могли вывозиться в другие колонии или в Великобританию. – Наконец, пятый билль определял условия сношений этих же колоний с другими частями света. Все местные колониальные произведения позволено было вывозить во все европейские и африканские порты, а равно из этих портов привозить в колонии исчисленные товары, но не иначе как на английских кораблях⁰²⁰.

В 1823 г. последовала значительная перемена в английском министерстве, главою которого сделался Каннинг на место Кастельрэ; Робинсон принял на себя обязанность Канцлера, а Гаскиссон – должность председателя Торгового Совета⁰²¹. В описываемый нами период Гаскиссон обращал на себя особенное внимание как парламента, так и всего народа. Медленно проходя все административные ступени, он имел возможность практически изучить многие финансовые и экономические вопросы, и владея необыкновенным даром слова, умел с большим талантом перелить в массы своих слушателей и читателей личные свои убеждения. Как государственный человек в стране, где каждый мог свободно излагать свои мысли, он должен был действовать с чрезвычайной осторожностью и крайним благоразумием, чтобы не слишком вооружить против себя общественное мнение, которое сильно склонялось в то время к охранительной системе. Частные интересы были еще очень могущественны; вооружаться против них со всей энергией было невозможно, – это могло бы испортить все дело; поэтому не будем удивляться, что большая часть предлагаемых им реформ не исключала протекции. Ни Гаскиссон, ни Пиль не разделяли сначала мнений экономистов в отношении свободной торговли и только глубокое изучение самих фактов довело их до сознания ее необходимости для народной пользы. Это обстоятельство для нас весьма важно, потому что никак нельзя упрекнуть их в приверженности к отвлеченным теориям.

Гаскиссон начал свои реформы во внешней торговле пересмотром законов, относящихся до шелковой промышленности. Шелковые фабрики существовали уже во время Эдуарда III⁰²², но получили довольно значительное развитие только со времени переселения около 70 000 французских гугенотов в Англию после уничтожения Нантского эдикта. С этого времени они пользовались высокими охранительными пошлинами, а в 1765 г. последовало даже запрещение привозить шелковые ткани из Франции, как несколько прежде из Китая и Индии, и правительство постоянно заботилось об укоренении в своем государстве этой отрасли промышленности до такой степени, что даже в договоре с Францией в 1786 г. не было упомянуто об этих изделиях⁰²³. Робинсон, представляя проект закона об уничтожении этого запрещения в 1824 г., доказывал его необходимость множеством весьма любопытных фактов, относящихся до контрабанды шелковыми тканями, которая в последнее время достигла огромных размеров. Кроме того, он замечал весьма основательно, что всякое запрещение иностранных должно уменьшить сбыт собственных произведений, потому что уменьшая число продавцов, мы уменьшаем число покупателей, а во-вторых, оно побуждает другие государства к подобным же запрещениям, против которых, так сильно восстают английские фабриканты, хотя первые подают им повод и пример. Несмотря на то, что в Палате явились многие приверженцы запретительной системы, которые, основываясь на естественных преимущества Франции в фабрикации шелковых тканей и на низкой сдельной плате французских работников, а втайне больше дорожа популярностью у своих избирателей, чем личными убеждениями, доказывали, что при свободной конкуренции английские мануфактуристы должны будут непременно разориться⁰²⁴. Тогда Гаскиссон, защищая проект, представленный его товарищем, изложил необыкновенно ясно экономические законы, управляющие внешними торговыми сношениями, представил многие доказательства, что сами фабриканты в Лондоне и Вестминстере стесняются этим запрещением, и, наконец, указал на огромные успехи, сделанные бумажными фабриками в течение последних 40 лет, как в отношении дешевизны изделий, так и многочисленных открытий, совершенных в этот промежуток времени, хотя они никогда не пользовались никакой протекцией. «Покровительство, прибавил он, нужно сказать к стыду Англии, есть причина, почему в шелковом производстве так далеко отстали от наших соседей»⁰²⁵. При этом он представил членам Палаты свидетельство одного фабриканта из Спитальфильда, которому французские купцы предлагали за десятипроцентную премию доставлять всевозможные шелковые материи в Лондоне.

Чтобы не подвергать, однако, опасности довольно значительные капиталы, затраченные в это производство, вследствие внезапной таможенной перемены, правительство, оставляя пошлину на иностранные шелковые изделия в 30% ad valorem и уменьшая ее на шелк сырец и трощеный с 4 и 14 шилл. 8 п. с фунта до 1 и 3 шилл. 6 п., предложило снять запрещение только через два года. Гаскиссон, оканчивая свою речь, сказал при громких рукоплесканиях даже присутствовавших здесь фабрикантов: «Я говорю вам это не под влиянием теории; в течение моей государственной жизни я видел много примеров неточности различных теорий, и потому не увлекаюсь ими. Если, однако, станут меня обвинять в сильной наклонности к началам свободной торговли, то объявляю себя вперед виноватым; но эти начала основаны у меня на опыте и освящены самыми почтенными авторитетами. Применяя их к коммерческим интересам нашего государства, они становятся еще более очевидными. Наше богатство и промышленность, наша ловкость и благосостояние призывают нас к свободным сношениям с другими странами, чего я желаю, между прочим, еще и потому, что действуя таким образом, я убежден, что действуя для блага и пользы моего отечества»⁰²⁶. В начале этого же года, по предложению Юма, Нижняя Палата назначила комитет для исследования влияния на народное благосостояние трех равно стеснительных законов, запрещающих: 1) вывоз множества машин и орудий, 2) переселение работников в другие государства и 3) коалиции их между собой для установления сдельной платы и числа рабочих классов на фабриках. Последние два закона по представлению комитета были уничтожены, но первый встретил сопротивление большинства членов Палаты. Несмотря на то, что закон этот, изданный за 40 лет тому назад, заключал в себе многие довольно странные противоречия, что он давал повод к бесчисленным обманам и не соответствовал тогдашнему развитию промышленности, однако фабриканты всех значительных городов Англии считали удержание его необходимым и доказывали, что он дает им возможность пользоваться свойственной им механической изобретательностью и должен оставаться в силе до тех пор, пока они не исчерпают до крайности его протекционного действия. После продолжительного спора предложение об уничтожении этого закона было отвергнуто, но как в то же время королевскому совету предоставлялась власть смягчать его ограничительные действия, то Гаскиссон принял за правило дополнять вывоз всех громоздких машин и запрещать только новоизобретенные и те, которые требовали много искусного труда. к числу важнейших преобразований, совершенных в 1842 г., нужно отнести уменьшение пошлин на ром, привозимый из английских владений, а также на привозную шерсть. Оба эти предмета еще более были облегчены в следующем году. Но самое замечательное преобразование, совершенное в 1824 г., заключалось в уничтожении таможенных преград, существовавших до сих пор между Англией и Ирландией и во введении в них одинакового тарифа.

Эта последняя реформа дала повод Гаскиссону сделать в 1825 г. предложение в Нижней Палате о допущении к торговле с колониями всех государств на тех же правах, какими пользовались Соединенные Штаты. Предложение это было принято, и начиная с 1 января 1825 г. получило силу закона товары, не подлежащие запрещению, могли быть привозимы в колонии со всех стран с платой в пользу местного дохода от 71/2 до 30% пошлины ad valorem. Кроме того, дозволено привозить в Северо-американские поселения ром, кофе и сахар иностранного происхождения (запрещенные прежде на Антильских островах), чтобы не заставлять новошотландских рыбаков возвращаться без груза в Бразилию. К вывозу колониальных произведений допущены были корабли всех наций, у которых английские купцы пользовались подобными же правами, и кроме того, во многих колониях устроены были складочные магазины наподобие метропольных, куда допускались беспошлинно все товары. Значительное потребление кофе заставило правительство уменьшить на него пошлину вполовину против прежней и смягчить ее несколько на вино, пеньку и лен. Железо, которого в этом году случайно добыли меньше, чем было нужно для удовлетворения собственных потребностей, удвоилось в цене; желая предупредить на будущее время подобную дороговизну, парламент согласился уменьшить пошлину с 6 ф. 10 шилл. до 1 ф. 10 шилл. с тонны. Таким же образом облегчен был ввоз других металлов, как, например, меди, цинка, олова и свинца.

Что касается фабричных изделий, то пошлина на привозимые бумажные ткани уменьшена до 10% их стоимости, на которую, впрочем, нужно смотреть как на вознаграждение за взимаемое с хлопка; на льняные же до 25%, но не ранее как через 8 лет, в течение которых пошлина, наложенная на каждый род тканей отдельно, должна была ежегодно и постепенно уменьшаться до выше означенного предела. Постепенность такая казалась Гаскиссону необходимой, потому что в Ирландии в этой фабрикации главную роль играла ручная работа. Что касается шерстяных изделий, то по новому закону они должны были платить при ввозе 15% стоимости, а стеклянные и писчая бумага 30%, потому что на них лежал акцизный налог; уменьшена была также пошлина на глиняные изделия, перчатки и кружева.

Предлагая эти уменьшения, Министр Торговли доказывал их пользу примером необыкновенных успехов, какие сделаны были английскими фабрикантами, когда по договору с Францией в 1786 г. произведены были гораздо значительнейшие облегчения в торговых сношениях между этими народами «Хотя сдельная плата и низка на континенте, – сказал он по этому случаю, – уменьшает издержки производства, однако она недостаточна для того, чтобы склонить весы на сторону иностранцев. Со времени изобретения паровой машины и применения к производству стольких открытий химических и механических, ручной труд исчезает пред творческими способностями ума. Соединение этих способностей и великих капиталов, которыми они управляют, отличает великобританскую промышленность от всех других и ставит ее на первом месте в целом мире. Прибавьте к этому смелость и последовательность в предприятиях, постоянство и энергию в усилиях, свойственные только английскому характеру, по признанию даже наших соперников, и вы согласитесь со мною, что наше коммерческое превосходство должно более основываться на этих качествах, чем на премиях или ограничительной системе»⁰²⁷. Мы нарочно привели эти слова, чтобы показать, что в этой Англии, которой постоянно приписывают макиавелеву политику, фабриканты столь же сильно сопротивлялись таможенным реформам и доказывали, что свободное соперничество будет для них гибельно, как это еще и в настоящее время утверждают во Франции и других государствах. «Пуская мой почтенный друг, – ключил Гаскиссон в своей речи, – нистр Финансов, продолжает в каждое заседание представлять Палате доказательства, что от уменьшения излишних пошлин увеличивается государственный доход; пускай другие государства видят, что несмотря на такие ежегодные уменьшения, казна у нас полна, и я не сомневаюсь, что через несколько лет им откроются глаза. Они поверят нашей откровенности, которую теперь подозревают, и последуют для собственной же пользы нашему примеру, как прежде подражали нам в запрещениях и ограничениях»⁰²⁸.

К числу важнейших преобразований во внешней торговле, совершенных в этом году, нужно отнести еще составление нового таможенного устава. Этот огромный труд, состоящий в отмене старых постановлений, не имеющих уже никакого значения и в замене их новыми, а главное в упрощении форм, столь стеснительных для торговых сделок, был исполнен таможенным контролером Д. Юмом под наблюдением Гаскиссона. Все, что только относится до таможен, контрабанды, торговли с колониями, навигации и складочных магазинов, было собрано в один кодекс, разделенный на 11 актов. Мы уже сказали выше, что акт о взимании пошлин в 30% ad valorem с шелковых тканей, изданный в 1824 г., должен был получить обязательную силу только с 1826 г. В течение этого промежутка времени противники реформы образовали сильную оппозицию, во главе которой стоял Александр Беринг, прежний защитник свободной торговли. Один из членов этой партии Джон Вилиамс, укоряя министров и приписывая им вину случившегося в то время торгового кризиса, а может быть и желая возбудить против Гаскиссона народные страсти, воскликнул: «Я никогда не соглашусь, чтобы существование полмиллиона людей служило орудием для поверки точности отвлеченной теории. Если составители этого закона столь глубоко убеждены в справедливости своих начал, что даже готовы на такое пожертвование, то сила их решимости при настоящих обстоятельствах доказывает только их жестокосердие. Отличный метафизик, сказал Бурне, превосходит самого дьявола в злости и презрении жизни человеческой»⁰²⁹. Такие неосновательные обвинения и нападки вызвали энергический ответ. Речь, произнесенная по этому случаю Гаскиссоном, произвела даже на его противников необыкновенное впечатление и поставила его наряду с первыми ораторами тогдашнего времени. прочитав выше приведенное нами прошение лондонских купцов, которых невозможно было считать поклонниками отвлеченных теорий, Гаскиссон доказывал, что в произведенных им реформах он следовал только общественному мнению и даже мнению многих из его нынешних противников⁰³⁰. Никакие, впрочем, совершенные им перемены не могли произвести этого бедственного кризиса, породившего столько частных страданий, и он так сильно убежден в противном, что через несколько времени будет в состоянии представить доказательства, в какой значительной мере они способствовали даже к облегчению господствовавшего зла и к увеличению государственного могущества и богатства⁰³¹. Каннинг, приписывая всю честь этих полезных коммерческих преобразований своему товарищу, Министру Торговли, хотел, однако же, разделить с ним ответственность за их последствия и произнес эти знаменитые слова: «Можно ли допустить, чтобы применение философских открытий к обыкновенным делам жизни предполагало жестокосердие и нечувствительность? В управлении делами мы все должны руководствоваться отвлеченными началами, изменяя их, впрочем, смотря по времени и обстоятельствам. Но разве понятия и чувства тех, которые преследуют теперь моего почтенного друга, не суть те же, которые вызывали в прежние времена преследования против благотворителей рода человеческого? Разве не такие же понятия и чувства отравили жизнь Тюрго и заперли Галилея в тюрьму инквизиции? Разве мы не видим даже в настоящее время, что подобные понятия и подобные чувства стремятся остановить всеобщий интерес и двинуть назад образованность? Вот пружины этих узких умов, которые, будучи не в состоянии достигнуть высот, с которых можно обозревать обширный горизонт, утешают себя и мстят за это клеветой и оскорблениями людей, которые взошли на эти вершины для счастья рода человеческого!»⁰³². После этих речей предложение одного из членов Нижней Палаты назначить новый комитет для исследования состояния шелковых фабрик в Англии было отвергнуто огромным большинством 222 голосов против 40; новая коммерческая политика правительства получила блистательное оправдание и охранительная система, как выразился Гаскиссон, говоря о навигационном акте, явилась как привилегия, которой срок уже кончился⁰³³. Не нужно, однако. полагать, чтобы протекционисты оставили поле сражения; при каждом удобном случае они возобновляли предложения о пересмотре новопроизведенных реформ и об их уничтожении. Начиная с 1826 г., три года сряду продолжалась упорная борьба о навигационном акте и каждый она подавала повод Гаскиссону к блистательному опровержению посредством статистических данных всех несправедливых жалоб его противников, из которых один, генерал Гаскойн, громко изъявил сожаление о том, что пароходы, совершая два раза курс в течение одного года от Англии до Балтийских портов, уменьшают количество необходимых прежде для перевозки кораблей.

Но ни один предмет торгового законодательства не подвергался таким изменениям и не вызвал столь энергичных споров, как хлебные законы. Со времени билля, изданного в 1822 г., состояние рабочего класса, преимущественно в мануфактурных округах, возбуждало в людях благомыслящих живейшее участие. Голод порождал многие преступления и ропот неудовольствия раздавался во всех частях государства. Несмотря на многие благотворительные усилия частных лиц оказать помощь бедным, несмотря на даровую раздачу супа, одежды и каменного угля в местах наиболее страждущих от высокой цены на хлеб, неудовольствие не уменьшалось; бедные сознавали инстинктивно, что для радикального прекращения бедствия необходима справедливость, одинаковая для всех классов, а не милостыня. Благотворительность со стороны людей, создавших законным образом голод и после в филантропии старающихся найти средство к уменьшению зла, из него проистекающего, возбуждала сильное недоверие. Фабриканты согласны были на все таможенные реформы, но домогались только снятия запрещения с иностранного хлеба. Между тем цель, предполагаемая законом 1822 г., не была достигнута, потому что средние цены пшеницы в последние 3 года от внутреннего соперничества понизились до 58 и 55 шилл. за квартер. При таком состоянии землевладельцы и думать не хотели о каком бы то ни было понижении пошлины. Они указывали на магазины континентальных держав, наполненные хлебом и ожидавшие только открытия свободного привоза, чтобы наводнить Англию своими запасами и сделать земледелие в ней невозможным.

Таким образом, Гаскиссон находился между двумя противными себе партиями и принял между ними весьма трудную роль посредника, которая, впрочем, была только возможна в это время. Он был убежден, что радикальной реформы в этом отношении сделать невозможно и старался только облегчить путь своим преемникам к будущим преобразованиям. Вот почему в речах его с этой эпохи мы часто встречаем противоречие между его убеждениями и теми началами [принципами], которыми он руководствовался во всех других случаях. Когда фабриканты упрекали его в непоследовательности, что он, снимая все запрещения и уменьшая пошлину на мануфактурные произведения, не опасался для них вредного влияния иностранного соперничества, и в то же время с такой заботливостью старался устранить это соперничество для предмета первой необходимости, то Гаскиссон представлял, что мануфактурные изделия производятся в Англии гораздо дешевле, чем в каком-либо другом государстве, в то время как земледелие находилось в обратном положении, а между тем на благосостоянии класса земледельческого основывается могущество Великобритании. Но защищая интерес поземельных собственников, он хотел, однако, стеснить пределы покровительства, которым они пользовались, и представлял убедительные факты о его вредном влиянии и совершенной недействительности. Так, например, искусственная дороговизна делала жизнь в Англии для бедных работников почти невозможной, вследствие чего многие из них переселялись в другие государства. Кроме того, перемещение капиталов делалось год от года значительнее, и эти два обстоятельства по необходимости должны были причинить упадок цен на хлеб и угрожали земледелию продолжительным, а может быть постоянным страданием. Вследствие дороговизны пшеницы уменьшалось ее потребление, а колебание цен причиняло значительные потери даже для самых землевладельцев. К чему же послужил закон 1822 г., когда в продолжение 2-1/2 лет разница в цене хлеба изменялась от 112 шилл. за квартер до 38 шилл.?

