[DUDLEY NORTH. Discourses
upon Trade (1691).
В кн. Меркантилизм / Под ред. и со вступительной статьей И. С. Плотникова. –
Л.: ОГИЗ, СОЦЭКГИЗ, Ленинградское отделение, 1953. С. 293–317]
[294] Дедлей Hopс (Dudley North, 1641–1690), – замечательный писатель экономист, автор печатаемого нами в русском переводе памфлета «Очерки о торговле» («Discourses upon trade»). Hopc no профессии был купцом, принимавшим активное участие в Турецкой компании. Составив себе в этой торговле большое состояние, он вернулся в Англию, где занимал должности по таможенному ведомству и финансам (treasury). Памфлет, который мы печатаем, вышел лишь после его смерти, в 1691 г. Как видно из предисловия, которое написано от чужого имени, взгляды автора представлены как нечто парадоксальное, расходящееся о обычным мнением, т.е. с воззрениями меркантилизма. И действительно, Hope защищает принцип свободы торговли, невмешательства государства в хозяйственную жизнь, доводами, которые не уступают по силе и ясности взглядам Адама Смита. Hopc – выдающийся представитель новых взглядов, нашедших свое завершение и теоретическое обоснование у Смита и Рикардо. Когда Мак-Кулох впервые познакомил Рикардо с забытым памфлетом Норса, этот памфлет произвел на Рикардо огромное впечатление. Основная мысль памфлета Норса выражена им в заключении, где он пишет: «Ни один народ никогда еще не разбогател с помощью политики; лишь мир, труд и свобода приносят торговлю и богатство, и больше ничего». Политика, о которой пишет Hope, это политика меркантилизма, политика экономической регламентации. В виду того, что мы сравнительно подробно останавливаемся на взглядах Норса в предисловии к сборнику, мы ограничимся здесь этим кратким изложением.
Эти бумаги были направлены ко мне для того, чтобы, как я полагаю, быть опубликованными. Передав их в печать, которая является единственным средством осведомления человечества, я выполняю то, что мне было поручено.
Автор пожелал остаться в тени г но после прочтения его бумаг я не приписываю это какой бы та ни было неуверенности в своих доводах, разочарованию, свойственному великим людям, или чрезмерной скромности – причинам, которые обычно побуждают авторов скрываться..Это вызвано скорее желанием избежать утомительного упорядочения и отделки своих мыслей, приведения их в такую точную систему и изложения тем совершенным слогом, каких мир обычно ожидает от авторов. Я уверен, что он стремился только к общественному благу и мало внимания обращал на порицания за отсутствие, изящества и отделки, которым он, казалось, придавал мало значения, всецело полагаясь на истину и справедливость написанного им. И все же он может не без основания отклонить обвинение в небрежности или неграмотности.
Общество является зверем хитрым и безжалостным, который никогда не пропустит и не простит неудачи, но выносит свой приговор и приводит его в исполнение немедленно, хотя бы над своим собственным членом. Оно не менее неблагодарно, чем обычный попрошайка, оскорбляющий своего благодетеля, без милосердия которого его семья умирала бы с голоду.
Поэтому я могу лишь извинить скрытность нашего друга и воспользоваться его отсутствием для того, чтобы говорить о его «Очерках» с гораздо большей свободой, чем (как я уверен) его присутствие позволило бы.
Что касается стиля, то вы найдете его вполне английским, каким обычно говорят, а это, в согласии с Горацием, есть закон и правило языка. Не заметил я также, чтобы автор имел в виду больше, чем говорит название его книги: это обычные очерки, которые, возможно, писались под диктовку и были отправлены [296] без больших поправок. И, конечно, ни один человек не откажется вести беседу с остроумным другом потому лишь, что тот не говорит как Туллий (Цицерон. – И. П.). А если разговор может быть принят в таком виде, то к чему же нам ссориться из-за этого в письме? Более того, нецелесообразно такими чрезмерными требованиями работы и усилий удерживать всех умных людей от выступлений в печати, благодаря чему мы лишаемся блага их суждений в делах общего значения.
Красивая речь есть, конечно, редкое счастье, которым некоторые владеют с большим совершенством. Но часто, как это бывает с красивым лицом, она лишь соблазняет к пороку. Я знал случаи, когда разумным смыслом пренебрегали ради красоты изложения. Если же красивые слова отсутствуют, то все влияние оказывает сила доводов, а это одно только и надежно.
Адвокаты в своих делах щеголяют всеми внешними красотами языка и уважают только неопровержимые выражения. Купцы в своих деловых беседах не пользуются ни одним словом больше того, что необходимо для их цели, потому что их интересует только сущность дела, а не его облачение. Зачем же тогда людям мысли загромождать свою речь более того, что необходимо, чтобы доводы их были понятны?
Выражаться очень кратко и все же ясно – это добродетель, которой можно позавидовать; а если речь направлена к людям' или собраниям, назначение которых велико или сделалось таким вследствие заинтересованности многих, то эта добродетель делается совершенно необходимой, так как если ваша речь скучна, то легче пожертвовать ею, чем временем, которое нужно для прослушания ее. Но иначе получается, когда имеют дело с ленивым невежеством любого сорта или с почесывающей за ухом чернью, которая нахальна (так же как и буйна) и нечувствительна к обману. И я могу прибавить, что при письме, если только не эпистолярном (которое, предполагается, всегда написано наспех, а потому кратко и образно), обилие слов более простительно, чем неясность или недостаток смысла, так как мы можем не спешить и на досуге прочесть написанное.
Я согласен, что среди богатых и праздных людей, так же как и среди ученых, работа которых выражается в словах, простая -обработка языка является одним из наиболее похвальных занятий; им мы и предоставляем его, так как для человека дела это наиболее ненавистная вещь, просто безделье.