Еще в 1825 г. Гаскиссон, желая предупредить угрожавший в это время голод, сделал предложение в парламенте о допущении к продаже хлеба, находившегося в лондонских складочных магазинах, и о дозволении привозить его из Канады, установив для него постоянную пошлину. Палаты согласились; но последняя мера принята была вопреки желанию Министра торговли, только как временная и в виде исключения. Имея, однако, в виду необходимость облегчить участь бедных потребителей, Гаскиссон желал этого достигнуть другим образом: он старался подействовать на умы тех, которые, имея власть издавать законы, обязательные для всех классов общества, пользовались этим правом до сих пор только с видимой целью обеспечить свои личные интересы. Для этого он поручил Вилиаму Джекобу, человеку весьма деятельному и по своей должности⁰³⁴ хорошо ознакомленному с этим предметом, изучить состояние сельского хозяйства и торговли хлебом на континенте, Джекоб посетил значительную часть Европы, преимущественно останавливаясь в прусских прибалтийских провинциях и в царстве Польском, и везде нашел земледелие на низкой степени развития. Но более всего его удивил незначительный запас хлеба, находящийся в этих странах. Так, в Померании, в Данциге, Эльбинге и Любеке нашел он в магазинах в августе и сентябре 1825 г. не более 460 000 квартеров пшеницы⁰³⁵; в русских же прибалтийских, датских и мекленбургских портах, равно в Бремене и Гамбурге вместе взятых, не более 280.000 кварт.⁰³⁶ В Варшаве, Казимире и Кракове обширные здания для хранения хлеба нашел он совершенно пустыми. В то же время оказалось после тщательных исследований, что весь бассейн Вислы мог доставить, даже при таких высоких ценах, какие господствовали в Европе с 1791—1801 г., для иностранной продажи не более полмиллиона квартеров⁰³⁷. На основании этих фактов, опровергающих совершенно неосновательные предположения протекционистов, Джекоб считал возможным соперничать с иностранцами в производстве пшеницы при постоянной пошлине в 10 шилл. за квартер. Но правительство, полагая, что вопрос этот не достиг совершенной зрелости, решилось оставить еще на два года в силе прежнее законодательство, хотя неблагоприятный урожай в следующем году заставил нарушить это обещание. Каннинг, опасаясь бедственных последствий, которые обыкновенно порождали голод, но в то же время не имея надежды одолеть могущественную партию землевладельцев в парламенте, предложил только две временные меры: 1, дозволить ввезти около 300.000 кв. пшеницы, находящейся в складочных магазинах в разных портах Англии, и 2, разрешив правительству право допускать к привозу иностранный хлеб с пошлиной в 12 шилл. с квартера. На первое Палата легко согласилась, тем более, что уже существовал пример подобного дозволения; но второе казалось ей слишком опасным нововведением. Несмотря на это, крайние обстоятельства заставили министерство отступить от законов, и по повелению королевского совета дозволен был ввоз ярового хлеба, однако с условием, что купцы должны будут заплатить такую пошлину, какая будет впоследствии назначена парламентом. Созванный нарочно для этого парламент узаконил это распоряжение⁰³⁸.

Такая система законодательства не могла уже найти никакого оправдания. Все ученые, занимавшиеся экономическими вопросами, к какой бы партии они не принадлежали, стали громко ее осуждать. Знаменитый ученый Мак-Кулох доказывал в одном из современных журналов⁰³⁹, что покровительство земледелию обходится ежегодно народу по крайней мере в 20 млн ф. сер.⁰⁴⁰, из которых 15 составляли чистую потерю, ничем не вознаградимую для государства, потому что земледельцы, обрабатывая худшего качества земли, принуждены были больше издерживать на производство хлеба, чем бы это случилось при свободной торговле. он весьма тщательно рассмотрел все налоги, лежащие на земле и доказал фактически, что они не так велики, как обыкновенно представляют землевладельцы для того, чтобы оправдать законное покровительство, которым они пользовались. В то же время многочисленные митинги, собираемые в главных мануфактурных городах, волновали народ. При таком настроении умов министерство надеялось найти в новособранной Палате большинство в пользу предполагаемых преобразований хлебных законов. Гаскиссон, одержимый болезнью, не мог сам лично предложить проекта нового закона, и по обоюдному согласию обязанность эту принял на себя Каннинг, который пользовался необыкновенной популярностью в Нижней Палате, и после смерти Лорда Ливерпуля сделался главой министерства. После первого чтения большинство 69 голосов в Нижней Палате оказалось в пользу министерского проекта, который вышел невредим и после остальных двух чтений. Но поправка, предложенная в Палате Лордов герцогом Велингтоном и принятая в ней незначительным большинством голосов, исказила его совершенно и заставила Каннинга взять этот проект обратно. Первый министр мог только получить разрешение на временный ввоз хлеба из складочных магазинов со взиманием таких пошлин, какие были предложены в проекте.

Между тем министерство вторично отправило на континент того же Джекоба, который в этот раз с особенной тщательностью изучал состояние земледелия и запасных магазинов в Дании, Мекленбурге, Ганновере и Ганзейских городах. Джекоб опять нашел, что запасы, которых так страшились английские землевладельцы, были совершенно ничтожны и теперь даже в меньшем количестве, чем два года тому назад. В то же время он представил убедительные доказательства, что они могут увеличиться только до известного, весьма незначительного предела и, наконец, указал на один весьма любопытный факт, именно что цена хлеба упала в то время, когда его находилось меньше для продажи. Джекоб полагал весьма справедливо, что подобное экономическое явление могло произойти только вследствие запретительной системы, принятой не только в Англии, но и в других государствах. Купцы, не уверенные во времени продажи закупленного хлеба и будучи не в состоянии предвидеть, куда можно будет его отправить, принуждены были продавать его иногда с потерей.

После этого донесения, основанного на очевидных данных, сомнение было уже более невозможно. Все классы производителей, не исключая даже землевладельцев, желали выйти из такого затруднительного по своей изменчивости положения и домогались какого-нибудь решения. Вследствие этого герцог Велингтон, заступивший место Каннинга в главе министерства, представил новый проект, который, впрочем, мало отличался от прежнего. Единственная разница заключалась только в назначении в последнем высшей предельной цены, при которой дозволялся ввоз иностранного хлеба. Для определения средних цен собирались данные еженедельно на 150 рынках Англии; Ирландские же и Шотландские были устранены, потому что на них цены хлеба были слишком низки. Проект Велингтона был принят Палатами в конце 1828 г. мы приводим здесь для сравнения оба эти проекта подвижной пошлины, которая в свое время пользовалась большим уважением.

Такая подвижная пошлина, по мнению многих, представляла необыкновенные выгоды для всех классов общества. Она удовлетворяла интересам землевладельцев, обеспечивая им во всякое время необходимую цену для вознаграждения за издержки производства; устраняла слишком высокие цены в случае неурожая и, следовательно, охраняла интерес бедных и, наконец, делала ненужным вмешательство власти исполнительной, освобождая ее от необходимости приостанавливать действие законов. Достигла ли она действительно всех этих результатов, об этом мы скажем ниже.

Вот главные реформы, произведенные Гаскиссоном в таможенном тарифе. Во все время его министерского управления, потребители были облегчены вследствие уменьшения пошлин, на сумму свыше 35 млн руб. сер.; между тем как с 1814 по 1822 такое же облегчение не составляло даже 8 млн руб. сер.⁰⁴¹. Но эти цифры не дают еще точного понятия о том, в какой мере эти преобразования был благодетельны для народа. Довольно сказать, что производство и потребление некоторых предметов в течение второго периода удвоилось, а в некоторых случаях даже удесятерилось. Сравнивая, например, обработку шелковых изделий, которые долее других пользовались сильным покровительством в первые и последние 3 года господства запретительной системы, мы находим, что среднее количество привозимого шелка увеличилось в течение 58-летнего периода (1765—1823) на 336%, или приращение на каждый год составляло в средней сложности 5,79%. В то же время фабриканты в Сптальфильде и Ковентри постоянно жаловались, что контрабанда угрожает им неминуемым разорением. Но мы уже видели, что крики неудовольствия еще более усилились, когда Гаскиссон решился прекратить это злоупотребление посредством снятия запрещения с привозимых шелковых тканей. Не прошло 7 лет после принятия его предложения, как ткачи города Маклесфильда впряглись сами в коляску Гаскиссона и обвозили с таким торжеством по всему городу, называя его спасителем своей промышленности. В течение 21 года, следовавших за уменьшением пошлины, привоз увеличился на 247%, или в год на 11, 76%. С 1814—1852 г. количество обрабатываемого шелка на английских фабриках составляло в средней сложности несколько более 1 882 000 ф.; в течение же 10 лет после 1824 г. – 3 678 000 ф., а с 1834 по 1844 г. – 3 963 000 ф.⁰⁴² Во время существования запрещения на иностранные шелковые ткани пошлина на трощеный шелк была в 3-1/2 раза более. чем на шелк-сырец. В 1824 г. пошлина была уменьшена до 1/4 прежней величины и, несмотря на это привоз трощеного шелка постоянно уменьшался⁰⁴³. В первые три года запретительной системы привоз его составлял 1/2 всего количества нужного для английских фабрик; под конец почти 60-летнего покровительства – 1/7, а через 20 лет после уменьшения пошлины – всего 1/11, или 330 000 ф. Принимая же среднее количество за 10 лет, оканчивающихся в 1844 г. он составил не более 265 000 ф. В то же время большее число работников нашло занятие в этой промышленности вследствие увеличения числа фабрик. В Манчестере в 1823 г. находилось ткацких станков для шелковых изделий 5500; через 5 лет число их увеличилось до 12 000, и вместо 780 000 прялок для трощения шелка явилось их 1 180 000. Ценность вывоза шелковых тканей увеличилась в этот промежуток времени с 3 150 000 ф. ст. до 7 млн ф. ст. Что касается внутреннего потребления этих тканей, то вот что об этом говорит один из самых замечательных английских статистиков: «Шелковые материи не составляют уже более предмета роскоши. Можно встретить много женщин за прилавком и в праздничные дни на улицах, которые носят шелковые платья. В этом отношении мы встречаем в настоящее время гораздо меньше различия между столицей и мануфактурными городами, чем прежде»⁰⁴⁴.

Не менее важным доказательством благодетельного влияния преобразований Гаскиссона служит промышленность. Странными теперь покажутся нам слова короля Вильгельма III, помещенные в ответе на адрес обеих палат, в котором они испрашивали защиты от ирландских шерстяных фабрик: “Я все сделаю, – сказал король, – то только от меня зависит, чтобы обессилить в Ирландии производство шерстяных, а поощрить развитие льняных изделий”. Вследствие этого обещания наложены были тяжелые пошлины на привозимый чесаный лен и установлены значительные премии за вывоз льняных изделий, производимых внутри государства. Мак-Куллох по этому случаю говорит, что если бы сумма, выданная в виде таких премий, положена была для обращения из процентов, то эти последние давали бы больше дохода, чем его получалось от продажи всего количества льняных тканей за границу⁰⁴⁵. В 1825 г. Пошлина на чесаный лен с 10 ф. ст. 14 шилл. и 6 п. с центнера⁰⁴⁶ и на нечесаный с 5 п. уменьшена до однообразной величины 4 п. с центнера. В последующие три года она должна была снова постепенно уменьшаться и с 1828 г. Составлять только номинальную пошлину в 1 пенни с центнера. Следствия этой перемены оказались немедленно. С 1820—1825 г. ежегодный привоз льна составлял менее 534 000 центн. С 1825—1830 – 881 800 центн., а с 1830—1844 г. – 1 346 000 центн. Дешевизна этого сырого произведения усилила потребление тканей и вызвала многие изобретения. В 1843 г. длина фунта ниток средней тонины составляла не более 3330 ярдов, в 1824 г. – 5 220 ярдов, а в 1833 г. – 11 130 ярдов⁰⁴⁷. Цена пряжи в течение этого же периода времени уменьшилась в 9 раз. Вывоз пряжи во Францию в 20 лет увеличился от 76 000 фунтов до 22 млн фунтов, а привоз ее из-за границы в Англию, составлявший в 1827 г. 4 млн ф. Уменьшился в 1844 г. До 1 млн ф. Ценность вывоза льняных тканей через 10 лет с 1834—1844 г. удвоилась (с 2 млн до 4 м. ф. ст.⁰⁴⁸

Запрещение вывозить шерсть из Англии последовало еще в 1660 г.; но привоз ее из-за границы оставался почти свободным до 1802 г. Наложенная в этом году пошлина в 5 шилл. 3 п. с центнера в 1813 г. Была увеличена до 6 шилл. 8 п., а в 1819 г. по предложению Ванзиттара, тогдашнего председателя Торгового Совета, она была возвышена до 56 шилл. С центнера или до 6 пенни с фунта. В 1925 г. Гаскиссон уменьшил ее до 1 пенни с фунта. Хотя привоз иностранной шерсти подвергался значительным изменениям, в сравниваемые однако два пятилетние периода, с 1821—1825 и с 1825—1829 г., находим, что средняя величина привоза в первом периоде составляла около 17 477 000 ф., а во втором 28 135 000 ф. Средний же привоз за 5 лет, оканчивающихся в 1844 г., превосходил 51 млн ф. К этому нужно прибавить, что и количество производимой внутри государства шерсти в то же время значительно увеличилось, как это доказал комитет Нижней Палаты в 1828 г., однако цена ее, вопреки предсказаниям не только не понизилась, но стала выше, чем прежде. Вывоз шерстяных тканей с 1820—1824 г. составлял около одного млн кусков, в последующие же 5 лет он увеличился до 1 228 000, а с 1840—1844 до 2 128 000 кусков⁰⁴⁹.

Стеклянные заводы представляют нам тоже много поучительного в отношении влияния высоких пошлин на потребление и государственный доход. Когда в 1812 г. правительство удвоило пошлину на стекло, то среднее потребление за три года, составлявшие до 1812 г. 418 000 центнеров, уменьшилось после этого до 265.000 центн., а вместе с тем и доход казны с 361 000 ф. ст. сократился в 1816 г. До 326 000 ф. ст. в 1819 г. пошлина на плоское стекло с 98 шилл. с центнера уменьшена была до 60 шилл., и через 20 лет казенный доход утроился. Но еще более блистательные результаты представляет нам реформа, хотя и не полная, навигационного акта, произведенная с 1822 по 1827 г., посредством учреждения складочных магазинов, облегчения некоторых статей привоза и заключения торговых договоров на основании акта о взаимности пошлин. Чтобы убедиться, что англичане выиграли более других народов от этой реформы, довольно привести несколько статистических данных. В 1821 г. вместимость английских кораблей, торговавших с Соединенными Штатами, составляла 55 188 тонн; в 1844 г. она достигла 750 000 тонн. В течение этого же промежутка времени вместимость английских кораблей во всемирной торговле увеличилась на 155% или более чем на 2 млн тонн⁰⁵⁰.

Таким образом, все главные отрасли народной промышленности быстро подвинулись вперед, хотя начала свободной торговли очень медленно применялись к ним и при сильном ограничении привоза хлеба из-за границы они не могли оказать таких благодетельных последствий, каких по справедливости можно было бы ожидать и которые немедленно осуществились после важных преобразований, произведенных в последующие периоды.

Министерство Велингтона осталось памятным в Англии более по своим политическим, чем по экономическим преобразованиям; но оно, впрочем, и продолжалось недолго. Смерть Георга IV и вступление на престол его брата герцога Кларанского в 1830 г. сделали необходимым распустить парламент. Выборы, произведенные под влиянием Июльской революции и сильного кризиса, потрясавшего в это время Англию, были неприязненны для министерства из партии тори, которое после собрания палат подало немедленно в отставку, и главой нового кабинета сделался Лорд Грей. В его управление экономические теории тоже должны были уступить место пересмотру политических прав народа. Общественное внимание было обращено постоянно на Нижнюю Палату, в которой мало находилось действительных представителей так называемого среднего сословия, приобретшего в последнее время огромное значение в государстве. В этом случае не столько чувство политической справедливости, сколько внутреннее убеждение, что никакое существенное улучшение в торговом законодательстве не может быть произведено, пока элемент аристократический будет преобладать в обеих Палатах, заставило народ домогаться реформы в составе представителей Нижней Палаты. Такая реформа была необходима, особенно для уничтожения монополии на хлеб, кроме многих других стеснительных законов, относящихся до внешних сношений. Не подлежит никакому сомнению, что только покровительственная система могла вызвать эти многочисленные митинги и даже народные возмущение и доставить влияние таким людям, как Коббетт, Гэнт и их сообщники.

В 1832 г. Был, наконец, принят билль о преобразовании парламента и с этих пор мы действительно замечаем, что и в таможенном кодексе быстро совершаются разные улучшения. Многие из них были приготовлены, как мы уже видели, Гаскиссоном, и превосходно развиты в сочинении Парнеля On Financial Reform, которое пользовалось в свое время необыкновенным влиянием. Парнель доказывал в нем, что никакие улучшения в обществе невозможны до тех пор, пока правительство не изменит системы податей, которые преимущественно должны падать на чистый доход, а не на предметы потребления. Искусственная дороговизна последних делает их недоступными для массы народа, а потому уменьшает занятия бедных работников и производительность капиталов, и, следовательно, препятствует скорому их накоплению. Наконец, хотя многие предметы потребления, как чай, кофе, сахар, вино и т.п., могут служить отличным источником государственного дохода, однако и для этого они не должны быть облагаемы слишком высокой пошлиной.