Я согласен также, что утонченность речи, принятая теперь больше всего в поэзии, полезна для того, чтобы расположить капризных людей к чтению или занятиям. Но в наше время свет не так уж мало любопытен. Люди достаточно развиты, чтобы интересоваться книгами, особенно такими, где речь идет о заговорах и спорах. И было бы хорошо, если бы они либо писались, либо читались с такой же честностью, как и усердием. У нас нет никакой нужды в подслащенных приемах письма, чтобы соблазнить людей читать: они достаточно пытливы для этого. А если тема книги затрагивает [297] их собственные интересы, то я того мнения что если только вы можете заставить их понять это, вы можете довериться им.
Что касается применяемой в этой книжке системы изложения, то она в такой малой мере заметна, что, я боюсь, некоторые читатели скажут, что ее совсем нет. Я никогда не считал, что истинная система изложения состоит в введении искусственных отделов,.. подотделов, «во-первых», «во-вторых», «в-третьих» и т. д., хотя все это очень полезно в работах, предназначенных служить для справок. Но там, где требуется понимание, все это просто хлам, и сущность часто теряется в нем.
Для указанной цели достаточно, если вещи расположены в естественном порядке и заключение не поставлено. перед вступлением, так что ход доводов ясен и понятен. Один из моих друзей говорил, что если первая глава поставлена перед второй,.то это вся система, которая его интересует, думая этим то, что я только что сказал и что, я думаю, вы здесь найдете.
Эта черная работа обработки является еще одним налогом на смысл, скрывая значительную часть его от понимания читателя. И без исключительного таланта и длительных упражнений сочинительство становится делом чрезвычайно трудным. Я не понимаю,. почему другим лицам не позволено рыскать по разным сочинениям, если только они не лишены смысла, как это позволено Монтеню.
Scalligerana, Pirroana, Pensees и Застольные беседы м-ра Selden001 – все являются грудой несвязных клочков, все же ценимых за остроумие и смысл. Поэтому дайте же тому, что более всего ценно, – разуму и правде, – выступить вперед без такого тяжелого снаряжения, которое делает авторов похожими на лошадей пивовара – очень полезных животных, но настоящих чернорабочих.
Мне кажется, когда я встречаюсь с большим количеством «во-первых» и «во-вторых», я чувствую человека, воображающего себя писателем, – создание столь же отвратительное, как любой другой вид наглости. Если имеется смысл, и он понятен, то что же может еще прибавить формальный методист? Дайте мне устрицу, а пеструю раковину берите себе.
Теперь, после всего сказанного, будет несправедливым не сказать ничего о содержании этих очерков, темой, которых является торговля, и о манере автора излагать их.
По своим взглядам он, по-видимому, отличается от большинства лиц, высказывавшихся на эту тему. Очевидно его знания и опыт в торговле значительны, чем он не мог бы овладеть, если бы. сам не был купцом. И все же из того, что он говорит в своей книжке, нельзя узнать, какого характера его дело, так как он говорит беспристрастно о торговле вообще, без искажений в пользу чьих-либо частных интересов. Ранее уже замечалось, что в тех случаях, когда приходилось совещаться о купцами по вопросам, касающимся торговли вообще, они сходились во мнениях когда же обсуждение касалось вопросов, где интересы этих купцов сталкивались, [298] они расходились toto соelо002 . Что касается мнения автора о денежном проценте, – в каковом вопросе он ясно доказывает, что установление процента должно быть свободно предоставлено рынку и не ограничено законом, – то здесь его можно заподозрить в пристрастии к своим собственным интересам, как и тех купцов, о которых мы выше говорили. Разница лишь в предполагаемой причине этой пристрастности суждения, которая в одном случае является богатством, а в другом – нуждою. Автор подтвердил свое суждение доводами, которые каждый может свободно обсуждать; и мы считаем, что нет никакого другого средства, с помощью которого умный и честный человек может защищать свои взгляды в общественных делах.
Далее я нахожу, что он рассматривает здесь торговлю с иным подходом, чем это делается обычно, т. е. философски, так как обычные и общепринятые понятия, являющиеся просто шелухой и мусором, отброшены. Он начинает с основного, с принципов неоспоримо истинных, и, продолжая таким же путем, он приходит к толкованию щекотливых споров и вопросов, касающихся торговли. И все это с достаточной ясностью, так как он сокращает вещи до их крайних пределов, при которых все различия наиболее выпуклы и заметны, но не показывает их в обычном их состоянии, при котором взаимоотношения едва различимы.
Такой метод доказательства был введен новой философией. Старая имела дело больше с абстрактными понятиями, чем с истинами, и использовалась для построения гипотез, соответствующих обилию случайных и бессмысленных принципов, таких, как прямой или наклонный ход атомов в пустоте, вещество и форма, твердые сферы, fuga vacui003 и многие другие такого же характера, которые не убеждают ни в чем. С появлением же великолепной диссертации Декарта De methodo004, так одобряемой и принимаемой в наше время, все эти химеры скоро распались и исчезли.
Отсюда мы приходим к тому, что знания в значительной мере стали механическими, каковое слово я не должен объяснять; замечу лишь, что здесь оно означает: построенный на ясных и очевидных истинах. Но все же это большое усовершенствование разума, которое мир недавно получил, недостаточно распространено и свойственно главным образом ученым и образованным; простой же народ имеет в этом малую долю, так как он не умеет абстрагировать, чтобы получить истинное и справедливое представление о большинстве обыкновенных вещей, но полон общепринятых ошибочных мнений обо всем, кроме немногих вещей, входящих в круг его повседневных дел и известных ему из опыта. Так, простой моряк со всем его невежеством оказывается лучшим рабочим на практике, чем профессор со всей его ученостью.
То же самое и в случае с торговлей, так как хотя покупка и продажа являются занятиями каждого человека в большей или меньшей мере, а простые люди в большинстве зависят от нее в своем повседневном пропитании, все же очень немногие понимают торговлю вообще на основе истинных принципов, но удовлетворяются [299] пониманием своих собственных частных торговых дел и того, каким путем добиться для себя немедленной выгоды. А за пределами этой сферы деятельности нет ничего более ошибочного и полного заблуждений, чем мнения людей о торговле. Здесь есть еще одна причина, почему этот предмет кажется еще менее понятным, чем это имеет место в действительности. Когда бы люди ни совещались об общественном благе, как например о развитии торговли, в чем они все заинтересованы, – они обычно оценивают свои собственные интересы сегодняшнего дня, как общее мерило добра и зла. Немало есть таких, которые ради собственной малой выгоды не заботятся о том, сколько вреда это принесет другим. Каждый борется за то, чтобы заставить всех в их делах действовать в его пользу, но все это под покровом общественного блага.
Так, суконщики желали бы заставить людей покупать их сукна, а те, кто торгует шерстью, желали бы заставить людей покупать их товар по высокой цене, хотя бы фабриканты сукна терпели из-за этого убытки. Производители олова хотели бы, чтобы олово было дорогим, хотя бы купцы имели на нем мало прибыли. И вообще все те, кто ленив или недостаточно энергичен, чтобы найти сбыт продуктам своей земли или торговать ими самим, желали бы, чтобы все купцы вынуждались законами к тому, чтобы платить им высокие цены, независимо от того, выиграют ли купцы от этого или потеряют. И в то же время ни один из них не потерпит, чтобы его вынуждали продавать или сдавать аренду его землю по цене ниже той, какая создается на свободном рынке.
Теперь не удивительно, что из всех этих составных частей получается странная смесь ошибок и заблуждений, благодаря чему очень редко какой-либо общественный порядок, который установлен был с целью блага для торговли вообще, может дать нужный эффект, но даже наоборот, большей частью он оказывается пагубным, а потому по общему согласию отменяется. Но это слишком обширная тема для предисловия; так что, хотя мне известно множество примеров, я не привожу их здесь, но возвращаюсь к вопросу об общепринятых ошибках в вопросах о торговле.
Не так давно был поднят большой шум и производились изыскания о балансе между вывозом и ввозом, т. е. о торговом балансе, как это называли, так как воображали, что если мы ввозим больше товаров, чем вывозим, то мы находимся на пути к разорению. В таком же роде много говорилось против торговли с Ост-Индией, против торговли с Францией, и множество других подобных же политических фантазий о торговле. Большинство этих взглядов время и более правильное суждение опровергли. Но некоторые все же имели успех в своей области. А теперь мы жалуемся на недостаток денег в звонкой монете, на то, что, свитки вывозятся или используются неправильно, на другие надобности, вместо того чтобы идти на монетный двор; этому мы приписываем затишье в торговых делах страны, особенно в торговле зерном и скотом, и надеемся регламентацией торговли слитками и снижением цен при оплате товарами провести полное преобразование и дать новую [300] жизнь всем вещам, и вообще питаем много других надежд того же рода, на чем я подробнее не останавливаюсь, считая, что и сказанного достаточно.
После всего этого может показаться странной речь о том:
Что весь мир в отношении торговли является лишь одним народом или страной, в котором нации все равно, что отдельные люди.
Что потеря торговых сношений с одной нацией не может быть рассматриваема отдельно, но что столько же теряет мировая торговля, так как все соединяется воедино.
Что не может быть торговли невыгодной для общества, так как если какая-либо область торговли оказывается невыгодной, то люди ее прекращают. Когда же купцы процветают, то общество, часть которого они составляют, процветает также.
Что если заставлять людей действовать по предписанному способу, то это может принести пользу лишь тем, кому случайно такой способ подходит, но общество от этого не выиграет ничего, так как то, что отнимается у одного подданного, отдается другому.
Что никакие законы не могут устанавливать цены на товары, размеры которых должны и будут устанавливаться сами. Но если такие законы издаются и действуют, то они служат препятствием к торговле, а потому пагубны.
Что деньги – это товар, которого может быть слишком большое изобилие, так же как и недостаток, иногда даже до затруднений.
Что люди не могут испытывать недостатка в деньгах для своих обычных дел и не могут иметь больше, чем им достаточно для этого.
Что ни один человек не будет богаче от того, что отчеканено много денег, и не будет иметь их больше, чем он может купить за эквивалентную цену.
Что свободная чеканка является непрерывным движением, благодаря которому происходит поочередно то чеканка, то плавка монеты, благодаря чему золотых дел мастера и чеканщики и кормятся на общественный счет.
Что понижение ценности денег является надувательством. друг друга, и общество не получает никакой пользы от этого, так как значение имеет не цифра или название монеты, но ее внутренняя стоимость.
Что понижение стоимости денег прибавлением лигатуры или уменьшением веса – одно и то же.
Что векселя и наличные деньги – одно и то же, но векселя дают экономию на перевозке денег.
Что деньги, вывозимые за пределы страны при торговле, увеличивают богатство страны, но тратимые на войну и платежи за границу – приводят к обеднению.
Короче, что все, что делается в пользу одной отрасли торговли или одних интересов против других, является злоупотреблением и уменьшает доходу общества. И многие другие парадоксы, [301] не менее странные для большинства людей, но. истинные по существу и, по моему мнению, ясно вытекающие из приводимых ниже очерков, которые вы можете свободно читать и обсуждать.
Быть может, мой неизвестный доверитель сочтет меня слишком дерзким за вмешательство в его дела, но я буду извинять себя не чем иным, как тем, что попрошу себе той же свободы, какой пользуется он сам, т. е. свободы поиздеваться над миром, но и в этом у него преимущество передо мной, так как он написал больше и лучше, чем я. Итак, прощайте.
Доводов в пользу снижения процентной ставки множество, а именно:
1. При меньшей процентной ставке торговля развивается, и купец может заработать, при высокой же ставке всю пользу получает ростовщик или собственник денег.
2. Голландцы, у которых процентная ставка ниже, торгуют дешевле нас и вытесняют нас.
3. Земля падает в цене по мере роста процентной ставки005 . И множество других, которые по существу верны, но происходят от других причин и не имеют отношения к тому, в подтверждение чего они приводятся.
Я не буду формально отвечать на все эти доводы и речи, какие обычно можно найти в книжках и разговорах на эту тему, ведь я не выступаю в роли защитника интересов ростовщиков. Но я выражу свои взгляды на этот предмет беспристрастно, имея в виду пользу всей нации, но не интересы отдельных лиц. Поэтому я надеюсь предложить объяснения, которые смогут разрешить любые возникающие сомнения и дать возможность каждому применять их в соответствии с тем, как он найдет нужным.