Но все эти вопросы мало занимали в то время Нижнюю Палату, которая до своего преобразования весьма немного сделала для облегчения торговли. В 1831 г. уменьшены были пошлины на некоторые химические продукты и вина. Эти последние подлежали теперь однообразному налогу 5 шилл. 6 пенни с галлона⁰⁵¹; исключены из этого были вина с мыса Доброй Надежды, которые платили только половину упомянутой пошлины. В следующем году была уменьшена пошлина более чем на 300 разных предметов, большей частью мало значительных в торговле; из них самые важные были красильные и аптекарские вещества и пенька, которая с тех пор подлежала самой незначительной пошлине 1 шилл. с центнера⁰⁵².

Лишь только созвана была новая Палата, ей немедленно нужно было приступить к пересмотру Ост-Индской компании, которой недостатки ясно были представлены исследовательными комитетами в 1820, 1823, 1830, 1831 и особенно в 1833 г. С тех пор, как некоторые порты Восточной Индии сделались открытыми для частных лиц, сумма оборотов с этой страной в течение 20 лет увеличилась почти в четыре раза, несмотря на многие препятствия, налагаемые законами на свободные с нею сношения. При возобновлении хартии в 1833 г. Эта компания не только лишилась торговой монополии с Китаем, но ей даже запрещено было вести с этим государством на свой счет какие бы то ни было коммерческие сделки. Наконец участь ее, как политической корпорации, решена только в прошедшем году в последних заседаниях парламента. По новому положению, как известно, вся правительственная власть перешла в руки особого совета, и в настоящее время эта компании немногим отличается от других купеческих компаний. Облегчая торговлю с Азией, Палата распространила право привоза чая на все значительные порты Великобритании и Ирландии. До сих пор этим правом пользовался один Лондон, где продажа его совершалась в определенные сроки. Все эти ограничения были устранены вместе с уменьшением пошлины, составляющей от 15 до 25% стоимости, смотря по различным сортам чая. Но как этот закон подавал повод ко многим обманам, то спустя два года была установлена однообразная пошлина 2 шилл. 1 п. с фунта⁰⁵³. Пошлина на сахар, доставлявшая постоянно значительный доход казне, подлежала еще с прошедшего столетия ежегодному утверждению парламента. Нужды правительства заставляли постоянно увеличивать ее, так что с 1806 г. Сахарный песок, привозимый из Антильских островов, подлежал таможенной плате 30 шилл., а из Восточной Индии 40 шилл. с центнера; из всех же иностранных владений он не допускался к привозу. В 1826 г. Последовало некоторое изменение в тарифе по этому предмету. Неочищенный сахар с островов Антильских и острова Маврикия платил 27 шилл., с Восточной Индии 37 шилл., а иностранный 63 шилл. В 1830 г. британские владения были несколько облегчены тем, что вместо 27 и 37 шилл. они платили 24 и 32 шилл. с центнера, но пошлина на иностранный сахар осталась неизменной. В 1833 г. Позволено было привозить беспошлинно сахарный песок в складочные магазины для рафинирования, с полной свободой вывоза. К этим преобразованиям нужно еще прибавить значительное облегчение в привозе хлопка ( 2 шилл. 11 п. на привозимую из иностранных владений и 2 п. из британских владений с центнера, вместо 5 шилл. 10 п. и 4 п. по прежнему тарифу) и уменьшение налога на 150 предметов, подлежащих фабричной обработке⁰⁵⁴.

В 1834 г. Снова последовало уменьшение пошлины на 30 привозных предметов, из которых самые значительные были овощи и различного рода растительные масла, а также иностранные книги. Вывоз каменного угля дозволен был беспошлинно⁰⁵⁵. в течение следующих трех лет облегчена была пошлина более чем на 70 предметов, большей частью получаемых из Азии, которых мы не перечисляем здесь потому, что они не представляли большой важности для торговли. К этому же времени относится путешествие Вилиерса и Боуринга по Франции и последнего по Германии с официальным поручением вступить в переговоры с различными государствами для облегчения торговых сношения с ними Англии. Хотя попытки эти остались большей частью безуспешными, но факты, собранные ими о состоянии разных отраслей промышленности на континенте Европы и о влиянии таможенного тарифа на их развитие, доставили новое орудие защитникам свободной торговли.

В 1840 г. война с Китаем заставила английское правительство увеличить на 5% пошлину со всех предметов привоза, за исключением хлеба; но это обстоятельство подало повод некоторым из членов Нижней Палаты сделать предложение о назначении комитета для исследования влияния таможенных пошлин как на развитие промышленности, так и на увеличение государственного дохода. Палата согласилась и избрала для этого из своей Среды людей, специально знакомых с этим предметом; посему неудивительно, что никогда еще о нем не было собрано столь разнообразных и многочисленных сведений. В этот комитет были приглашены самые опытные и просвещенные администраторы, из которых достаточно назвать Д. Юма, служившего 30 лет в таможне и 11 в торговом департаменте, Мак-Грегора и Портера, секретарей того же департамента, из которых последний был председателем статистического отделения, и наконец Боуринга, известного путешественника и экономиста. Кроме того, тут были приглашены представители почти всех главнейших отраслей промышленности⁰⁵⁶. Приглашенные свидетели все без исключения объявили, что таможенное покровительство никогда не достигает предполагаемой цели и во всяком случае обременительно для народа. По собранным официальным данным оказалось, что с 1838 по 1841 г. Привезено было одной пшеницы 9 435 000 квартеров, между тем как за предыдущие 4 года всех родов хлеба вместе не более 362 000 кв., и что средний урожай в трех соединенных королевствах был уже недостаточен для прокормления жителей. Притом пшеницу, во время недостатка собственной, покупали большей частью на чистые деньги, потому что при охранительных пошлинах невозможно вперед предвидеть и приготовить взамен за нее каких-нибудь мануфактурных изделий. Этот факт подтверждался значительным вывозом драгоценных металлов, который в вышеприведенные 3 года простирался до 10 млн ф. ст., отчего самое обращение денег в это время подвергалось большим затруднениям. Вместе с тем в ответах Юма мы находим другой замечательный факт: что одни только пошлины на съестные припасы обременяли народ ежегодным налогом в 36 млн. фунт. ст.⁰⁵⁷ В то же время он доказывал, что бремя государственных податей не только не оправдывает протекционных пошлин, но положительно их опровергает, потому что они еще больше увеличивают существующее уже бедственное положение рабочего класса. Уменьшение пошлин, по его мнению, производимое с целью облегчить положение народа, никогда не должно зависеть от таможенных преобразований других государств, которые по необходимости принуждены будут сами следовать тому же примеру. Если Англия не поспешит открыть своих портов для свободного привоза всех произведений, то не подлежит сомнению, что вывоз ее произведений начнет уменьшаться, а вместе с тем и ее могущество станет клониться к упадку⁰⁵⁸.

В то же время Портер представил многие несообразности тарифа, в котором находилось 1150 статей. А из них только 17 приносили казне дохода 21 700 000 ф. ст., между тем как на все остальные приходилось не более 1 260 000 ф. ст. Кроме того, разничная пошлина на одни и те же предметы, но различного происхождения, порождала напрасную трату капиталов, которой ничем нельзя было оправдать. Так, например, пошлины с кофе, привозимого из британских владений, взималось при ввозе 6 пенсов, с иностранных же 15. Но как производство первого было недостаточно для внутреннего потребления, то, для избежания высокой пошлины, английские купцы покупали кофе в европейских портах, перевозили его большей частью на мыс Доброй Надежды, для того чтобы придать ему значение колониального, и оттуда уже доставляли в Англию⁰⁵⁹. Не меньшую потерю для народа причиняла пошлина на сахар, потому что привозимый из Бразилии стоил в английских складочных магазинах в два раза дешевле индийского. «Англия, – говорит по этому случаю знаменитый статистик, – латила в 1840 г. за то же количество сахара, не включая в это пошлины, 5 мил. ф. ст. дороже, чем какой-нибудь другой народ. В том же году мы вывезли наших товаров в колонии, из которых привозится к нам сахар, ценностию на 4 мил. ф. ст., так что следуя экономическим началам, т.е. покупая его на самых дешевых рынках, мы выиграли бы еще 1 мил. ф. ст., даже если бы подарили плантаторам купленные им у нас произведения»⁰⁶⁰. Такая искусственная дороговизна не только была вредна для потребителей, но на столько же почти уменьшала казенный доход. Макгрегор постоянно указывал на невыгоды, в которые таможенные законы поставляли фабрикантов – невыгоды, происходящие преимущественно от того, что жизненные припасы в Англии необыкновенно дороги. Английский работник, например, по его словам, платил за хлеб от 40 до 80% дороже, чем он продается в других государствах, а если сосчитать сумму платимых им налогов в пользу частных лиц за необходимые для него предметы потребления, то наверное, она была бы в два раза больше государственных податей. Только дороговизною жизненных припасов можно объяснить это странное явление, что множество богатых людей проводят жизнь на континенте и издерживают там от 4 до 8 млн. ф. ст. ежегодно. Что касается пошлин на фабричные изделия, то для тех, которые вывозятся в огромном количестве, она не имеет никакого значения, – для других же, как шелковые ткани, перчатки и т.п., она недействительна, потому что их доставляют контрабандисты. Все призванные в комитет фабриканты единогласно отвергали взводимое против них обвинение, будто бы они домогаются свободного привоза хлеба только для того, чтобы понизить задельную влату. Основываясь на ежедневной практике, они утверждали, что только высокая цена съестных припасов имеет такое действие, и с понижением ее эта плата непременно возвысится, потому что большое потребшение фабричных изделий увеличит их производство, а вместе с тем и спрос на труд⁰⁶¹. Касательно некоторых ограничений, находящихся еще до сих пор в таможенном тарифе, при вывозе предметов внутреннего производства, комитет преимущественно занимался машинами и после самого тщательного исследования убедился в необходимости уничтожения этих ограничений. Из собранных таким образом свидетельств представлен был Палате краткий, но систематический рапорт, который как будто заключал в себе программу для будущих преобразований таможенного кодекса.

В 1841 г. министерство, предлагая на рассмотрение нижней палате свой финансовый план, сообенно домогалось уменьшения таможенной пошлины на три предмета: на лен, сахар и хлеб. Но этот проект, по крайней мере одной из своих частей, возбудил сильное сопротивление преимущественно потому, что слишком противоречил ослепленному в то время общественному мнению. Так, уменьшение пошлины на иностранный сахар, привозимый по большей части из стран, где господствовало еще невольничество, поражало религиозное чувство аболиционистов и казалось несообразным с тему пожетвованиями, которые еще так недавно сдлал народ для освобождения негров. К этому нужно прибавить, что под личиной филантропии здесь скрывался самый низкий эгоизм плантаторов, которые рады были случаю найти для своих интересов такую великую защиту. Борьба продолжалась в течение 8 длинных заседаний. Напрасно Рассел и знаменитый в настоящее время историк Маколей доказывали, что палата более заботится о неграх, чем о своих собственных согражданнах, что если нравственость и человеколюбие дозволяют одеваться в хлопчато-бумажные ткани и курить табак, оба предмета, производимые неграми, то каким образом они могут запрещать употребление сахара и кофе, происходящих из того же источника? Закон не полагает никаких препятствий для привоза этих предметов в колонии, а не допускает их в Англию. Мало того, английские фабриканты рафинируют сахар в складочных местах и развозят по всей Европе так что на всем Земнои шаре только жители Британскихостровов не могут им пользоваться. «И кто же будет так легковерен, кого можно убедить, что подобное законодательство подействует на уничтожение невольничества? Не гораздо ли справедливее полагать, что мы скорее достигнем нашей цели посредством свободных сношений?»⁰⁶² Но доказательства эти не могли подействовать на большинство, которое наперед решило падение министра вигов. Замечательно, что в этой борьбе самым сильным противником таможенных преобразований является Пиль, который, сделавшись первым министром, превзошел в решимости всех своих предшественников. По всей вероятности, он не предвидел, какое сильное оружие давал в руки своих парламентских врагов, поставляя интересы партий выше интереса общественного.

Рассматривая все реформы, произведенные в этом периоде, и оценивая их последствия, мы должны поставить на первом месте уничтожение монополии Ост-Индской компании. Так, вывоз английских товаров в Индию и Китай, составлявший в 1833 году (в год изменения хартии) 3 495 000 ф. ст., через 7 лет увеличился более чем на 2-1/2 млн; между тем как за 7 предшествующих лет увеличение не превышало 300 000 ф. ст. Кроме того, в привозе из Индии появились многие новые предметы, как то: льняное семя, ром, табак, шерсть и некоторые другие. Количество привозимого кофе и кож (в 1846 г.) утроилось, а пеньки, риса и перца удвоилось. Прежде привоз сахара из Индии был совершенно незначительный, но с 1833 г. Он сделался одной из важнейших статей торговли⁰⁶³. То же самое нужно сказать и о некоторых колониальных произведениях, которые сделались почти предметом необходимости вследствие долгой привычки, и потребление которых безусловно зависит от их цены и благосостояния массы народа. В настоящее время сахар, чай и кофе составляют после мяса и хлеба главные предметы пищи человеческой, несмотря на то, что всякая перемена пошлины имела сильное влияние на их потребление. О сахаре мы в этом периоде не можем ничего сказать, потому что применение к нему принципа свободной торговли последовало только в 1844 г. Совершенно другое было с чаем и кофе, которые дают нам возможность привести несколько данных для подтверждения выше изложенных положений. В 1784 г. Пошлина на чай составляла 67% его стоимости, и тогда употреблялось меньше 5 млн Фунтов в год. В следующем году пошлина была понижена до 2-1/2%, вследствие чего потребление увеличивалось постепенно в следующие три года до 10, 12 и 17 млн фунт. В год открытия свободной торговли с Китаем потреблялось чаю несколько меньше 30 млн фунт.; спустя же 11 лет после этого потребление увеличилось до 41 млн фунт. В 1801 г. пошлина на кофе, привозимое с великобританских плантаций, составляла 1 шилл. 1 п. с фунта, и он доступен был только богатому классу; среднее потребление каждого жителя в соединенных королевствах не превышало тогда 1/16 фунта. В 1811 г. пошлина была уменьшена до 7 пен. с фунта, потребление увеличилось на 750%, а доход казны утроился. В 1825 г. Пошлина снова была уменьшена в половину, потребление затем немедленно увеличилось до 14 млн ф. или на 200 1/2, а казна получила 100.000 ф. ст. дохода, т.е. два раза больше против 1811 г. Потребление кофе увеличилось, наконец, до того, что уже Вест-Индские острова не были в состоянии удовлетворять всем потребностям, и в 1835 г. необходимо было допустить кофе из Ост-Индии на тех же условиях, вследствие чего потребление достигло до 20 млн ф., а в 1842 г. оно составляло 28-1/2 млн ф. Но для лучшей оценки влияния покровительственной системы мы приведем для сравнения официальные цифры из рапортов о внешней торговле за два года, когда еще никаких важных преобразований не было сделано в таможенном тарифе:

Но с 1826 г. последовали различные изменения в английском тарифе, и в 1844 г. вот какой успех сделала английская внешняя торговля: вывоз в европейские государства почти удвоился, в Африку увеличился на 400%, в Соединенные Штаты на 800%, в британские владения северной Америки и Вест-Индию на 25%, в иностранные колонии Вест-Индии более, чем на 100%, а общий итог вывоза во все части света увеличился до 58 484 292 ф. ст.⁰⁶⁴ И такого увеличения в вывозе невозможно объяснить ни какими-нибудь особенно замечательными изобретениями, произведенными в это время в технической промышленности, ни открытием новых рынков для сбыта английских произведений, да, наконец, и самые важнейшие улучшения произведены в тех отраслях промышленности, с которых была снята запретительная пошлина и которые до тех пор находились почти в упадке. Облегчение, доставленное народу в течение этого периода, уменьшением пошлин, составляло более 16-1/2 млн руб. сер.⁰⁶⁵

Разумеется, эти частные успехи не могли искоренить всех бедствий и лишений, накопленных продолжительной войной и сильным ограничением привоза иностранного хлеба. Это ограничение. Несовместное со значительным приращением народонаселения, порождало неудовольствие и беспорядки между рабочим классом и было причиной частных пожаров и возмущений, в которых скрывались страшные элементы революции. Реформы Гаскиссона и его последователей были гораздо могущественнее для их прекращения, чем все устрашительные меры, против них предпринимаемые.

Положение Пиля при вступлении его в должность первого Министра было весьма затруднительно. Воспитанный с детства в приверженности к партии консерваторов, признанный с давнего времени их главой, он постоянно и во всех главных вопросах политических и экономических являлся, однако, более смелым реформатором, чем самые виги. Эмансипация католиков, против которой он восставал так долго и так энергически, была совершена главным образом при его содействии. Это было первое обстоятельство, которое отвлекло от него многих из его парламентских приверженцев. Во время борьбы за преобразование Нижней Палаты он постоянно находился во главе оппозиции, но лишь только борьба кончилась торжеством его противников, он мирится с победителями. Наконец, хлебные законы, считавшиеся основанием могущества и значения аристократии, на которые лорды взирали, как на единственное средство удержать власть в своих руках, были отменены его усилиями. Мало того, в самой палате произошла совершенная революция. Партии перемешались между собой; не было между ними таких резких различий, и тори являются действительно, как выражаются их политические враги, консерваторами, которым нечего более сохранять. Но можно ли на этом основании, как это многие делали, обвинять Пиля в непоследовательности? Разумеется нет. Роберт Пиль представляет нам великий образец государственного человека, мудрого и славного советника свободного народа, как его называли в Англии после его смерти, который с одной стороны благоразумными уступками удерживал слишком быстрое развитие демократического элемента, с другой никогда не соглашался на преобразования, пока внутреннее убеждение, основанное на глубоком изучении фактов, не доказало ему необходимости и пользы их для общественного благосостояния.

Мы уже видели, что в Англии с некоторого времени экономические вопросы получили более важности, чем политические. К этому ведут по необходимости возрастающие и с каждым днем становящиеся все теснее внешние сношения и высшая степень умственного развития в массе народа. Но кроме того, бедственное положение многих мануфактурных городов в самом начале министерства Пиля требовало решительных и немедленных мер со стороны правительства. В одном только городе Лидсе в течение 4 последних лет ( 1837—1841 гг.), обанкротилось 39 фабрикантов и 16 купцов шерстяных изделий; в то же время было закрыто 18 фабрик для прядения льна, 9 для шерсти, 16 для фабрикации машин, и после ликвидации оказалось, что потеря частных лиц, имевших с разорившимися различные кредитные сделки, превышала 6-1/4 млн руб. В Бредфорде все фабричное производство уменьшилось на 30%. В одном из самых многолюдных округов Йоркского графства, в Тортон-Род 45 фермеров обанкротилось или оставило свои фермы, и долгов на них считалось до 10 млн руб. В Нотингеме 10 580 человек или 1/5 часть всего населения получала вспомоществование от прихода, и сдельная плата работников понизилась до 25%, а в Бирмингеме даже до 60%. Производство металлических изделий в Волвергэмитоне уменьшилось в 6 раз, а в Шеффильде в 4 раза⁰⁶⁶. Везде почти число бедных удвоилось, а народонаселение значительно уменьшилось. Такое же печальное явление можно было видеть в округах: Глочестерском, Соммерсетском и Вилтском, известных по своим шерстяным фабрикам. В Ковентри одна треть работников осталась без занятия, а в Спитальфилде нужно было приостановить работу на 8.000 станках и 24.000 человек содержалось подаянием от прихода. В Лондоне 1000 наборшиков и 9000 портных принуждены были оставить свои ремесла. Во многих городах Шотландии официальные донесения представляли такие же бедствия рабочего класса; но нигде, однако, они не достигали таких ужасных размеров, как в графстве Ланкастерском. Достаточно указать на город Болтон, в котором 2/3 населения лишены были средств пропитания и в течение 5 лет подать на бедных утроилась. Из 1003 посещенных бедных семейств каждое получало в неделю не более 35 коп. сер. В другом городе, Вигане, поденная плата едва была достаточна, чтобы на нее купить 1-1/2 ф. Хлеба. В Манчестере нищета была еще более печальна в своих подробностях. Члены Человеколюбивого Общества посетили там 12 000 семейств и донесения, сделанные ими, поразили всех ужасом. Большая часть этих несчастных заложили всю свою мебель и одежду, насколько позволяло приличие, для покупки хлеба; ценность же этих заложенных вещей простиралась до 175 000 руб. Многие из самых трезвых и трудолюбивых работников, зарабатывавших прежде 5-1/2 до 6-1/2 руб. сер. В неделю, принуждены были питаться негодными растениями⁰⁶⁷.

Можно бы наполнить целую книгу подобными примерами; но мы считаем их излишними. Указать же на некоторые из них казалось нам необходимым только для объяснения, почему весь народ, можно сказать, приготовился слушать Роберта Пиля, когда он, после испрошенных 5 месяцев отсрочки, представил свой финансовый план 9 февраля 1842 г. Внутри Нижней Палаты все места были заняты, извне ее осаждала густая толпа народа, с нетерпением ловя каждую доходившую до нее весть, между тем как почта была нарочно остановлена для разослания в самые отдаленные области предложенного Пилем финансового проекта. Какое-то инстинктивное чувство заставляло всех ожидать, что, несмотря на явную приверженность его к землевладельческим интересам, принцип свободной торговли во многом восторжествует, и международные сношения получат значительное облегчение. Важность этих преобразований и место, которое они занимают в экономической истории Англии, заставляет нас изложить несколько подробнее предложение, сделанное первым министром.

Сущность преобразований Пиля заключалась в увеличении истощенного государственного дохода, в облегчении бедного класса потребителей с сохранением при этом, сколько возможно, привилегий поземельных владельцев, и, наконец, в оживлении деятельности всех отраслей промышленности. Задача была весьма трудная. Расход на будущий финансовый год вычислен на 50 819 000 ф. ст., между тем дохода не предполагалось более 48 350 000 ф. ст., т.е. deficit составлял 2 469 000 ф. ст., не включая сюда издержек на войну с Китаем и других непредвиденных расходов. Убедившись по опыту, что увеличение налога на главные предметы потребления или на промышленную деятельность достигло крайнего предела⁰⁶⁸ и не восстановит нарушенного уже в течение нескольких лет равновесия в бюджете, Пиль решился воскресить почти забытый источник государственного дохода, не употребляемый со времени заключения мира и весьма непопулярный в Англии, именно подать с дохода, к которой только прибегали в самые критические минуты. Подать эта, устанавливаемая только для Великобритании, должна была составлять 7 пенсов с фунта стерлинга или почти 3%; но от нее освобождались доходы, не достигавшие 150 ф. ст. (937 руб. 50 коп.), и с фермеров предполагалось взимать только половину ее. Этот источник должен был доставить казне около 4 380 000 ф.с. и покрыть deficit, а также и военные издержки; кроме того, из него предполагалось 1 200 000 ф. ст. употребить на уменьшение наиболее тягостных таможенных пошлин. При этом было рассмотрено 1200 статей тарифа, который для большего удобства был разделен на 19 отделов. В первом из них были помещены разного рода съестные припасы, между коими главное место занимал хлеб, для которого Пиль предложил более умеренную подвижную пошлину. Он доказывал, что существовавшая до сих пор была вредна и для потребителей, и для землевладельцев, особенно потому, что при значительном увеличении цены пшеницы на внутренних рынках слишком быстро понижалась пошлина, вследствие чего спекулянты часто удерживали ее в складочных магазинах для того, чтобы получить и высшую цену, и заплатить меньше в пользу казенного дохода. И хотя закон никогда не мог обеспечить такой цены на хлеб, которая бы вознаграждала земледельцев за издержки производства, но Пиль, основываясь на некоторых данных, полагал, что в обыкновенные годы земледельческая промышленность в соединенных королевствах могла и должна была обеспечить пропитание жителей. Поэтому предлагаемая им мера имела, по его мнению, то преимущество, что устраняла все прежние неудобства и не вредила земледельческим интересам. Она заключалась в следующем: при внутренней цене 50 шилл. за квар. пшеницы пошлина составляла 20 шилл. При каждом увеличении ее на 1 шиллинг пошлина уменьшалась тоже на один шиллинг, до 53 шиллингов. Но при цене в 53, 54 и 55 шилл. пошлина оставалась неподвижной в 17 шилл., после чего опять каждое увеличение цены на один шиллинг уменьшало в такой же пропорции пошлину, пока внутренняя цена не достигнет 66, 67 и 68 шилл. за квартер, причем снова полагалась однообразная пошлина в 5 шилл. за квар. После этого она опять понижалась на 1 шилл., пока цена не достигнет 73 шилл. И тогда взимался 1 шилл. Пошлины; при высшей цене ввоз дозволялся беспошлинно. Самое дельное возражение против этой искусственной меры сделано было Кобденом, который сказал, что так как парламент не мог установить определенной сдельной платы работникам, то несправедливо было бы с его стороны повышать цену на хлеб. Но большинство голосов было в пользу проекта министра⁰⁶⁹. В основание других таможенных преобразований приняты следующие правила: уничтожение всех запрещений; пошлина на сырые материалы должна быть сколько возможно номинальная и ни в коем случае не превышать 5%, на полуобработанные произведения не свыше 12% и на мануфактурные изделия maximum 20%. Кроме того, с иностранного кофе предлагалось взимать вместо одного шилл. 3 пенсов с фунта – 8 пенсов, а с колониального 4 вместо 6 пенсов; наконец, канадский строительный лес освобождался почти от всякой платы ( потому что пошлина оставалась только номинальная), а иностранный подвергался пошлине в половину меньшей прежнего (22 шилл. 6 п. с ласта). Пожертвование, сделанное правительством вследствие этих преобразований, составляло 1 210 000 ф. ст.⁰⁷⁰ Этот проект, несмотря на его умеренность и на видимое желание согласить противоположные стремления, возбудил сильное сопротивление со стороны земледельцев и фабрикантов. Первые опасались значительного понижения цены на скот вследствие уничтожения запрещения на привоз его из-за границы; другие же возражали, что по этому плану таможенные преобразования начинаются тем, чем должны бы окончиться. Нужно прежде обеспечить работникам дешевое содержание, а после уже открыть пределы государства для свободного соперничества с иностранными фабрикантами; но до тех пор, пока существуют ограничения на привозимый хлеб, такое соперничество невозможно. На эти возражения Пиль отвечал, что с одной стороны значительного привоза живого скота ожидать невозможно; что такие же опасения появились, когда дозволено было привозить в Англию скот из Ирландии, а между тем опыт показал, что с тех пор цены на него повысились. С другой же стороны, что и мануфактуристы не вправе жаловаться, получив такое значительное облегчение в приобретении сырых материалов и съестных припасов.

Эти объяснения, как и следовало ожидать, не казались убедительными для недовольных. Крайние протекционисты взирали с опасением на будущее и уже в это время возымели большое недоверие к Пилю, что сделалось явным, когда герцог Букингемский вышел из министерства. В то же время приверженцы свободной торговли, названные впоследствии Манчестерской партией, которых число в парламенте год от года все более возрастало, не соглашались ни на какие уступки, а между тем обстоятельства постоянно склоняли первого министра на их сторону. Так, например, в 1843 г. на пшеницу, привозимую из Канады, уменьшено пошлину на 1 шилл., а вскоре после Гладстон предложил уничтожить запрещение на вывоз машин из Англии, на что палата согласилась без большого усилия. При представлении бюджета на 1844 финансовый год канцлер шахматной доски Гульбурн заметил: “Я не могу еще в настоящую минуту положительно сказать, какой будет результат значительного уменьшения пошлины, сделанного в 1842 г.; но когда смотрю на список предметов, которых привоз был облегчен, и нахожу, что потребление почти каждого из них увеличилось, за исключением только 5, то поневоле убеждаюсь в успешном результате этого опыта”⁰⁷¹. Вследствие того снова уменьшена была пошлина на 20 статей привоза, из которых важнейшие были: иностранный кофе, уксус и стеклянные изделия. Кроме того, дозволено было вывозить беспошлинно шерсть, а также козлиные и бараньи шкуры. Доход казны вследствие всех этих преобразований должен был уменьшиться на 450 000 ф. ст. между тем случилось совершенно противное; таможенный сбор не замедлил оправдать выше приведенные предположения министра финансов. В 1841 г. Таможни доставили казне 19 900 000 ф. ст. дохода; в 1842 г. 18 700 000; в 1843 г., после введения преобразования, 21 400 000, а в 1844 г. 23 500 000⁰⁷².

Хотя до сих пор все финансовые предложения Пиля были утверждаемы парламентом, однако он мало-помалу терял в нем своих приверженцев. Так, например, вопрос о пошлине на сахар чуть было не кончился падением министерства. В течение двух предыдущих лет пошлина на этот предмет оставалась неизменной; но в 1844 г. Цветущее состояние бюджета позволяло сделать для него некоторое облегчение. По этому Пиль, оставляя пошлину на сахар, привозимый из британских владений, без изменения, т.е. в 24 шилл. с центнера, предложил уменьшить на иностранный сахар, привозимый из стран, где не было невольничества, с 63 шилл. С центнера до 34; производимый же невольниками должен был остаться на общем основании (т.е. платить 63 шилл.). Впрочем, кажется, Пиль имел ввиду воспользоваться этим обстоятельством для заключения выгодного для Англии нового торгового договора с Бразилией, так как срок прежнего оканчивался в этом же году. Предложение это встретило троякого рода противников. Манчестерская партия домогалась однообразной пошлины на сахар всякого происхождения; виги, соглашаясь на дифференциальную пошлину между иностранным сахаром и привозимым из британских колоний, в пользу последнего, не хотели, однако, допустить разницы между производством свободным и несвободным, основываясь на том, что не допуская сахара, производимого невольниками, в Англию, который в таком случае легко найдет для себя сбыт на европейских рынках, не будет достигнута предполагаемая цель аболиционистов, сильно поддерживающих министерский проект. Наконец, партия плантаторов представила, что весьма легко могла обмануть людей неопытных или не знакомых с этой отраслью торговли. Именно один из ее представителей, Филипп Майлс, сделал предложение уменьшить пошлину на сахар колониальный до 20 шилл. С центнера, на сахар иностранный неочищенный свободного производства до 30 шилл., на такой же очищенный до 34 шилл.

Предложение вигов и защитников свободной торговли были отвергнуты; но третье нашло приверженцев не только между противниками министерства, желающими его низвергнуть, но даже между членами, принадлежащими к манчестерской партии, которые могли думать, что оно имело в виду выгоду потребителей. Располагая в парламенте более, чем 100 голосами, они имели в руках своих судьбу министерства, когда оно объявило, что этот вопрос считает кабинетным, т.е. решающим его существование. Но к счастью для него, Кобден открыл заблаговременно хитрость. Догадываясь, что предложение это, вышедшее из партии протекционистов, которые жаловались, что Пиль хочет их разорить, должно было заключать в себе какую-нибудь уловку, он потребовал по этому предмету объяснения у людей специальных и узнал, что очищенный сахар составляет около 3/4 всего потребления в Англии и что таким образом плантаторы имели в виду увеличить протекцию для производимого ими сахара вместо 10 шилл. по плану министра до 14 шилл. с центнера. Поэтому, следуя внушению справедливости и устраняя всякий интерес партии, Кобден отделился со своими политическими друзьями от оппозиции и подал голос в пользу предложения министра. Этот благородный пример имел великое влияние на общественное мнение, которое ясно увидело, что лига руководствуется во всех своих действиях не каким-нибудь частным интересом партии, но выгодами всего государства⁰⁷³.

В 1845 г. заседание парламента открылось не менее торжественно, как и при самом вступлении в управление министерством Роберта Пиля. Хотя положение общества было в это время самое благоприятное и финансы государства находились в цветущем состоянии, но внешние события того времени требовали увеличения военных сил⁰⁷⁴. Вместе с тем Пиль, увлекаемый сильным движением умов в пользу свободной торговли, уже в тронной речи приготовил народ и парламент к важным таможенным преобразованиям. Но для этого необходимо было продолжить еще на некоторое время подать с дохода, которой срок оканчивался в этом году. Источник этот превзошел даже ожидания министра, доставив в последнее время 5 190 000 ф. ст. Точно также и с таможенного сбора получилось более 1 млн ф., чем предполагалось в бюджете. Излишек, таким образом полученный, составлял на текущий год (с 5 апреля 1844 г. по 5 апреля 1845 г.) более 6 млн ф. ст. Но если бы палата не согласилась продолжить вышеупомянутой подати, то обыкновенный доход не мог покрыть всех необходимых издержек, и в государственном бюджете снова появился бы deficit. Чтобы склонить парламент к своему финансовому плану, Пиль затронул самые чувствительные струны патриотизма и национальной гордости англичан, и в то же время указал на благие последствия своих преобразований для народного благосостояния как в нравственном, так и в физическом отношении. Успешный результат прежних опытов заставлял его тоже употребить предполагаемый излишек дохода на будущий год, который должен был составить 3 409 000 ф. ст., главным образом на облегчение бедных потребителей, посредством уменьшения пошлины на сырые материалы, или на такие предметы, которых свободный ввоз оживит промышленность и доставит занятие работникам.

Первое преобразование в таможенном тарифе касалось сахара, на который пошлина была понижена в следующих размерах: на привозимый из британских колоний с 24 шилл. до 16 шилл. 4 пен. и 14 шилл. с центнера, смотря по сортам (очищенный и неочищенный); на иностранный с 34 шилл. до 28 и 23 шилл. Вследствие этого уменьшения каждый фунт сахара должен был обойтись потребителям дешевле почти в 4 коп. сер. Далее, все пошлины на отпускные товары были уничтожены, в том числе и на каменный уголь. Все это должно было причинить потерю для казны в 1 483 000 ф. ст. Кроме того, из 813 предметов, подлежащих при ввозе таможенному сбору, пошлина уничтожена совершенно на 430, которые доставляли правительству только 320 000 ф. ст. Из них самые важные были различного рода столярный и бочарный лес, рыбий жир и особенно хлопка. С которой взималось до сих пор пошлины 12-1/2 % ad valorem. Вместе с тем уничтожен был акцизный сбор с предметов, продаваемых с публичного торга и со стеклянных изделий. “Опыт, предлагаемый мною, – сказал Пиль в конце своей речи, – может быть смелый; но, рассматривая результат предыдущих реформ и цифру таможенного сбора после сделанных преобразований, я, не колеблясь, принимаю его на свою ответственность. Я прошу вашего согласия на продолжение еще на три года подати с дохода, будучи уверен, что все мы найдем значительное вознаграждение за нее в уменьшении цены на все главные предметы потребления... Нам невозможно было бы решиться на изменения, делаемые в таких обширных размерах, без уверенности, что этот могущественный источник дохода не будет для нас закрыт по крайней мере в течение 3-х последующих лет. Но какое бы ни последовало решение палаты, мы будем иметь утешение в нашей совести, что не искали популярности, стараясь уничтожить эту ненавистную для всех подать, точно также как не уступали народным возгласам, предлагая эти преобразования, потому что уменьшали налог на такие предметы, которые не давали повода ни к каким волнениям”⁰⁷⁵.