Обсуждаемый вопрос заключается в том, имеет ли основание правительство ввести закон, воспрещающий взимать более 4% за даваемые взаймы деньги, или лучше предоставить заемщику и заимодавцу самим решать вопрос о размерах процента.
При рассмотрении этого вопроса следует принять во внимание многое, и особенно то, что касается торговли; правильный взгляд на последнюю поможет избежать ошибок, а посему об этом главным образом мы и будем теперь говорить.
Торговля является не чем иным, как обменом излишков. Например, я даю что-нибудь свое, без чего я могу обойтись, в обмен на что-нибудь ваше, что мне нужно и что вы можете мне даты.
Таким образом, торговля, пока она рассматривается в границах города, страны или нации, означает лишь снабжение людьми друг друга предметами из числа тех, которые этот город, страна или нация производят.
При этом тот, кто работает более прилежно и выращивает, больше плодов, чем другие, или делает больше вещей, чем другие, будет иметь в большем изобилии все то, что другие делают или [302] выращивают, и, следовательно, не будет нуждаться и будет получать больше предметов комфорта; это значит, что он будет богатым, хотя бы и не было таких вещей, как золото, серебро или что-либо подобное.
Металлы крайне необходимы для многих надобностей, и их следует отнести к числу плодов земли и промышленных изделий мира. А из металлов золото и серебро, будучи очень красивыми и более редкими, чем другие, ценятся выше, и потому малое количество их весьма разумно ценится наравне с большим количеством других металлов и т. д. По этой причине и, кроме того, потому еще, что они нетленны и очень удобны для хранения и перевозки, – а не постановлением закона, – они стали стандартом или общим мерилом стоимости. И все человечество согласилось в этом, как о том всем известно, так что мне нет надобности распространяться далее на эту тему.
Примем теперь, что человечество производит обмен продуктов именно вышеуказанным путем для удовлетворения своих надобностей; при этом одни оказываются более бережливыми, другие – более расточительными. Одни, благодаря своему трудолюбию и сообразительности, выращивают больше плодов из земли, чем они потребляют для удовлетворения своих собственных надобностей. И тогда у них остается излишек, который и является их собственностью или богатством.
Приобретенное таким образом богатство либо обменивается на землю других людей (предполагая, что все люди имеют ее), либо собирается в виде большого количества товаров, будь то металлы или что-нибудь другое ценное. Богатыми считаются те, которые имеют что оставить в наследство своим потомкам; таким путем отдельные семьи становятся богатыми. И из таких семей составляются города, страны, нации и т. д.
Мы увидим, что подобно тому, как отдельные люди в городе становятся богаче и преуспевают лучше других, так богатеют и государства, которые, благодаря торговле, удовлетворяя надобности своих соседей, снабжают себя теми заграничными товарами, в которых они имеют надобность. После чего остаток откладывается в виде серебра, золота и т. д., так как, как я сказал, их можно обменивать на все, они занимают мало места, и потому для- хранения используются предпочтительно эти ценности, пока не появится надобность для удовлетворения других нужд.
Теперь посмотрим, каковы последствия того, что в результате трудолюбия и сообразительности происходит разделение людей на богатых и бедных.
Один богатый человек имеет земли не только больше, чем он может обработать, но даже настолько больше, что сдавая ее внаймы другим, он получает такой доход, что ему не о чем больше заботиться.
Другой богатый человек имеет товары, т. е. металлы, промышленные изделия и т. д., в большом количестве. Ими он удовлетворяет свои собственные потребности, а остальное обменивает, т. е. [303] снабжает других тем, в чем они нуждаются, и берет в.обмен то, что они имеют сверх необходимого для удовлетворения их собственных надобностей; делая это умело, он всегда будет преуспевать,
Как людей, желающих обрабатывать землю, больше чем людей, имеющих землю, так и людей, нуждающихся в капитале для торговли, больше, чем тех, у которых на руках большой запас денег для торговли, но которые либо не имеют к ней способности, либо не хотят заниматься ею..
Но точно так же, как владелец земли сдает ее в аренду, так и владельцы капиталов дают их взаймы. Они получают за свои деньги проценты, которые являются тем же самым, что и рента за землю. На многих языках и в некоторых областях Англии денежная ссуда и аренда земли называются одинаковым именем.
Таким образом, быть владельцем земли или владельцем капитала – одно и то же. Землевладелец имеет лишь то преимущество, что его арендатор не может унести землю, как можно унести деньги. Поэтому земля должна была бы приносить меньший доход, чем капитал, который подвергается большему риску.
Поэтому ясно, что если обилие делает дешевыми такие товары, как зерно, шерсть и т. д., когда они появляются на рынке в больших количествах, чем имеется покупателей на них, и цены на' них падают, то точно так же, когда появляется больше заимодавцев, чем заемщиков, то процентная ставка падает также. Следовательно, не низкая процентная ставка увеличивает торговлю, но при увеличении торговли национальный капитал делает процентную ставку низкой.
Говорят, что в Голландии процентная ставка ниже, чем в Англии. Я отвечаю, что это потому, что их капитал больше нашего. Я никогда не слышал, чтобы голландца когда-нибудь вводили закон об ограничении процентной ставки, но, наоборот, мне известно, что в настоящее время процентная ставка, принятая между купцами при взаимных расчетах, составляет 6%, и закон оправдывает это.
Я признаю, что деньги нередко даются взаймы из. 3 и 4 %, но это под закладные, с которых государство берет налоги и которые во все время действия права владения являются совершенно надежным помещением капитала. И это делается опять-таки по личному соглашению, а не по принуждению и приказу закона. Нечто подобное часто происходит здесь, когда бедные вдовы и сироты обеспечивают себе пропитание и пунктуальную, уплату, давая деньги взаймы на малые проценты тем, кто не нуждается в деньгах.