Успех этого плана был огромный и большинство палаты осталось на стороне министра, несмотря на то, что и в парламенте, и вне его он возбудил сильные возражения. Так, различие между пошлинами на сахар иностранный и привозимый из собственных колоний вызывало самый красноречивый протест со стороны упомянутого уже нами Маколея, в котором он насмешливо и весьма остроумно доказал всю непоследовательность подобной меры. В то же время многие повременные издания, перечисляя предметы, на которые была сбавлена или совершенно уничтожена пошлина, иронически указывали на некоторые поразительные несообразности английского тарифа: “Хлеб наш обложен пошлиной, но мышьяк может привозиться свободно, так что если не можем дешево питаться, то по крайней мере можем дешево умереть. С костей, кожи, шерсти, рогов и хвостов иностранного рогатого скота не взимают более никакой пошлины, а на мясо ее удержали. Перья, шерсть и гагачий пух для наших кроватей снискали благосклонный взгляд первого министра, но стада баранов остаются всегда под покровительством герцога Ричмондского”⁰⁷⁶.

Оставляя в стороне эти нападки, мы можем, однако, сказать, что идея общественного интереса сделалась господствующей не только в министерстве, но и в целом парламенте. Оппозиция крайних протекционистов не могла уже выступить против них с прежней смелостью. Новое наложение подати с дохода не было следствием затруднительного финансового положения, не вынуждалось никакой войной, и однако Нижняя Палата на него согласилась, сознавая необходимость применить к государственному управлению принцип свободной торговли, несмотря на сильное сопротивление, встречаемое в могущественном классе землевладельцев и часто вопреки желанию самих министров⁰⁷⁷. Каким же образом появилась эта сила необходимости и кем была вызвана? Почему она так внезапно овладела умами и преклонила на свою сторону самых упорных ее противников? Вопросы весьма важные и в высшей степени интересные, потому что с ними связано настоящее общественное развитие Англии, которое не может не произвести влияния и на другие страны. Мы уже несколько раз упоминали о лиге, но не говорили до сих пор о ее значении, хотя ей принадлежит, бесспорно, честь самых главных преобразований в таможенном тарифе. Она-то вызвала все совершенные в последнее время благодетельные перемены и показала необыкновенный пример, каких результатов можно достигнуть, опираясь на справедливой идее и действуя в пределах законности. Подобное явление возможно только при таком государственном устройстве, какое существует в Великобритании и лучше может объяснить его, чем самые обширные описания; но в нем также находится много поучительного и в экономическом отношении. Мы должны непременно рассказать историю этого движения для того, чтобы лучше понять последние реформы Пиля.

Прежде всего мы должны заметить, что ни в одном народе не развита частная деятельность во всех отношениях до такой высокой степени, как в английском. Правительству британскому редко приходится дать начало какому-нибудь важному преобразованию политическому или экономическому; большей же частью люди с убеждением, возымевшие какую-нибудь живительную идею, которая может служить иногда частным их интересам, но ни в коем случае не противоречить интересу общественному, посвящают ей, можно сказать без преувеличения, всю свою жизнь и имущество и действуют до тех пор, пока не достигнут своей цели. Для этого они обращаются к своим согражданам, одинакового с ними образа мыслей, составляют с ними общества и в созываемых нарочно по таким случаям собраниях или митингах своими речами стараются просветить общественное мнение. Так как эти собрания происходят публично, то они возбуждают открытые прения, полемику в журналах и, наконец, вызывают в обществе сильное противодействие; поэтому понятно, что никакие утопические мечты и стремления не могут в государстве пустить глубоких корней; ложь выйдет немедленно наружу и правительству нет никакой необходимости для прекращения зла прибегать к стеснительным мерам. Но в то же время все полезные преобразования совершаются там медленно, после глубокого их обсуждения и притом без всяких потрясений. Таким образом уничтожено было невольничество негров, так совершилась эмансипация католиков и парламентская реформа. Но все эти движения не могут сравниться с лигой против хлебных законов ни по обширности своих размеров, ни по значительности употребленных в действие средств, ни, наконец, по количеству талантливых людей, которые принимали в ней участие.

С того самого времени, как введена была в Англии почти запретительная пошлина на иностранный хлеб, т.е. с 1815 г., начали появляться общества во многих городах, где нищета достигла крайних пределов, с целью ее уничтожения. Но они не встречали большого сочувствия в народе, который исключительно в это время был занят политическими вопросами, а может быть и потому, что не имелось еще достаточно людей способных, которые были бы в состоянии заинтересовать публику этим предметом⁰⁷⁸. Но в 1837 г. По случаю ужасного кризиса в соединенных Штатах, вызванного преследованием банков и банковых билетов президентом Джексоном, фабричная промышленность в Англии получила сильный удар⁰⁷⁹, к которому присоединился еще неурожай в следующем году. Мы представили выше бедственные последствия этих событий в некоторых городах. Но нигде они не достигли таких размеров, как в графстве Ланкастерском, и особенно в одном из его городов – Болтоне. Из 50, находящихся там фабрик, 30 было закрыто и более 5000 работников лишились всяких средств к существованию⁰⁸⁰. Вместе с тем увеличилось количестве преступлений и в такой же мере, как пустели фабрики, тюрьмы наполнялись до крайности. Пораженный такими бедствиями народа, некто доктор Бирней объявил 4 августа жителям Болтона, что он вечером в театре будет рассуждать о хлебных законах и о их вредных последствиях. На этот призыв собралась значительная толпа народа к означенному месту и времени; но при самом начале своей речи оратор так смешался и спутался, что работники начали свистать и чуть было не бросились на несчастного доктора. Тогда некто Паултон, в порыве благородного чувства, поспешно явился на сцену и, чтобы спасти Бирнея, занял его место и без всякой подготовки произнес сильную и красноречивую филиппику против хлебных законов. Публика слушала его с увлечением и при громких рукоплесканиях после окончания речи просила его продолжать дальше подобного рода лекции. Вскоре после того Боуринг, представитель Болтона в парламенте, объезжая после своего возвращения из путешествия по Европе некоторые мануфактурные округа, прибыл в Манчестер, и будучи приглашен на вечер знаменитейшими фабрикантами этого города, рассказал им о происшествии в Болтоне. После долгих рассуждений собрание образовало из среды себя общество, состоящее из 18 членов и положило начать серьезную борьбу против протекционной системы⁰⁸¹. Призвав к себе Паултона, это общество поручило ему вместе с редактором Манчестерской газеты “Times”, Прентайсом, и одним из богатейших фабрикантов Смитом созывать с этой целью митинги не только в Манчестере, но и в других мануфактурных городах Англии. Вскоре после того Смит от имени комитета нового общества обратился к манчестерской торговой палате с предложением представить прошение в парламенте о необходимости немедленного уничтожения законов, ограничивающих свободный привоз съестных припасов. В собрании своем торговая палата, после продолжительных споров, приняла значительным большинством голосов проект прошения, составленного бумажным фабрикантом Кобденом, пользовавшимся уже в то время большим уважением между своими согражданами. В этом прошении между прочим было сказано: “Если хлебные законы не будут немедленно уничтожены, то погибель фабрик неизбежна, и только применение к таможенному уставу в самом обширном размере принципа свободной торговли может обеспечить благоденствие промышленности и спокойствие государства”. Вслед за тем предложена была добровольная подписка, по которой собрано на неизбежные расходы по этому предприятию 3000 ф. ст. (18 750 руб. сер.)⁰⁸².

В 1839 г. созваны были в Манчестер представители фабричной деятельности со всех концов Англии, в числе которых находилось 14 членов парламента. Это импровизированное собрание единогласно решило распространить свои действия в пользу свободной торговли на всю страну и не оставлять этого дела общей пользы до тех пор, пока предполагаемая цель не будет достигнута. Кроме того, все члены собрания дали слово явиться в половине февраля в Лондон, когда Вильерс должен был представить прошение об уничтожении хлебных законов, подписанное 40.000 лиц и сделать предложение, чтобы палата выслушала причины, побудившие подписчиков представить это прошение. Но предложение Вилиьрса было отвергнуто в Нижней Палате большинством 189 голосов. Депутаты возвратились в Манчестер и там снова решились личным присутствием придать силу второму предложению Вилиерса, состоявшему в том, чтобы вся палата превратилась в комитет для рассмотрения закона о торговле хлебом. Из 541 членов только 197 поддержало это новое предложение. Которое в палате лордов встретило еще большее сопротивление (оно было отвергнуто там большинством 220 голосов против 24). Тогда Кобден, в последовавшем затем собрании фабрикантов, напомнив пример союза ганзейских городов, советовал образовать подобную же лигу между главными мануфактурными городами Англии для уничтожения несправедливых привилегий феодальной аристократии. “Как? – спросил кто-то в собрании, образовать лигу против хлебных законов?” – “Да, – отвечал Кобден, – лигу против хлебных законов (anti-corn-law-league).” Таким образом новое общество получило свое название.

Несмотря на то, что с некоторого времени экономические истины о торговле начали из книг переходить в практику, и что люди, стоящие во главе правительства, стали ими руководствоваться в своих действиях, новой лиге предстояли почти неодолимые препятствия. Поземельная аристократия пользовалась по преданию необыкновенным уважением в народе. Она располагала огромными богатствами, составляла большинство в парламенте, имела за собой все духовенство господствующего вероисповедания и, наконец, в ее руках находилась почти исключительно власть административная и судебная. Кроме того, лига должна была бороться с неприязненной ей партией чартистов, которая сильно овладела умами самого бедного класса работников, прельщая его необыкновенными выгодами равенства прав политических в то время, когда народ умирал с голоду. Чартисты мстили, как могли, производя разного рода замешательства в собраниях лиги за то, что она не хотела выйти из своих скромных пределов и отвергала всякое предложение действовать заодно не только с ними, но и со всякой политической партией. Наконец, в массе народа господствовало еще тогда общее убеждение, что дороговизна хлеба имела влияние на возвышение сдельной платы, и потому борьба против поземельной монополии казалась большей части рабочих только борьбой между лордами земли и лордами бумажных фабрик, от которой они не могли ничего выиграть.

Несмотря на это, лига принялась отважно за дело. Новая подписка доставила ей 6000 ф. ст. и дала возможность ее основателям немедленно приступить к правильной организации общества. Всякий член, подписавшийся на 50 ф. ст. ( 312 руб. 50 коп. ), принадлежал к генеральному совету, из которого выбирался совет исполнительный, состоящий из самых значительных подписчиков или из людей, которые могли наиболее содействовать распространению влияния общества; после чего естественным образом последовало между ними разделение занятий. Каждый из членов принялся за то, к чему был более способен. Джордж Вильсон, известный своими административными талантами, был избран председателем исполнительного совета, но душою его был Кобден, славившийся своим оживленным, ясным и в высшей степени популярным красноречием. Самыми замечательными помощниками последнего на митингах были квакер Брайт и Вилиям Фокс. Под влиянием исполнительного совета образовались в различных городах местные комитеты, подчиненные главному, имеющему пребывание в Манчестере, и стал издаваться в апреле 1839 г. Периодический журнал. Для более же успешного действия Англия была разделена на 12 округов, и в каждый из них был послан какой-нибудь известный ученый, который должен был читать лекции для всех классов народа, между тем как красноречивые ораторы отправились во все значительные города Великобритании для созывания митингов⁰⁸³. Бюро главного совета поражало всех посетителей зрелищем необыкновенной деятельности; это было целое министерство. Оно разделялось на несколько отделений, как-то: письменное, торговое, финансовое и избирательное, которым в свою очередь подчинялись комитеты работников и даже женщин, коих влияние в этом случае было неоценимо для лиги. Дамы не только возбуждали благородное соревнование между членами лиги своим присутствием, но и сами принимали деятельное участие в их трудах, устраивая базары и праздники для приверженцев свободной торговли, собирая подписи на прошениях, подаваемых ими королеве и т.д.⁰⁸⁴ Не нужно забывать притом, что все это устроила компания купцов и фабрикантов, явившихся внезапно и без всякого приготовления на поприще общественной деятельности, вступивших на борьбу с самыми опытными государственными людьми и представляющих с ними такой же поразительный контраст, как некогда Франклин с поседевшими и чинными французскими и английскими дипломатами. Члены лиги привели в действие все, что только может увлечь и просветить народ, действуя с дальновидностью и благоразумием; они никогда не прибегали к неблагородным страстям или физической силе; здравый смысл их оказался довольно гибким, чтобы, пользуясь только законными средствами, избегнуть расставленных на них сетей.

В 1840 году средства лиги позволили ей построить в Манчестере деревянное здание, посвященное исключительное для ее заседаний и для созываемых ею митингов. Между тем и нравственное ее влияние постоянно усиливалось. Город Стокпорт избрал своим представителем Кобдена, который мог таким образом лично действовать в самом парламенте. В следующем году лига, опасаясь противодействия своим планам со стороны англиканской церкви и желая придать им более важности, обратилась к диссидентскому духовенству, убеждая его во имя общественного блага действовать заодно с нею. 1600 священников приняли немедленно со всей готовностью это предложение, а 700 из них, принадлежавших к разнородным сектам, даже поспешили в Манчестер и после 4-дневных заседаний, тронутые до глубины сердца благородным и бескорыстным предприятием лиги, обещали ей со своей стороны всевозможное содействие и подписали прошение в парламент, которое оканчивалось следующими словами: “Существующие постановления о торговле хлебом нарушают закон Господний и ограничивают благодеяния Всевышнего Промысла”. – ежду тем денежные средства лиги увеличивались так же быстро, как и ее приверженцы; один базар, благодаря содействию манчестерских дам, доставил в этом же году обществу 10 000 ф. ст. (62 500 руб. сер.).

Мы не будем следить во всех подробностях за действиями лиги и приведем только главнейшие события из ее истории. Из отчета, представленного Кобденом в конце 1842 г., можно видеть необыкновенную деятельность главного ее комитета. Так, в течение 3 недель напечатано было 380 000 брошюр, не считая в том числе журнала; между тем лекции и митинги продолжались своим порядком. Главные члены комитета посетили Лидс, Бирмингем, Шеффилд, Глазго и др. Города, которые присоединил свои пожертвования к сделанным в Манчестере. Добровольные эти пожертвования составили в 1842 г. сумму в 25 000 ф. ст., а на будущий год решено было в совете собрать 50 000 ф. ст., чтобы еще с большей энергией продолжать начатое дело. “Если можно собрать, – бавил Кобден, – 2 миллиона подписей на прошении об отмене хлебных законов, то может ли представить затруднение сбор 1 млн шиллингов?” И действительно, надежда его не обманула. С каждым днем средства лиги возрастали, так что в этом же году она могла воздвигнуть в течение 6 недель вместо прежнего временного огромное каменное здание, в котором одна зала могла поместить 10 000 человекоп. Первое собрание открылось в начале 1843 г. радостным известием, что подписанная сумма уже простиралась до 44 000 ф. ст.

Но люди, стоявшие во главе этого движения, поняли, что для успешных действий лиги необходимо более обширное поприще, и потому в феврале того же года, с общего согласия членов главного совета, заседания комитета перенесены в Лондон. Удаляясь в столицу, лига, однако, не оставляла без внимания провинциальных городов, и в этом отношении ей оказали необыкновенную услугу железные дороги и недавно произведенная почтовая реформа. Первые давали возможность знаменитым ее ораторам немедленно являться там, где их присутствие казалось необходимым, так что, говоря утром на митинге в Ливерпуле, они могли к вечеру явиться перед многочисленным собранием в Эдинбурге или Глазго. Почтовая реформа совершена была в 1839 г.; она состояла в том, что за все письма не свыше 1/2 унций весом (то же, что у нас лот) полагалась однообразная плата 1 пенни⁰⁸⁵. Чтобы судить о важности этой реформы для лиги и о необыкновенной деятельности последней, довольно сказать, что она получала и отправляла ежегодно до 300 000 писем.