Не следует упустить здесь случай сказать кое-что о государственных банках, какие имеются в некоторых местах заграницей, как например в Амстердаме, Венеции и т. д., но на эту тему я не имею времени распространяться. Я скажу только, что это ловкий способ снабжения правительства сразу большой суммой. И пока правительство держится, те, кто дает деньги, ничего не теряют и не испытывают никаких затруднений, так как все векселя [304] по закону оплачиваются банком, а те, кто желает получить свои деньги, не испытывают никаких затруднений при продаже своих облигаций, цены на которые поднимаются или падают в соответствии со спросом, как и на другие предметы.
Я не считаю верным, что эти банки платят проценты. Действительно, существуют различные фонды, а именно: монетный двор в Венеции, торговая палата в Амстердаме и некоторые другие в этих и других городах, куда вносятся деньги на проценты на всю жизнь и другими способами и на различные проценты, большие или меньшие, в соответствии с кредитом, которым пользуются эти фонды и который является обеспечением. Такие учреждения могут по ошибке называться банками, но они ими не являются, представляя собою только то же, чем были торговая палата в Лондоне, Ост-Индский торговый дом и т. д.
Я считаю, что ростовщик, согласно поговорке, возьмет скорее половину булки, чем совсем ничего, но я утверждаю, что высокая процентная ставка заставит извлечь деньги из запасов, в виде золота и серебра в изделиях, низкая же ставка окажет обратное действие.
Многие люди, обладающие крупной собственностью, хранят у себя для положения и чести большие количества золотой и серебряной посуды, драгоценных камней и т. д. Но они, конечно, более склонны делать это тогда, когда процентная ставка низка, чем когда она высока.
Те, которые не имеют на что существовать, кроме процентов на деньги, должны либо давать их взаймы, либо торговать на них сами и довольствоваться тем, что они могут за них получить. Но это не мешает очень многим богатым людям, которые не находятся в таком затруднительном положении, превращать свои капиталы в золотую и серебряную посуду, драгоценности и т. п. в тех случаях, когда процентная ставка низка, так как они не желают ни риска, ни беспокойства, связанных с ведением дел с нуждающимися и часто нечестными людьми, каковыми являются многие заемщики, и все ради незначительной пользы.
Так что нельзя отрицать, что снижение процентной ставки может и, возможно, действительно будет удерживать часть денег от вывоза за границу ради торговли. В то же время, наоборот, высокая процентная ставка, конечно, вызовет обратное явление.
Затем следует иметь в виду, что дела между заемщиками и заимодавцами бывают двух родов: 1) под закладную или залог, 2) под личное обеспечение; и в этом случае либо под одно обязательство, либо с поручителями. Все эти случаи, поскольку они различны по надежности, должны, конечно, приносить различный процент. Должен ли кто-либо занимать деньги отдельному лицу на тех же условиях, на каких другие занимают под закладную или под совместное поручительство?
Следует также принять во внимание, что из денег, занимаемых' на проценты в нашей стране, едва ли десятая часть попадает в руки лиц, занятых торговлей, и идет для их торговых дел. В большей [305] своей части эти деньги идут на удовлетворение прихотей богачей тех лиц, кто, будучи крупными землевладельцами, тратит больше денег, чем земли их приносят им, и, не желая продавать землю, предпочитают закладывать свои имения.
Так что, по существу, понижение процентной ставки окажется скорее поддержкой» для роскоши, чем для торговли. Бедный купец, имеющий лишь незначительный капитал или не имеющий его вовсе, покупает товары у богатых at time (на срок) и таким образом платит не 5, 6 или 8%, но 10 или 12%, а то и больше. И никакая законодательная власть не в силах воспрепятствовать этому или изменить это. Можно на это возразить: пусть купец занимает деньги на проценты, а не покупает at time. Но тогда нужно найти людей, которые дали бы ему деньги взаймы. Законодательная власть должна выделить фонды, из которых можно занимать деньги.
Отправка судов с грузами товаров также в значительной части происходит на таких же основаниях, причем обычным процентом за пользование судном считается 36%. И этого нельзя изменить. А если бы удалось этого добиться, то это не только частично остановило бы судоходство, но и постройку судов. Между тем в настоящее время не только общество, но и отдельные лица только выигрывают от такого положения вещей.
Таким образом, если принять во внимание все изложенное, то окажется, что для страны лучше будет предоставить заемщикам и заимодавцам самим выработать условия сделок в соответствии с обстоятельствами; в этом вы будете следовать примеру умных голландцев, так часто упоминаемых в связи с вопросом о процентах. Следствием будет то, что когда страна будет процветать и богатеть, то деньги можно будет получать на выгодных условиях, но совершенно обратное произойдет, когда страна будет все больше и больше беднеть.
Пусть хоть кто-нибудь ответит мне: почему законодательная власть в тех бедных странах, где процентная ставка достигает 10 и 12%, не вводит законов для удержания ее роста и для уменьшения ее для блага народа? Если бы она попыталась сделать это, то скоро стало бы ясно, что такие законы не достигают цели. Когда заемщиков больше, чем заимодавцев, как бывает в бедных странах, где на одного богатого человека, имеющего 100 фунтов для дачи взаймы, приходится 4–5 или больше желающих получить их, то закон легко обойти тайными сделками, как например займы в товарах, выписка векселей и еще тысяча других способов, которым нельзя воспрепятствовать.
Весьма возможно, что тогда, когда законы ограничивает процентную ставку на деньги ниже уровня, устанавливаемого условиями торговли, и когда купцы не могут обойти закон, либо если могут, то с большим риском и трудностью, и в то же время не имеют кредита для займа на законных процентах, – соответственно ограничивается и торговля. И нет большего препятствия к расширению торговли, чем такая мера. Рассмотрение всех этих данных [306] доказывает известный афоризм, что как в том случае, когда покупателей больше, чем продавцов, цены на товары поднимаются, также и когда заемщиков больше, чем заимодавцев, процентная ставка повышается.
С таким же правом, с каким государство вводит закон о том, что деньги могут даваться взаймы не из 5%, а из 4%, оно может ввести закон и о том, что земля, которая до сих пор сдавалась в аренду по 10 шиллингов за акр, должна теперь сдаваться по 8 шиллингов, так как собственность, в земле ли, в деньгах ли, является все равно имуществом королевства.