В Лондоне с самого начала открытия еженедельных митингов сперва в одной таверне, а потом в зале одного общества. Стечение публики было так велико, что оказалось необходимым искать более обширного помещения в театре. Но скоро и это здание оказалось тесным и многим желающим нужно было отказывать в билетах. Небольшое возвышение было устроено на сцене для ораторов; публика же помещалась в креслах и ложах. Между тем поземельные владельцы, взиравшие до сих пор с презрением на действия лиги, заметив, что общественное мнение начинает сильно склоняться на ее сторону, увидели себя в необходимости принять тоже решительные меры. И действительно, не было ни одного орудия, начиная от клеветы, распространяемой по их внушению даже англиканским духовенством, – которого бы они не употребили, и ни одного благоприятного обстоятельства, которым бы они не воспользовались. Чтобы выставить напоказ свою заботливость о благосостоянии народа. В парламента были ими представляемы различные проекты о сокращении часов работы на фабриках, об устройстве богаделен, о переселении излишка населения в колонии и т.д. но члены лиги с своей стороны, содействуя и в большей гораздо мере, чем лорды, каждому благодетельному предприятию, разоблачали эту ложную филантропию и, срывая маску, постоянно указывали на скрывающийся под нею эгоизм. Так последнее предложение о переселении подало повод Джеймсу Вильсону и Кобдену к произнесению замечательных речей на митинге 30 марта 1843 г. – “Вы хотите, сказал первый, основывая колонии, открыть в будущем новые рынки, а между тем стесняете уже существующие посредством разного рода ограничений.” – “Волы и лошади, – бавил Кобден, – меют всегда на рынках свою цену, а только человек – это сверхкомплектное животное, представляет собою предмет затруднений для власти законодательной, которая не знает, как от него освободиться, даже с потерей. Если это излишнее население в 1-1/2 млн людей не может содержаться в Англии, несмотря на десятивековое накопление в ней капиталов, то каким образом оно может найти средства в Канаде? Не гораздо ли благоразумнее было бы дозволить свободный привоз к нам средств пропитания, чем высылать нас к этим средствам? И спрашивал ли кто-нибудь этих несчастных, желают ли они переселиться?”⁰⁸⁶

Но скоро лига не довольствовалась уже речами в одних городах; Кобден отправился в земледельческие графства, где хлебная монополия больше всего имела защитников между фермерами, и там часто на открытом месте (как, например, в Хатфорде), в высоты вагона говорил к собранию нескольких тысяч земледельцев о собственной их выгоде, какой они первые воспользуются от введения свободной торговли. И эти собрания всегда соглашались с его доказательствами. А между тем, чтобы не оставить никакого сомнения на счет искренности своих доказательств, исполнительный совет лиги издал объявление, в котором было сказано, что лига домогается уничтожения совершенного и немедленного всех охранительных пошлин, не только для земледельческой, но равно для фабричной и торговой промышленности. Вскоре потом за этим объявлением последовал отчет того же совета о его деятельности и предложениях на будущий год. Все печатные издания лиги, составлявшие около 9 млн экземпляров, были разосланы 300 000 избирателей в графствах и 400 000 в городах независимо от Лондона и Манчестера, в 140 городах устроены были митинги, на которых всегда находились некоторые из членов совета. На следующий год решено было писать каждую неделю к 300 000 избирателей графств, присутствовать на выборах везде, где только откроется вакантное место в парламент и поддерживать там кандидатов, преданных свободной торговле. Для покрытия же необходимых по этому случаю издержек предположено было собрать 100 000 ф. ст. В октябре месяце того же года лиге представился случай испытать свою силу с Лондоне и оценить успехи своих идей. В столице открылось вакантное место на члена в Нижнюю Палату. Явилось два кандидата: один из них Фома Беринг, богатый банкир, пользующийся личным уважением и влиянием в высшем кругу аристократии, – другой человек неизвестный, некто Джемс Маттисон, но приверженец свободной торговли. Лига употребила все зависящие от нее средства для доставления победы своему представителю. Она несколько раз созывала избирателей в театр Ковент Гарден и чтобы предупредить при этом подкуп, публично объявила, что каждый, кто поймает и представит перед присяжными подкупающего или подкупленного, получит 100 ф. ст. награждения. Вопрос поставлен был в это случае весьма резко, не между подвижной или постоянной пошлиной на хлеб, но между каким бы то ни было ограничением и совершенной свободой торговли. Борьба была весьма трудная, но несмотря на все усилия министерства и финансовое влияние Беринга, его противник вышел победителем⁰⁸⁷. Это был необыкновенный успех; поздравления сыпались со всех сторон, между тем как многочисленные приверженцы в Глазго единогласно подписали благодарственный адрес Кобдену, в котором имя его было поставлено наряду с великими реформаторами Англии: Вилберфорсом, Клерксоном, О’Коннелом и лордом Греем. В то же время митинги умножились по всему государству для собрания суммы 100 000 ф. ст. В Манчестере немедленно после приглашения явились в ратушу знаменитейшие негоцианты и мануфактуристы, и выразив свою благодарность Кобдену и Брайту, в течение не более 1-1/2 часа подписали на общее дело сумму в 11 000 ф. ст. (почти 68 750 руб. сер.). Другие города не хотели ему уступить в ревности к общему благу, и можно было надеяться, что теперь лиге легче собрать сто тысяч фунт., чем прежде десять. Но важнее этих пожертвований было присоединение к ней значительнейших капиталистов Лондона, многих членов аристократических фамилий и, наконец, многочисленного класса работников, которые, как мы упомянули выше, до сих пор ей не доверяли. В декабре 1843 г. более 4000 рабочих из графства Лейстерского прислали весьма дружеский адрес Кобдену и Брайту, а через несколько месяцев вместе с многими фермерами и даже фабрикантами они пригласили его на публичное прение с предводителями чартистов – О’Брайеном и О’Коннором. Ораторы лиги с удовольствием приняли это приглашение. О’Брайан не явился в назначенное время, а спор с О’Коннором кончился тем, что его предложение, чтобы прежде коммерческих реформ стараться достигнуть пересмотра народной конституции, было отвергнуто в собрании значительным большинством голосов. С этих пор аристократии стала угрожать опасность даже в местах, по-видимому, наименее доступных действию лиги и где она пользовалась почти неограниченным влиянием. Чтобы не лишиться единственной и последней своей опоры, герцоги Ричмондский и Букингемский решились образовать анти-лигу, принимая в состав ее самых крайних протекционистов и подражая в ее устройстве опасной своей сопернице. Таким образом, кроме главной ассоциации, находящейся в Лондоне, были организованы местные во всех земледельческих графствах. Но эти ассоциации не казались страшными для лиги; напротив, по ним она судила о своих успехах, заставляя людей, до сих пор только устанавливавших в свою пользу таможенные законы, искать опоры в общественном мнении, и надеялась легко их победить на этом поприще, особенно после того, как один из членов анти-лиги⁰⁸⁸ наивно высказал свое убеждение, что покровительство землевладельцам необходимо для того, чтобы они могли уплачивать свои долги и быть в состоянии дать приданое своим дочерям. Кроме того, лига не оставляла без ответа ни одного возражения, делаемого против свободной торговли, ни одного софизма или ложного патриотического возгласа, которыми протекционисты старались прикрыть свои эгоистические стремления. Так между прочим на митинге 26 января 1844 г. Фокс с необыкновенной иронией восстал против одного и чаще всего употребляемого софизма, что охранительные пошлины необходимы для того, чтобы не попасть в зависимость от иностранцев и доказал всю его несостоятельность⁰⁸⁹. На обвинение в непоследовательности учения экономистов, что дороговизна происходит от таможенных сборов, т.е. от уменьшения привоза, и что в то же время свободная торговля не понизит цены на предметы, производимые внутри государства, представители лиги отвечали: “не нужно никогда забывать, что дешевизна и дороговизна могут быть следствием двух различных причин. Дороговизна может происходить в обществе или от редкости, или от значительной массы потребления. В первом случае цена предметов несообразна со средствами приобретения, во втором она показывает успехи общественного богатства. То же самое и дешевизна может быть следствием или большого обилия предметов, или недостатка средств для удовлетворения потребностей. Так в 1819 г., когда пошлина на шерсть составляла 6 пенсов с фунта, привоз ее не превышал 19 млн ф., но с тех пор как Гаскиссон убедил палату понизить на нее пошлину до 1 п. с фунта, привоз через несколько лет увеличился до 64 млн ф. и несмотря на это, цена шерсти возвысилась внутри государства от 12 до 19 пенсов за фунт (от 27 до 43 коп. сер.). в 1836 г. по случаю торгового кризиса привоз шерсти снова уменьшился до 4 млн ф. и вслед за тем цена ее упала с 19 до 10 п. за фунт. Такие же статистические данные показывают, что за каждым увеличением или уменьшением привоза шерсти следовало увеличение или уменьшение вывоза шерстяных изделий.”

В то время как ораторы лиги просвещали народ, излагая ему и объясняя самые сложные вопросы Политической Экономии, Кобден решился победить протекционистов в парламенте собственным их оружием. Он сделал предложение, чтобы нижняя палата избрала из среды своей комитет для исследования состояния земледельческого класса, соглашаясь даже, чтобы большинство этого комитета состояло из партии землевладельцев и уступая в нем место председателя одному из них, хотя он, по принятому обыкновению, имел на то право, как автор предложения. В превосходной речи, сказанной им по этому случаю, он заметил, что каждое из прежде сделанных исследований убеждало правительство посредством неоспоримых фактов, что устанавливаемая властью законодательной цена хлеба оказывалась всегда недействительной и что фермеры, заключившие сообразно с нею договоры с поземельными собственниками, никогда не были в состоянии выполнить принятые не себя условия. Он доказал, основываясь на многих статистических примерах, что понижение цены на хлеб от свободного привоза его из других стран далеко не так опасно, как это стараются представить протекционисты, и, наконец, что ограничения, устанавливаемые будто в пользу сельских работников, довели их до крайности. В то же время желая отомстить лордам, которые до сих пор отделывались своим филантропическим сочувствием к бедному классу, соболезнуя о его тягостном положении на фабриках, он представил официальные рапорты о крайней нищете сельского населения в четырех южных графствах⁰⁹⁰. Это был тяжелый удар для землевладельцев, и хотя предложение Кобдена было отвергнуто, но прения, происходившие в палате, не были потеряны для народа.

Вскоре после этого Кобден решился на более смелое и в то же время самое искусное предприятие, какое только можно было придумать для приобретения большинства голосов в Палате в пользу свободной торговли. План его состоял в следующем. Несмотря на знаменитую парламентскую реформу, произведенную Греем в 1832 г., лорды умели, однако, отстоять для сохранения своего политического преобладания одну из самых важных статей прежней хартии, по которой каждый житель собственной Англии, владеющий свободным поземельным участком (free hold), приносящим ему 40 шилл. (12 руб. сер.), имел право быть избирателем. Такой участок можно было приобрести за 50 или 60 руб. сер. До сих пор аристократия пользовалась этим правом исключительно для своих выгод. Но теперь ораторы лиги направили все свое красноречие на то, чтобы убедить самых богатых из фабричных работников вместо того, чтобы отдавать накопленные ими капиталы в сберегательные кассы. Употребить их на приобретение подобных участков. Для лучшего же успеха в этом деле Кобден предлагал самым прилежным из них взаймы нужные деньги и увещевал своих сотоварищей сделать то же, а между тем страницы журнала лиги были наполнены самыми подробными объяснениями как на счет покупки земли, так и внесения своего имени в число избирателей. На митингах ораторы, представляя великую обязанность гражданина, доказывали, что торговые ограничения существовали в Англии так долго только потому, что из самого многочисленного класса граждан до сих пор мало кто думал воспользоваться предоставленными ему законом правами. Кроме того, поручено было опытным юристам рассмотреть в каждом избирательном комитете реестры вписывавшихся избирателей и поверить их справедливость; предводители же лиги не теряя времени разъехались по всей Англии, желая личным присутствием возбудить более энергии в своих приверженцах. Кобден в течение 10 недель присутствовал на 35 митингах и результатом этой необыкновенной деятельности было то, что в продолжение не более 3 месяцев около 250 000 ф. ст. было употреблено работниками на приобретение в различных графствах свободных поземельных участков. По донесениям агентов совета лиги оказалось, что из 16Х местечек, пользующихся правом выбора, 112 было предано лиге и что в 3-х только графствах (Ланкастерском, Честерском и Йоркском) явилось уже 5000 новых избирателей.

Эти факты начали сильно беспокоить протекционистов, которые, видимо, теряли свое значение в общественном мнении. Лига, напротив, считала свои успехи по уменьшающемуся числу голосов в Нижней Палате, противных предложению, представляемому ежегодно Вильерсом, об уничтожении хлебных законов. Так в 1842 г. предложение это было отвергнуто большинством 303 голосов, в 1843 г. – 256, а в 1844 только 206. Кроме того, и министерство начало уже при всяком удобном случае высказывать свои убеждения в пользу свободной торговли, и это до такой степени раздражало партию крайних тори, что она не щадила даже личности Пиля, называя его изменником. Ослепленная своими интересами и не видя перемены, явно происшедшей в обществе, она часто подавала в руки своих противников самое сильное против себя оружие – насмешку. Так при представлении бюджета в начале 1845 г. министерство предложило между прочим уничтожить пошлину на разного рода жир и сало. Землевладельцы немедленно восстали против этого предложения, доказывая, что под названием жира купцы станут привозить масло, отчего могут пострадать земледельческие интересы. Но министр торговли Клерк поспешил их успокоить, уверяя самым торжественным образом, что привозимое иностранцами масло будет смешано со смолой, так что оно сделается негодным для употребления в пищу. Ко всему этому необходимо прибавить еще один замечательный факт. Объявив войну всем без исключения монополиям и торговым ограничениям, лига с не меньшей силой встала против всякого вооруженного вмешательства, против всех завоеваний или приобретений новых поселений. Этот решительный переворот в английской политике, какой мы замечаем с недавнего времени, нужно приписать сильному влиянию лиги и ораторов. Мы не можем не привести здесь весьма интересной речи, сказанной Фоксом в присутствии многочисленного собрания приверженцев свободной торговли, по случаю недоразумений, возникших между Англией и Соединенными Штатами за Орегон, которая возбудила самое сильное сочувствие в массе слушателей. “Что же это за территория, сказал он, – которую мы ведем спор и домогаемся одной трети ее пространства? – 300 000 кв. м.⁰⁹¹ бесплодной степи, остывшей лавы, американской Сахары, Ботанибея красных кож, царства буйволов и нескольких сот индейцев, называющих себя Плоскоголовыми или Ращепленноносыми? И вот предмет спора! Но Полк и Пиль могли бы столь же хорошо вовлечь нас в войну за Лунные горы! Пускай люди, не имеющие более гостеприимного убежища, поселятся на этой территории и обратят под пашню самые плодородные ее части. Когда она будет населена, когда утвердятся там промышленность и возникнут многолюдные города, когда скалистые горы будут прорезаны железными дорогами, а каналы соединят Восточный океан с Тихим, когда воды американские покроются пароходами, тогда будет время поговорить об Орегоне. Но тогда, не посылая ни одного полка или линейного корабля, без бомбардирования городов и без пролития крови свободная торговля подчинит нам не только Орегон, но и соединенные Штаты. Тогда не будет ни одного расчистителя лесов, который бы в своем болье не носил манчестерской ливреи, ни одного охотника, на ружье которого не было бы шеффилдского клейма, а в то же время льняные изделия Спиталфилда будут служить английским знаменем, развевающимся на берегах Миссури. Орегон тогда будет действительно завоеван и станет платить дань нашим промышленникам, потому что будет добровольно для нас трудиться. Для нас он станет производить пшеницу и присылать откормленный скот; но для этого не нужно английского губернатора, который бы спорил с местными законодательными властями, или английских солдат, удерживающих спокойствие посредством штыков. Свободная торговля – вот самое благородное господство и самое верное завоевание”⁰⁹².

Искореняя таким образом старые предрассудки в массе народа и умеряя воинственные ее порывы, лига, однако, понимала, что она не иначе достигнет своей цели, как постоянным действием на избирательные комитеты. Но для этого нужны были средства. Хотя касса ее находилась в цветущем состоянии, однако предложенная сумма в 100 000 ф. ст. не была еще окончательно собрана. Тогда совет решился употребить то же средство в Лондоне, которое ему так хорошо удалось в прошлом году в Манчестере, т.е. народный базар, поручив устройство его также женскому полу. Дамы в числе 2 000 образовали между собой общество под покровительством нескольких депутатов совета и с необыкновенной деятельностью принялись за исполнение этого предприятия. Их стараниями театр Ковент Гарден был превращен в великолепный готический храм, названный дворцом Аладдина, в котором с редким вкусом были размещены самые разнообразные произведения английской промышленности, и эта выставка, предвестница всемирной, осуществленной спустя 6 лет, доставила Лиге 25 000 ф. ст. ( 155 250 руб. сер.).

после такого замечательного явления никто уже более не сомневался в успешном и скором окончании борьбы против хлебных законов. Нужно, впрочем, присовокупить, что и в парламенте произошла важная перемена в убеждениях предводителей двух противных политических партий. Когда дошла очередь до предложения Вильерса, возобновляемого, как мы уже сказали, ежегодно с 1838 г., то вся Нижняя Палата находилась в полном составе, со страхом или нетерпением ожидая результата возбужденных по этому случаю прений. Министерство по обязанности еще защищало существующую, им же самим составленную, подвижную пошлину, но так слабо, что для всех уже было очевидным, как оно выжидало только удобного случая для ее уничтожения. В то же время лорд Рассел, явно склоняясь к началам [принципам] свободной торговли, предлагал незначительную пошлину только на время переходного состояния.

Можно, однако, положительно сказать, что дело это не кончилось бы так скоро, если бы одно случайное обстоятельство не дало ему более решительного оборота. В сентябре и октябре 1845 г. стали доходить до правительства из разных частей государства, а преимущественно из Ирландии, самые неблагоприятные слухи о неизвестной еще до сих пор болезни картофеля, которая угрожала голодной смертью миллионам несчастных ирландцев, исключительно почти питающихся этим продуктом. Устрашенное министерство отправило для исследования этого бедствия двух знаменитых ученых Линдлея и Пфейфера, которые только подтвердили справедливость прежних донесений, но не открыли средств для его устранения. Тогда Пиль, не желая принять на себя ответственность за все последствия, могущие произойти от этого для народа, немедленно созвал совет министерство и предложил ему две меры: или приостановить действие хлебных законов на некоторое время с тем, чтобы впоследствии испросить в парламенте узаконение этой необычайной меры, или созвать немедленно парламент и предложить ему совершенное уничтожение этих законов. Первый министр при этом заметил, что, по его личному мнению, последний способ казался ему более удобным. Но ни одно из этих предложений не было принято членами министерства. Более всех восставал против них лорд Стэнли ( нынешний первый министр лорд Дерби), основываясь на том, что невозможно еще судить до сих пор ни об уборке хлеба, ни о количестве поврежденного картофеля, а между тем опасно было затрагивать существующее законодательство по этому предмету, чтобы не пришлось совершенно от него отказаться. Для получения, однако, более положительных сведений об Ирландии министерство назначило новую комиссию, состоящую из самых опытных административных чиновников этой страны.