Я не скажу ничего относительно теологических доводов против взимания процентов за деньги, но ведь с точки зрения этих доводов 3% не более законны, чем 4 или 12%. Но с политической точки зрения ясно, что если уничтожить взимание процентов за деньги, то будет уничтожен заем и дача взаймы. И в результате дворяне, нуждающиеся в деньгах, по какой бы причине это ни происходило, должны будут продавать свою землю и не смогут закладывать ее, что приведет к падению цен на землю. И купец, как бы искусен он ни был, не имея денег должен будет либо отказаться от торговли, либо покупать at time, что представляет собою те же проценты, но под другим названием. И те, кто беден, всегда будут бедны, и мы скоро должны будем вернуться к тому состоянию, в котором находились 1000 лет тому назад.
Денежные запасы страны считаются теперь большими, но если их правильно оценить, они окажутся гораздо меньше, чем кажется, так как все деньги, которые выданы под обеспечение землей, должны быть скинуты со счета, нетто счет окажется неправильным. Ведь если дворянин, получающий 500 фунтов годового дохода, должен 8000 фунтов, а мы будем считать и стоимость земли и взятый им взаймы капитал, то мы дважды сочтем одно и то же.
И хотя мы считаем, что в стране много денежных людей, в действительности их совсем немного; предположим, что все, давшие деньги под закладную, имеют эту землю за свои деньги, как по существу закона и есть, в таком случае людей с деньгами в стране окажется совсем мало. Занимать деньги у одного, чтобы платить другому, называется грабить Петра, чтобы платить Павлу. А это именно часто практикуется в наши времена, и это заставляет нас считать страну богаче, чем она есть.
В предыдущем очерке мы уже показали, что золото и серебро, благодаря недостатку их, по своей стоимости в малых количествах равны большим количествам других металлов и т. д. Далее благодаря легкости перевозки и хранения их, они получили всеобщее признание, как мерило стоимости между людьми в их деловых взаимоотношениях, а также для оценки земли, домов и т. п., товаров и других предметов.
[307] Для удобства и во избежание некоторых трудностей, которые были бы весьма неприятны, для оценки количеств и качества при взаимоотношениях между людьми государи и государства сочли необходимым принять меры к тому, чтобы каждый мог знать пробу и вес отдельных кусков золота и серебра, которые мы называем монетой или деньгами. Эти монеты различаются по чеканке и надписи, которые очень трудно подделать и за подделку которые платятся тяжелым наказанием.
Таким способом мировая торговля значительно облегчилась, и стоимость всех бесчисленных разновидностей товаров имеет общее мерило. Кроме того, отчеканенное таким образом в монеты золото и серебро, ставшее в таком виде более удобным для обращения в торговом деле, чем когда оно было в слитках, всюду – кроме Англии со времени свободной чеканки – получило большую стоимость, чем оно имело в слитках, и не только на сумму расходов по их чеканке, но и сверх того, что является государственным доходом, хотя и не очень большим. Если бы серебро чеканное и нечеканное имело одинаковую стоимость, как у нас в Англии, где оно чеканится за счет государства, то его часто переплавляли бы, о чем я ниже буду еще говорить..
Так как деньги являются общепринятым мерилом при покупках и продажах, то всякий, кто имеет что-нибудь для сбыта и не может найти для своего товара соответствующего торговца, склонен думать, что причиной этого является недостаток денег в королевстве или стране. К таким образом нужда в деньгах всеми признается единственной причиной такого положения, каковой взгляд является большой ошибкой, как будет показано ниже. Я признаю, что застой в торговле вызывается какой-то причиной, но это происходит не от недостатка денег; тому есть другие причины, и это станет ясно из последующего.
Ни один человек не становится богаче, если все его состояние, превращенное в деньги и золотую и серебряную посуду, лежит у него без движения; наоборот, он от этого становится беднее. Тот человек богаче, имущество которого находится в состоянии роста, в виде ли сдаваемой в аренду земли, денег ли, приносящих проценты, или товаров в торговом обороте. Если бы кто-либо из каприза превратил все свое имущество в деньги и хранил бы их мертвым капиталом, он скоро почувствовал бы приближение бедности, по мере того как он проедал бы наличный капитал.
Но рассмотрим ближе вопрос – чего желают те люди, которые нуждаются в деньгах? Я начну с нищего: ему нужны деньги, и он докучливо просит их. Что же он станет делать с ними, если будет иметь их? Купит хлеба и т. д. Тогда в действительности ему нужны не деньги, а хлеб и другие необходимые вещи. Но фермер жалуется на недостаток денег, конечно, не по той же причине, что нищий, т. е. не из-за отсутствия средств на поддержание жизни или на уплату долгов; нет, он думает, что если бы в стране было больше денег, он получал бы лучшие цены за свои товары. Тогда, значит, не деньги, по-видимому, ему нужны, но хорошие цены на его [308] зерно и скот, которые он хотел бы продать, но не может. Спросим теперь себя: а если бы не существовало недостатка в деньгах, то по какой причине фермер не мог бы все-таки получить хорошие цены за свои товары? Я отвечаю: это должно было бы произойти по одной из следующих трех причин:
1. Либо в стране имеется слишком много зерна м скота, так что большинство приходящих на рынок желает продавать так же, как и он, и немногие лишь желают покупать. 2. Либо вывоз за границу сократился, как бывает во время войны, когда торговля небезопасна или не разрешена. 3. Либо потребление падает из-за нищеты населения, которое не тратит столько, сколько оно тратило ранее. Таким образом, не увеличение количества денег в обращении усиливает сбыт фермерских товаров, но устранение любой их этих трех причин, которые в действительности вызывают застой рынка.
Купец и лавочник одинаково нуждаются в деньгах, вернее – нуждаются в сбыте товаров, которыми они торгуют, что происходит, когда рынки испытывают застой, являющийся всегда результатом какой-либо из указанных мною причин. Теперь, чтобы выяснить, что является истинным источником богатства или, как обычно говорят, обилия денег, мы должны взглянуть несколько назад и выяснить природу и развитие торговли.