Лига, разумеется, не могла упустить столь удобного времени для своих действий. Число митингов умножилось и ораторы ее удвоили свою деятельность. Но более важным событием, чем их речи, в это время было появление в газетах письма Джона Рассела к избирателям лондонского Сити. В этом письме глава вигов, представляя опасность положения, проистекающую от болезни картофеля и от неизвестности, какие меры против этого несчастья будут приняты министерством, неизвестности, весьма вредно действующей на торговлю, откровенно сознавался, что его убеждения о необходимости покровительства для земледельческой промышленности в течение последних 20 лет совершенно изменились и что в настоящее время никакая пошлина на привозимый хлеб более невозможна. В то же время он советовал, чтобы народ посредством петиции в парламент и других законных изъявлений своих желаний облегчил положение первого министра и доставил ему предлог освободиться с честью от уз, связывавших его с интересами партии тори⁰⁹³. Примеру Рассела последовали другие замечательные лица партии вигов, так что внимание всего государства, можно сказать, было обращено теперь на первого министра. Пиль сознавал всю затруднительность этих обстоятельств и крайнее неудобство своего положения между консерваторами, доставившими ему власть и поддерживавшими все его планы, и сильным гнетом общественного мнения, побежденного не только Лигой, но и бедственным положением страны. Желая найти опору по крайней мере в единстве кабинета, он вторично созвал 25 ноября своих товарищей и снова предложил им необходимость совершенного уничтожения существующего тарифа на привозной хлеб. Несмотря на то, что герцог Веллингтон, сильно в первый раз восстававший против этой меры, принял сторону Пиля, считая удержание власти в руках консерваторов гораздо важнее, чем какая бы то ни было торговая реформа, однако лорд Стэнли остался при своем мнении и подал в отставку. Это решило участь всего кабинета, потому что вслед затем первый министр просил королеву о своем увольнении. Призванный на его место Рассел скоро убедился, что он не может рассчитывать в Нижней Палате более чем на 100 голосов, и что кабинет вигов при тогдашнем положении дел был совершенно невозможен, почему он скоро и отказался от сделанного ему предложения. Тогда королева опять обратилась к Пилю с просьбой составить новое министерство. Пиль не колебался ни одной минуты, и за исключением Стенли, которого заменил Гладстон, он собрал вокруг себя всех прежних членов, которые не хотели оставить его в такую критическую минуту.

Между тем Лига, желая ускорить преобразование, за которое она боролась уже 8 лет, отменила свое прежнее решение – не подавать более в парламент прошений, которые немедленно за тем посыпались целыми тысячами. Кроме того, на митинге 23 декабря 1845 г. в Манчестере принято было единогласно предложение собрать 250 000 ф. ст., чтобы иметь возможность открыть кампанию в следующем году в самых огромных размерах. В этом случае, как и прежде, первый промышленный город в государстве показал замечательный пример, на какие пожертвования способны частные люди в Англии, если ими руководит великая идея, практическое применение которой обещает улучшить общественное благосостояние. На другой день утром, после объявления решения совета лиги, собравшиеся в ратуше банкиры, фабриканты и купцы подписали в одно заседание на 60 000 ф. ст., а через несколько дней эта сумма возросла до 75 000. Из других городов, принимавших участие в подписке, более замечательные – верпуль, пожертвовавший 14 000 и Лидс – 36 000 ф. ст., так что не сполна в 3 недели было собрано уже более половины требуемой суммы. В то же время в представленном лигой отчете сказано было, что слишком 600 000 ф. ст. было употреблено работниками на приобретение свободных участков, и такой способ увеличения числа избирателей, по случаю возникшего по этому делу процесса, признан был судебной властью не только законным, но и достойным всякой похвалы. Эти факты лучше все свидетельствуют, как успешно действовала лига на общественное мнение. К несчастью, политика прежних государственных мужей Великобритании поселила в Европе страшное недоверие даже к самым благородным стремлениям английского народа. Во всех преобразованиях, совершенных в последнее время в этом государстве, люди с предубеждением искали всегда коварных замыслов и усматривали эгоистическую цель. Так было с освобождением негров и таким же образом некоторые теперь еще судят о таможенной реформе. Эта продолжительная борьба против монополии землевладельцев, во время которой такие замечательные личности, как Кобден, Брайт, Смит, Вильсон и многие другие не щадили ни времени, ни денег, ни самого усиленного труда, кажется им только удачной комедией, разыгранной для того, чтоб обмануть континентальные державы.

Между тем многие события этого времени, поразительные по своей простоте и наивности, могли бы убедить самых скептических людей, что простой народ действовал под влиянием собственных бедствий, нисколько не заботясь о других государствах. Так между прочим в графстве Вилтском собралось 5 января 1846 г. Более 1000 крестьян под открытым небом, ночью, во время сильной стужи, чтобы представить также свое прошение в парламент. “Сколоченное из нескольких досок небольшое и узкое возвышение, на котором находился деревянный столик и несколько стульев, служило помещением для председателя, тоже из крестьян, и нескольких журналистов. При бледном свете луны, изредка показывающейся из-за темных облаков, и при 4 или 5 свечах в фонарях, или закрываемых от ветра руками, происходил этот митинг нищеты. Голод и отчаяние резкими чертами были написаны на истощенных лицах этих новых Гемиденов”⁰⁹⁴. Нужно прочесть эти раздирающие душу рассказы, напечатанные во всех почти журналах, чтобы убедиться, что отмена хлебных законов была делом вынужденным только крайним положением рабочего класса”.

Под влиянием таких обстоятельств открылись 22 января 1846 г. заседания парламента. Пиль, желая освободиться от тягостного влияния своей партии, которая в последнее время осыпала его самыми горькими и обидными упреками, и приготовить слушателей к предполагаемым преобразованиям. Сказал в заключение своей речи: “Когда после утомительных трудов последнего заседания я проводил целые дни и ночи, читая донесения и обдумывая планы, каким бы образом отвратить угрожающее нам народное бедствие, признаюсь, что после этого мне горестно видеть себя предметом обвинений в вероломстве против пользы моего отечества или некоторых частных интересов. Мне постоянно говорят, что также интересы, которые помогли мне достигнуть министерства, довольно еще могущественны, чтобы меня низвергнуть. Но эти люди вдвойне заблуждаются. Я никому не обязан тем. Что принял на себя тягостный труд и те пожертвования, которых требует мое официальное положение... Кроме того, власть первого министра соединена с тяжелой и трудной обязанностью. Когда честь и долг этого требуют, я не отказываюсь от нее, готов принять на себя ответственность, но никогда не соглашусь, чтобы она в руках моих была ослаблена и изувечена; я не хочу оставаться на руле во время бурной ночи, если не могу свободно управлять этим рулем, и всегда буду подчиняться только одной обязанности – уководствоваться во всем пользой общественной и безопасностью государства”. В следующем заседании при многочисленном стечении народа, в собрании, где находились также два члена королевской фамилии, вопреки конституционным обычаям, Пиль представил свой проект коммерческой реформы, изложение которого продолжалось 3-1/2 часа. Первая часть его относилась к интересам фабричным, вторая к земледельческим. По этому проекту уменьшалась вполовину пошлина на сало для облегчения бедному классу потребления весьма важных для него предметов – свечей и мыла. На строительный лес постепенное понижение тарифа было разложено на несколько лет. Что касается иностранных мануфактурных изделий, то министр принял в основание своей реформы только казенный доход и считал, что пошлина с них в 10% ad valorem достигнет этой цели самым выгодным образом для потребителей. Из этого общего правила исключались шелковые ткани, которые могли считаться предметом роскоши; поэтому пошлина на них составляла 15% ad valorem. Из земледельческих продуктов маис, сарачинское пшено и клеверное семя были освобождены от всякой платы при ввозе; на масло, сыр, соленую рыбу пошлина уменьшена вполовину; на все другие предметы царства растительного (за исключением зернового хлеба) или животного предполагалось уничтожить ее немедленно. Наконец, желая дать время приготовиться сельским хозяевам к радикальной перемене, Пиль предложил удержать охранительную пошлину на хлеб, впрочем очень умеренную, еще на 3 года. Она состояла в следующем: при цене пшеницы на внутренних рынках в 48 шилл. Предполагалось взимать 10 шилл. с квартера. Пошлина эта считалась самой высшей, предельной и должна была постепенно уменьшаться на 1 шилл. при соответственном возвышении цены пшеницы тоже на 1 шилл., пока не понизится до 4 шилл., т.е. пока цена квартера пшеницы не достигнет внутри государства до 53 шилл. При этой цене и выше пошлина должна была остаться неподвижной. Обязательное действие этого закона предполагалось продолжить только до 1 февраля 1849 г.; после чего окончательно уничтожалось всякое ограничение, не допускающее свободного привоза хлеба, и правительство желало только удержать 1 шилл. номинальной пошлины для статистических целей. Впрочем, привоз хлеба из Британских владений должен был считаться свободным со времени утверждения министерского проекта властью законодательной. В заключение Пиль прибавил, что предлагая эти меры, он не надеялся, чтобы другие державы последовали примеру Англии, которая в этом случае должна заботиться о своей собственной пользе и не обращать внимания на иностранную коммерческую политику. “Всякие репрессалии, сказал он, всегда более вредны для государств, которые к ним прибегают, нежели для тех, против которых они направлены”. Открывшиеся после этой речи прения заняли 12 заседаний, и только после сильной оппозиции билль окончательно был принят Нижней Палатой не раньше, как через 4 месяца после его предложения⁰⁹⁵. В этом продолжительном споре ораторов принимали участие и только большинство голосов решило его в пользу министерского проекта. Впрочем, большинство это было совершенно случайное; оно произошло благодаря тому обстоятельству, что часть партии консерваторов, члены которой названы впоследствии Пилитами, соединилась со своими политическими врагами, вигами и приверженцами свободной торговли. Все ультраконсерваторы, которых число простиралось до 240, отделились от Пиля навсегда. Понятно, что с таким разногласным большинством Пилю невозможно было более оставаться во главе правления; при первом, после этого представившемся вопросе, эти разнородные элементы отделились друг от друга, и министерство должно было подать в отставку. Но соединив свое имя с величайшей таможенной реформой, Пиль не мог не отдать справедливости человеку, который наиболее способствовал к ее осуществлению. В заключительной, прощальной речи, произнесенной им с целью оправдать свое пятилетнее управление, он сказал: “Заслуга последних преобразований не принадлежит исключительно ни одной партии политической. Между ними произошло временное соединение. Которое при влиянии правительства решило окончательный успех. Но имя, которое должно быть, и, вероятно, будет с ними связано навсегда, принадлежит человеку, который, действуя под влиянием самых бескорыстных и благородных побуждений и с неутомимой энергией призывая на помощь здравый смысл народа, доказал их необходимость своим красноречием, тем более удивительным, что оно было просто и без всякого приготовления, – это имя Ричарда Кобдена... Я оставляю власть с неприятным чувством, что навлек на себя негодование многих людей, которые, взирая на последние события с общественной точки зрения, глубоко жалеют о разорванных связях партий тем более, что по их убеждению верность принятым обязательствам партий и существование великой политической партии составляет одно из самых могущественных колес управления. Я удаляюсь, подвергая себя жестоким упрекам тех людей, которые придерживаются принципа протекции не вследствие эгоистических внушений, но потому что считают его существенным и необходимым условием отечественного благосостояния. Наконец, для тех из защитников протекции, которые хотели бы удержать ее из менее чистых побуждений и единственно потому, что с нею связаны их частные выгоды, для этих приверженцев монополии имя мое будет служить навсегда предметом проклятия. “Но может статься, что это имя будет иногда произнесено с чувством благосклонности в скромной хижине тех, которых судьба обрекла снискивать насущный хлеб в поте лица, когда они для восстановления истощенных сил будут иметь обильную и беспошлинную пищу, тем более приятную, что чувство несправедливости не будет к ней более примешивать своей горечи”⁰⁹⁶.

Речь эта была принята необыкновенными рукоплесканиями со всех сторон, причем партия манчестерская, равно как и вигов, высказывала одна перед другой чувства глубокого уважения к павшему министру. При выходе из парламента Пиль был встречен многочисленной толпой народа, которая при виде его обнажила головы и в молчании сопровождала его до самого дома.

22 июля 1846 г. Созван был совет лиги, состоящий из 500 человек, в Манчестере, в котором Кобден, выразив благодарность королеве, Пилю и Росселю, а также и тем лицам, которые своими учеными или практическими трудами способствовали к утверждению свободной торговли в Англии, как Дикон Юм, Мак-Грегор и Портер, предложил приостановить действия Лиги до окончательного уничтожения хлебных законов, что было принято единогласно. После этого собрание, предоставив исполнительному совету право возобновить свою деятельность в случае, если бы протекционисты сделали какое-нибудь покушение против реформы Пиля, решило на представление Мак-Грегора освободить подписчиков от дальнейшего взноса предложенной суммы в 250 000 ф. ст., считая внесенные уже 20% достаточными для обеспечения всех будущих издержек⁰⁹⁷. Таким образом кончилось это необыкновенное волнение, оставив в Англии неизгладимые следы своей продолжительной деятельности, благодаря которой в настоящее время принцип свободной торговли господствует там не только в общественном мнении, но и в таможенном кодексе. Все последующие министерства после падения Пиля, без различия партий, к которым они принадлежали, имели в отношении коммерческой политики одну и ту же цель – облегчить, сколько это согласно с выгодами казны, внешнюю торговлю от всяких стеснений. Так, первым делом нового кабинета лорда Рассела было предложение уравнять пошлину на сахар всякого происхождения, не исключая даже стран, в которых господствует невольничество, с соблюдением постепенности в течение 5 лет, так что с 1851 г. должна была взиматься однообразная пошлина 14 шилл. с центнера. В то же время уменьшена пошлина на колониальный ром и сношения с самыми колониями подверглись значительному преобразованию. Им предоставлено было право ввести у себя, с утверждения впрочем, метрополии, однообразный тариф, без всяких изъятий или привилегий для английских произведений. В 1848 г. вследствие жалоб плантаторов сделана была им на время небольшая уступка введением дифференциальной пошлины 1 шилл. на сахар в их пользу; но она должна была прекратиться в 1854 г. И с этого времени сделалась однообразной в 10 шилл. с центнера, откуда бы сахар ни привозился. Но самым замечательным преобразованием в торговом отношении, совершенным в управление министерством лорда Рассела, можно считать по справедливости отмену навигационного акта. До последнего времени навигационный акт находил многих приверженцев не только между корабельщиками, пользовавшимися его покровительством, но и между учеными и государственными людьми. Но в 1847 г. По предложению одного из членов лиги, Рикардо, Нижняя Палата избрала людей, специально знакомых с этим предметом для исследования состояния купеческого флота в Англии. Комитет этот продолжал свои заседания от марта до половины июня и собрал все официальные данные и частные показания, относящиеся до этого предмета.

В них можно найти самое убедительное опровержение той ложной, но глубоко вкоренившейся мысли, что развитие морских военных сил зависит от развития купеческого флота. Но действия комитета не ограничились изложением фактов, относящихся только к одному этому предмету. Многие опытные купцы и кораблестроители, представив преимущества Великобритании в постройке кораблей, относительно их дешевизны и крепости, обратили внимание парламента на низкую степень образованности английских шкиперов, и в заключение большая часть из них выразила свое убеждение, что навигационный акт более вредит, чем поощряет внешнюю торговлю. Несмотря на то, комитет не желал принять на себя ответственность в столь важном деле и не представил никаких окончательных выводов. Но эти исследования не остались без последствий. Самые любопытные извлечения из них были обнародованы председателем комитета Рикардо и имели большое влияние на изменение существовавшего законодательства. Действительно, по новому положению, утвержденному в 1849 г., но которое должно было получить обязательную силу с 1 января 1850 года, все иностранные корабли были уравнены в правах с английскими во всех портах трех соединенных королевств. Но это постановление относилось только до внешней торговли; каботажная же как в метрополии, так и в колониях, а равно и перевоз товаров из одной колонии в другую были предоставлены исключительно английским кораблям. Это последнее ограничение могло одинаково быть устранено в каждой колонии, по просьбе местной законодательной власти, королевским решением, а в Восточной Индии генерал-губернатором и его советом. Наконец, хотя для определения национальности английского корабля был принять в основание прежний закон, но королевская прокламация могла его отменить, и кроме того, шкиперам дозволялось принимать в качестве матросов подданных других государств, впрочем, в таком только случае. Когда бы в каком-нибудь порту не находилось природных англичан, или наравне с ними поставленных ласкаров, то есть азиатских моряков, происходящих из ост-индских владений, или же таких, которые прослужили 3 года не военных английских судах⁰⁹⁸.

Необходимым следствием этого преобразования было изменение колониальной политики, которой до сих пор следовала Англия. Мы уже сказали выше, что колонии получили право устанавливать у себя таможенные тарифы, сообразно со своими выгодами. В 1850 г. Рассел сделал предложение дополнить этот закон признанием самостоятельности и политической свободы в административном отношении всех поселений, где англичан по числу было больше, чем туземцев и в такой пропорции, чтобы существование таких свободных установлений могло быть обеспечено. Мы приведем здесь для тех, которые думают, что все могущество Великобритании основывается на ее обширных колониях, заключение речи, сказанной первым министром в Нижней Палате в заседании 8 февраля 1850 года: “Без сомнения, я предвижу, сказал Рассел, что население и богатство возрастут в некоторых из наших колоний до того, что они нам скажут когда-нибудь: мы довольно сильны, чтобы быть независимыми от Англии; узы, нас связывающие с нею, сделались для нас тягостными, и настало время, с которого, сохраняя дружбу и тесный союз с метрополией, мы желаем остаться самостоятельными. – я не полагаю, чтобы это время было слишком близко, но сделаем все, что от нас зависит, чтобы они были способны управляться сами; дозволим им теперь же распоряжаться своими делами; пускай население умножается в них вместе с благосостоянием, а что бы ни случилось после, мы, граждане этого великого государства, будем иметь утешение сказать, что способствовали ко всемирному благу”⁰⁹⁹. Десятимесячное министерство тори, после падения кабинета лорда Рассела, послужило только к окончательному утверждению реформы Пиля. Хотя Лига, опасаясь влияния партии протекционистов, глава которых лорд Дерби сделался в феврале 1852 года первым министром, снова возобновила свое прежнее устройство и открыла подписку в Манчестере, которая в 20 минут достигла 27 500 ф. ст., но последовавшие за роспуском парламента выборы явно показали, что эти опасения были напрасны. Единственно достойным внимания событием этого эфемерного министерства было предложение лорда Пальмерстона, которое, устраняя слишком резкие выражения, заключавшиеся в предложении Вильерса, уничтожало, однако, навсегда надежды протекционистов на отмену хлебных законов, два с половиной года тому назад вошедшую в силу. Оно заключалось в следующем: “Палата считает, что улучшения в государстве и в особенности в состоянии рабочего класса были следствием главнейшим образом последних законодательных мер, посредством которых введено было неограниченное соперничество, уничтожены охранительные пошлины, а через это уменьшена цена и увеличено обилие главных съестных припасов; что эта политика, будучи строго удержана и благоразумно развита, составит лучшее средство для доставления возможности отечественной промышленности уплачивать лежащие на ней налоги и сделать народ счастливым и довольным. Палата готова рассматривать меры, сообразные с этими принципами, которые ей будут представлены министрами Ее Величества”¹⁰⁰. Однако ни народ, ни вновь созванный парламент не доверяли кабинету, состоящему из крайних протекционистов; это оказалось явным в самом начале прений, открывшихся по случаю предложенного им бюджета, который был отвергнут в Нижней Палате большинством 19 голосов. Образовавшееся вскоре затем министерство под председательством Эбердина служило как бы продолжением управления Рассела. Знаменитый сподвижник и товарищ Пиля – ладстон принял в нем должность Канцлера Шахматной Доски и едва ли кто-нибудь находился в то время в палате способнее его занять это место. По его плану, представленному 19 апреля 1853 г. и служившему почти окончанием великого дела, начатого Гаскиссоном, произведены были следующие важные преобразования в таможенном тарифе: 1) пошлина на чай была уменьшена немедленно с 2 шилл. 2-1/4 п. до 1 шилл. 10 п. с фунта; в следующем году она должна была составлять 1 шилл. 6 п.; с 1855 по 1856 г. 1 шилл. 3 п., и наконец с 5 апреля 1856 г. Только 1 шилл. Такая постепенность считалась необходимой для вознаграждения казенного дохода большим количеством потребления, которое должно было произойти в этот промежуток времени; 2) все сырые и полуобработанные произведения освобождены от всякой платы при ввозе; с мануфактурных же изделий пошлина не должна была превышать 10% ad valorem; 3) сравнены пошлины на одинаковые предметы, привозимые из британских колоний или из других стран и, наконец, 4) пошлины на все, оставшиеся еще обложенными, съестные припасы, как сыр, масло, какао, яблоки и проч. Уменьшились вполовину. В этом значительном преобразовании только вина и шелковые ткани не получили никакого облегчения, потому что они, будучи предметами роскоши, облагались только в видах казенного дохода¹⁰¹. По этому плану казна уступала из своего таможенного дохода в пользу потребителей 1 338 000 ф. ст. Но факт, достойный внимания и которого никакие протекционные софизмы не в состоянии затемнить, несмотря на то, что сумма облегчений, произведенных в таможенных и акцизных сборах, с 1842 г. Составляла более 10 000 000 ф. ст., доход в 1853 г. с этих статей был меньше только на 122 411 ф. ст., чем в 1842 году.

В дополнение к этим преобразованиям сделаны были еще следующие важные перемены, как в самом способе взимания таможенных пошлин, так и в осмотре товаров. Пошлина ad valorem, как весьма затруднительная и подающая повод к беспрестанным спорам, была заменена специальной на каждый предмет в соответственной пропорции. Таможенные чиновники должны были выдавать на бумаге купцу, которого товары были конфискованы, объяснение причин конфискации. Кроме того, для скорейшего решения подобного рода дел, был назначен особый суд, в котором издержки нес проигрывающий, т.е. казна или частное лицо на одинаковых правах. Облегчен был провоз товаров из одного порта в другой через внутренние области государства прекращением их осмотра, если только эти товары назначены были для вывоза за границу, под ответственностью обществ железных дорог. В то же время пассажирские вещи осматривались в большей части случаев на пароходах, для избежания неприятного для них замедления. Наконец, все таможенные постановления собраны были в один акт и изложены с необыкновенной простотой и ясностью.

В этом же заседании уничтожены были последние клочки, уцелевшие еще до тех пор, из навигационного акта. Каботажная торговля сделалась с 1853 года доступной для всех иностранцев наравне с природными жителями, и дозволено было английским корабельщикам набирать матросов для своих экипажей по их усмотрению из англичан, или иностранцев, так что национальность корабля зависела теперь только от национальности его собственника¹⁰².

Останавливаясь на 1853 году, как предшествующем восточной войне, по случаю которой промышленность должна была по необходимости стесниться в своем развитии, мы бросим теперь беглый взгляд на следствия таможенных преобразований в Англии в отношении главных отраслей промышленности, преимущественно же таких, которые прежде пользовались покровительством. При этом мы должны заметить, что со времени полного применения в ней принципа свободной торговли к таможенному уставу, мы не встречаем таких быстрых переходов от увеличения к уменьшению в отдельных производствах, какие часто случались прежде, исключая только годы страшного неурожая или войны; напротив, развитие промышленности идет в ней теперь более естественным образом и постоянно увеличивается, как это можно видеть из следующей таблицы, представляющей общую ценность вывоза всех произведений из Великобритании и Ирландии, начиная с 1842 года, согласно с ценами, объявленными на таможнях:

В этой таблице мы замечаем уменьшение вывоза с 1846—1848 г., но это объясняется кризисом, произведенным безрассудными спекуляциями на железные дороги и болезнью картофеля в Ирландии. Начиная же с 1849 г. вывоз стал увеличиваться в такой пропорции, какой мы не встречаем ни за один из предшествовавших годов. Главные предметы вывоза в 1853 году состояли из хлопчатобумажных тканей (25 800 000 ф. ст.), железных и стальных изделий (10 848 000 ф. ст.), шерстяных (10 млн), а также бумажной пряжи и предметов одежды (14 млн). что касается ввоза, мы не можем пользоваться ежегодными официальными публикациями торгового департамента, потому что цена, по которой определяется привоз товаров, была еще установлена в 1694 году и с тех пор весьма многие обстоятельства имели влияние на ее изменение. Довольно здесь сказать, что привоз из соединенных Штатов через 10 лет (с 1842—1851 г.) почти утроился (с 38 254 511 увеличился до 109 531 612 долларов)¹⁰⁴. Количество привозимой пшеницы и маиса составляло в 1841 г. не более 2 400 000 квартеров, в 1852 г. оно достигло 6 750 000 квартеров, и в этом числе из портов Черного моря около 1 млн Среднее же количество привоза всех родов хлеба с 1847—1853 г. составляло 8 220 000 квартеров¹⁰⁵.

И несмотря на такой значительный привоз, земледелие находится в настоящее время в Англии в гораздо лучшем состоянии, чем прежде. Фермеры стали приискивать более разнообразные удобрения, свойственные каждому роду почвы; введены были севообороты, уничтожены бесполезные ограды и пустые пространства обращены под пашню. В то же время дренаж и применение силы пара к обработке полей стали вводиться повсеместно в сельском хозяйстве. Один из самых богатых поземельных владельцев в Шотландии в конце сентября 1852 года объявил, что в этой части государства уже не оставалось более ни одной неснятой фермы и что арендная плата за них была выше, чем 4 или 5 лет тому назад. “Мы засыпали прежде, говорят теперь самые простые земледельцы, и не делали всего, что могли делать; мы имели всегда перед собой неизвестность – не смели идти вперед, опасаясь уничтожения хлебных законов, которого домогались столь могущественные интересы. Теперь облака рассеялись, чудовище, которого мы так пугались, явилось перед нами; мы его измерили и нашли, что оно не так страшно; земля укрепилась под нашими ногами; мы больше не опасаемся ничего и зависим теперь от Бога и нас самих”¹⁰⁶. Одновременно с таким улучшением в земледельческом промысле произошел значительный факт: цены на хлеб и мясо не только не понизились на внутренних рынках, как предполагали все земледельцы, но напротив, постепенно стали возвышаться и вместе с ними стала увеличиваться и сдельная плата. Вследствие этого количество бедных, получающих вспомоществование от приходов, значительно уменьшилось. По донесению комиссаров, которым поручено попечение о бедных, подать для них, составлявшая только в одной Англии с Валлисом в 1847--48 г. 6 180  ф. ст., в 1852—1852 г. уменьшилась до 4 897 685 ф. ст., а из 940 851 лиц, получающих вспомоществование в 1849 году, осталось к 1853 г. только 743 639¹⁰⁷. Даже в Ирландии, этой классической стране нищеты, количество бедных, простирающееся в 1849 г. До 620 147 чел., составляло в 1855 г. только 106 802 чел.¹⁰⁸ Такие же успехи мы замечаем в мореплавании и кораблестроении после уничтожения навигационного акта. Мы уже видели, что вывоз всех произведений вообще увеличился в 1849 по 1853 г. почти на 58%; невозможно поэтому предполагать, чтобы количество кораблей и их вместимость остались с тех пор неизменными. И действительно, в 1849 году вместимость кораблей, вошедших или вышедших из всех портов великобританских владений, составляла 14.000.000 тонн, из которых на английские приходилось 9 670 000 т; в 1853 г. из 18 400 000 т на английские приходилось 10 270 000 т; в 1856 г. из 20 370 000 т – 11 465 000, а в 1857 г. Из 23 180 000 т – 13 700 000 т¹⁰⁹.

Несмотря на то, что Англия прорезана каналами и железными дорогами во всех направлениях, каботажная торговля в ней, однако, достигает огромных размеров. Так, например, в том же 1853 г. Вместимость всех судов, принимающих в этой торговле участие, простиралась слишком до 26 млн тонн, и только самая незначительная часть из нее приходилась на иностранные корабли, между тем как в 1849 г. она составляла 24 800 000 тонн. В то же время деятельность на всех корабельных верфях Англии была столь значительна, что кораблестроители не могли удовлетворить всем заказам. В 1849 году вместимость построенных кораблей в Англии составляла 117 000 тонн, а в 1853 г. Она увеличилась до 203.000 т¹¹⁰.

Столь же мало основательными оказались опасения протекционистов касательно колоний, с которыми сношения метрополии, по их мнению, должны были прекратиться, по случаю дозволения иностранцам свободной с ними торговли. Можно полагать, что 1/3 всего вывоза из колоний направляется в настоящее время в Великобританию. Для показания же, в каком огромном размере увеличилось народное благосостояние, приведем здесь только потребление главных колониальных товаров. С 1819 г. по 1844 среднее потребление сахара каждым жителем Великобритании с Ирландией не превышало 18 ф. Но начиная с последнего года, на этот предмет постоянно была уменьшаема до 1854 г., в котором она составляла только 54% прежней, и в такой же пропорции увеличилось и потребление его, потому что с 18 ф. оно поднялось до 34 ф. на каждого. По случаю восточной войны снова была установлена прибавочная пошлина, которая возвысила цену сахара на каждый центнер в 8 шилл., вследствие чего потребление его уменьшилось в 1855 году до 30, а в 1856 до 28 ф. на каждого. В 1857 году потребление снова увеличилось до 31 ф. Потребление кофе не превосходило в начале нынешнего столетия 1 млн ф., но вследствие уменьшения вполовину пошлины в 1828 г. потребление его увеличилось до 15 млн ф. В 1840 г. оно составляло более 25 млн; с 1850—1854 г. в средней сложности оно достигло до 34 596 000, а в 1855 г. до 35 754 000 ф.¹¹¹ Вместе с тем и общая торговля с колониями значительно усилилась. Так, торговые обороты с одной восточной Индией в течение 10 лет, с 1843 по 1852 г., увеличились более, чем на 50% (с 24 они возвысились до 37 млн ф. ст.)¹¹².

еще более поразительные доказательства выгод свободной торговли представляет привоз хлопка и вывоз бумажных тканей, которые по своей дешевизне потребляются в настоящее время во всех частях земного шара. В начале XIX ст. привозилось хлопка в Англию несколько больше 50 млн ф., в 1840 году привоз увеличился до 600 млн, в 1811 г. до 760 млн, в 1853 до 900 млн, в 1856 г. он превосходил 1000 млн ф.¹¹³ Дешевизна бумажных вязаных изделий там необыкновенная. Женские, например. Чулки продаются по 1 руб. за дюжину, и сбыт их увеличился в последнее время до того, что дал возможность возвысить сдельную плату работникам почти на 5%. До 1849 г. эти изделия в Англии не могли соперничать с саксонскими, преимущественно потому, что английские фабриканты должны были платить своим рабочим 3 руб. за такой труд, который обходился в Саксонии 90 коп. сер. Но изобретение вязательной машины переменило в этих странах положение фабрикантов. После осмотра новоизобретенной машины саксонкие мануфактуристы убедились, в свою очередь, что ручная работа была более невозможна.

Шерстяные фабрики представляют нам тоже доказательства усилившейся в Англии промышленности после облегчения тарифа не только на сырой материал, но и на мануфактурные изделия. Привоз шерсти из иностранных государств, составлявший в 1842 г. 45 880 000 ф., достигнул в 1845 г. до 76 800 000 ф. Он уменьшился несколько в последующие годы по случаю сильного неурожая хлеба, но начиная с 1851 г. снова стал бысто возрастать. Так в 1851 г. привезено было 83 млн, в 1852 году 94 млн, а в 1853 г. слишком 119 млн¹¹⁴. Соразмерно с тем ценность вывоза шерстяных изделий с 5 530 000 ф. ст. в 1840 г. увеличилась в 1853 г. До 10 170 000 ф. ст. Льняное производство начало делать значительные успехи только в последнее время, когда машины стали мало-помалу заменять ручную работу в прядении и особенно в ткачестве. Между 1840 и 1850 г. ценность вывоза льняных изделий оставалась почти неизменной и в средней сложности не превышала 3 700 000 ф. ст., но с 1850 по 1853 она составляла 4 750 000 ф. ст. вывоз шелковых изделий стал увеличиваться только с тех пор, как уменьшена была вполовину пошлина на иностранные шелковые ткани. В 1840 г. он составлял по ценности не боле 800 000 ф. ст., а в 1853 г. увеличился уже до 2 млн ф. ст.¹¹⁵ Общая сумма вывоза только этих 4-х предметов в течение последних 10 лет увеличилась на 50%, составляя в 1857 г. 58 млн ф. ст.; для всех же других произведений, которые при отправлении за границу записываются в таможенные книги, увеличение было еще значительнее, именно около 68%. Не менее благодетельное влияние имели таможенные преобразования и на государственную финансовую систему, заставив отчасти заменить косвенные налоги прямыми. Возобновленная Робертом Пилем подать с дохода дала возможность не только облегчить потребителей посредством уменьшения косвенного налога на 16 млн ф. ст. и сделать для них доступными многие прежде дорогие предметы, но еще доставила правительству излишек, который в течение 11 лет (с 1842—1853 г.) составил огромную сумму 24.740.000 ф. ст.

Но замечательнее всего, что несмотря на столь значительное, как мы уже видели, уменьшение пошлин на все иностранные произведения, таможенный доход в 1853 году был меньше только на 122 411 ф. ст., чем в 1842 г. (20 902 734 вместо 21 025 145 ф. ст.) и это лучше всего свидетельствует об усилившемся благосостоянии народа¹¹⁶. В то же время в народе на каждом шагу можно встретить явные признаки увеличившегося благосостояния. Мы уже говорили о значительном уменьшении подати для бедных; в дополнение к этому прибавим, что сбережения в массе рабочего класса заметно увеличилось. Капитал всех сберегательных касс в трех соединенных королевствах составлял в 1842 году 25 млн, а в 1853 году увеличился до 33 млн ф. ст. Из миллиона вкладчиков 600 000 было таких, которые положили не свыше 10 ф. ст. Кроме того, по самым тщательным изысканиям оказалось, что в том же году находилось 130 поземельных обществ¹¹⁷, для покупки свободных поземельных участков, с 85 000 членов и 120 000 акций. Общества эти купили 310 имений, из которых составлено было 19 500 участков, а вырученная за них сумма простиралась до 790 000 ф. ст. Все эти участки были куплены простыми работниками. Столь сильно развитая в английском народе бережливость и стремление к улучшению своего положения были причиной, что новейшие теории социалистов не произвели на него никакого влияния.

Мы не станем приводить статистических данных о состоянии в Англии разных отраслей промышленности за последние годы, потому что восточная война, как мы уже сказали, по необходимости, должна была иметь вредное влияние на ее внешнюю торговлю и, следовательно, уменьшить благодетельные последствия таможенной реформы. Но если стеснение торговых сношений и военные издержки, простирающиеся, по последним известиям, до 100 млн ф. ст., не произвели в ней бедственного кризиса, обыкновенно появляющегося после окончания каждой войны, и если притом промышленная деятельность, несмотря на эту войну, на революцию в Индии и на неурожай, поразивший многие страны в Европе в 1853 и 1855 гг., не только не уменьшилась, но в некоторых отраслях даже увеличилась, то такое явление лучше всяких цифр доказывает благодетельную пользу упомянутых преобразований.