Торговля, как уже было указано, возникает сначала из труда человека, но по мере того как запасы товаров увеличиваются, она расширяется все больше и больше. Если представить себе страну, не имеющую ничего, кроме земли и жителей, то ясно, что сначала люди будут иметь только плоды земли и металлы, добываемые из земли, и смогут торговать ими, либо вывозя их в другие страны, либо продавая их тем, кто придет покупать их, и благодаря этому они смогут снабжать себя иностранными товарами, в которых они нуждаются.
С течением времени, если люди будут трудолюбивы,.они не только удовлетворят свои потребности, но и ввезут избыточное количество иностранных товаров, которые, после обработки, еще увеличат их торговлю. Таким образом, англичане будут продавать во Францию, Испанию, Турцию и т. д. не только продукты своей страны, как сукна, олово и проч., но и то, что они покупают у других, как сахар, перец, ситцы и т. п., покупая их там, где эти товары производятся и где они дешевы, и привозя их в места, где в них нуждаются, и получая на этом большую выгоду.
При таком ходе торговли золото и серебро ничем не отличаются от других товаров, но берутся у тех, кто имеет их много, и передаются тем, кто в них нуждается и желает иметь их, что приносит такой же барыш, как и другие товары. Таким образом деятельная благоразумная нация богатеет, а медлительные лентяи беднеют. И не может быть никакой другой политики, кроме этой, которая, будучи введена и применена на практике, помогает увеличению торговли и богатства.
Но это положение, такое простое и единственно правильное, [309] редко настолько хорошо понимается, чтобы быть принятым большинством человечества. Люди думают силою законов удержать в своей стране все золото и серебро, которые приносит торговля, и таким путем надеются разбогатеть немедленно. Все это глубоко» ошибочно и является лишь препятствием росту богатства во многих странах.
Изложенное будет яснее, если мы покажем это на отдельном купце или, если желательно подойти ближе к сути, – на одном городе или графстве.
Пусть будет введен закон и, что еще важнее, пусть такой закон выполняется, что ни один человек не имеет права вывозить деньги из определенного города, графства или округа, но пользуется правом вывозить любые товары, так что все деньги, которые каждый привозит с собой, должны оставаться в пределах этого города или графства.
Следствием будет то, что такой город или графство окажется отрезанным от остальной страны. Ни один человек не посмеет явиться в это место на рынок с деньгами, так как он должен будет непременно купить что-нибудь на свои деньги, независимо от того, нравятся ли ему местные товары или нет. С другой стороны, жители этого места не смогут являться на другие рынки как покупатели, но только как продавцы, так как им не разрешено вывозить с собою деньги за пределы указанного места.
Не приведет ли такое устройство в скором времени город или графство в жалкое состояние по сравнению с их соседями, имеющими право свободной торговли, которая дает возможность трудолюбивым зарабатывать на ленивой и падкой до роскоши части человечества? Все сказанное верно и тогда, когда оно распространяется с отдельной страны с несколькими округами или с города с его жителями на весь мир со множеством стран и правительств. И страна, ограниченная в своей торговле, в которой золото и ее ребро являются главной, если не существеннейшей отраслью, будет беднеть, как отдельный город или графство в стране, о которых я выше. говорил. Страна в мире в отношении торговли находится в таком же положении, как город в королевстве или семья в городе.
Теперь, если увеличение торговли следует считать единственной причиной увеличения богатства и денег, я прибавлю еще некоторые соображения об этом предмете.
Главным импульсом к торговле или, вернее, к трудолюбию и изобретательности являются чрезмерные аппетиты людей, которые они стремятся всячески удовлетворить, и это заставляет их работать так, как ничто другое не заставило бы. И если бы люди довольствовались только тем, что необходимо, мы имели бы бедный мир.
Обжора тяжко работает, чтобы покупать себе деликатесы и насыщаться ими; игрок – ради денег для игры; скряга – чтобы копить, и так же и остальные. В стремлении к удовлетворению этих чрезмерных аппетитов люди обогащают других, обладающих [310] более скромными требованиями. И хотя можно подумать, что из скупцане много можно извлечь пользы, все же, если мы подумаем, то окажется наоборот, так как помимо того, что одному поколению свойственно расточать то, что другое накопило, польза может быть получена даже от самого скупого человека, так как если он работает сам, то его работа полезна тем, на кого он работает, если же он не работает, но извлекает доход из работы других, то это приносит пользу тем, кого он нанимает на работу.
Страны, где существуют законы против роскоши, обычно бедны, потому что, когда люди, благодаря этим законам, вынуждены ограничиваться меньшими расходами, чем они могли бы и хотели бы нести, то тем самым у них отнимается охота к трудолюбию и изобретательности, обычно развивающаяся для получения того, что они могли бы приобрести при полном объеме расходов, какие они желают нести.
Возможно, что отдельные семьи могут существовать, но зато росту богатства страны это будет мешать, так как страна никогда не процветает лучше, чем при переходе богатства из рук в руки.
Более бедные, видя, что их соседи становятся богатыми и великими, – получают толчок к тому, чтобы подражать их трудолюбию. Купец видит, что их сосед обзавелся экипажем, и тотчас же все его усилия направляются на то, чтобы сделать то же самое, и часто он даже разоряется при этом. Однако чрезвычайные усилия, которые он делает для удовлетворения своего тщеславия, полезны для общетсва, хотя и недостаточны иногда для осуществления его чрезмерных желаний.
Мне возразят, что внутренняя торговля ничего не дает для обогащения страны и что увеличение богатства происходит от внешней торговли006 .
Я отвечаю, что то, что обычно понимается под богатством, а именно изобилие, великолепие, изысканность и т.п., не может существовать без внешней торговли.Но и внешняя торговля не может существовать без внутренней, так как обе связаны друг с другом.
Я коснулся этих вопросов о торговле и богатстве вообще, потому что я полагаю, что правильный взгляд на них исправит много обычных заблуждений на их счет и особенно будет способствовать пониманию того положения, которое я имею главным образом целью доказать, а именно – что золото и серебро и сделанные из них деньги являются не чем иным, как весом и мерою, с помощью которых легче и удобнее вести торговлю, чем без них, а также – что необходимо учреждение специального фонда, куда можно вносить излишек денег007 .
В подтверждение этого мы должны обратить внимание на то, что страны, которые очень бедны, едва ли имеют деньги, и в начале своей торговли часто используют что-нибудь другое. Так, шведы использовали медь и продукты колоний – сахар и табак, но не без больших неудобств. Когда же богатство увеличилось, [311] было введено золото и серебро, и они вытеснили остальные виды денег, как теперь это происходит и в колониях. Не обязательно иметь свой монетный двор, для того, чтобы в стране было много денег, хотя это и очень целесообразно. Там, гденет монетного двора, теряется часть дохода, так как было замечено, что в случае нужды в деньгах в обращение принимаются монеты других государей, как это имеет место в Ирландии и в колониях, а также в турции, где денег самой страны так мало, что их не хватает при больших платежах, вследствие чего турецкие владения снабжаются почти всеми монетами христианского мира, которые имеют здесь хождение наравне со своими.
Но страна,употребляющая иностранную монету, получает от этого большой ущерб, потому что она платит иностранцам за то, чтО могла бы делать сама, имей она свой собственный монетный двор. Монета стоит больше, чем неотчеканенное серебро того же веса вместе с лигатурой. Это значит, что вы можете купить больше неотчеканенного серебра той же пробы на деньги, чем эти деньги весят. Этот доход имеют иностранцы за чеканку.
Если мне скажут, что иногда случается наоборот, и иностранные деньги идут по цене меньшей, чем слитки, я отвечу, что когда бы это ни случилось, потеррявшие свою ценность чеканные монеты будут переплавляться в слитки для немедленного получения пользы от этого.
Таким образом оказывается, что если вы не имеете монетного двора для чеканки своих денег, но если вы все-таки богатый народ и ведете торговлю, вы не нуждаетесь в монете для обслуживания ваших надобностей при торговых сделках.
Следующее, на что мы должны указать, это то, что если ваша торговля не дает вам много пользы, то вы имеете не больше пользы от золота и серебра в виде денег, чем имели бы от них, если бы это были слитки, кроме разве того, что для перевозки деньги в монете удобнее, чем в слитках.
Когда деньги имеются в большем количестве, чем требуется для торговли, они становятся не дороже, чем нечеканенное серебро, и потому время от времени расплавляются снова.
Так не дадим же заботам о монете мучить нас так сильно. Ведь народ, который богат, не может в ней нуждаться,а если он и не чеканит монету, он снабжается монетой других стран. И сколько бы монеты не привозилось из-з границы, сколько бы ни чеканилось ее у себя в стране, – все, что больше, чем требуется торговле страны, является лишь слитками и будет рассматриваться как таковые, и монета, подобно подержанной золотой или серебряной посуде, будет продаваться по количеству в ней чистого золота и серебра.
Я ссылаюсь на огромные суммы, которые чеканились в Англии со времени установления свободной чеканки. Что произошло со всей этой массой денег? Никто не поверит, что они сохранились в стране, не могли они также быть вывезены, так как за это полагалось слишком болшое наказание. Дело просто: вывезено [312] было, как я полагаю, очень немного, остальное попало в плавильную печь.
Такая практика очень легко осуществима, выгодна и безопасна в отношении возможности быть обнаруженной, и это всякий знает. И я знаю, что ни один человек не сомневается, что новые деньги уходят таким путем.
Серебро и золото, как и другие товары, имеют свои приливы и отливы. По прибытии больших количеств их из Испании монетный двор обычно дает лучшие цены, т. е. за чеканное и нечеканное серебро – вес за вес. Зачем его везут в Тауэр и чеканят? Немного времени спустя появится спрос на слитки для вывоза. А если их нет, и все они пошли в чеканку, что тогда? Монету снова плавят, и в этом нет никакой потери, так как чеканка не стоит собственнику ничего.
Таким образом страна терпит злоупотребления и вынуждена платить за кручение соломы на корм ослам. Если бы купец должен был платить за чеканку, он не посылал бы свое серебро в Тауэр без размышления, и монета всегда была бы по стоимости выше нечеканного серебра, чего сейчас мы не видим, так как часто монета значительно дешевле, и обычно испанские монеты здесь стоят на 1 пенни на унцию дороже наших новых денег.
Наша страна за последние годы стонала, и стонет и теперь, из-за широко распространенного злоупотребления – обрезывать монеты. Принимая во внимание мудрость нашего народа, большой ошибкой является то, что мы миримся с этим. Ирландцы же, над которыми мы столько смеемся, когда не воюем с ними, оказались не такими глупцами и простаками: они взвешивают свои монеты штуку за штукой. Эта наша ошибка возникает из того же источника, что и остальное, и не нуждается в другой мере, кроме. прекращения приема в обращение неполноценной монеты. Об этом я и хочу высказать свое мнение008 .
Существует большое опасение, что если не станут принимать обрезанную монету, то не станет денег вообще. Я уверен, что до тех пор, пока принимаются обрезанные монеты, будет мало других. И не странно ли, что едва ли одна страна или народ во всем мире принимает обрезанные деньги по их номинальной стоимости, кроме Англии.
По какой причине новая монета в полкроны с обрезанным краешком не принимается, в то время как такая же старая монета, обрезанная со всех сторон и имеющая ценность не более 18 пенсов, принимается?
Я не знаю, по какой причине одни принимаются, а другие не принимаются. Я уверен, что если бы новые монеты принимались обрезанными, то таких скоро было бы много. И я не имею ни малейших сомнений в том, что если только не прекратится обращение обрезанных монет, скоро не останется ни одной старой монеты, которая не была бы обрезана.
И если это не будет прекращено из опасения неприятностей теперь, то как бороться с этим потом, когда положение будет [313] еще хуже? Конечно, со временем это станет невыносимо и исправит само себя, как это было с овсяной кашей. Но пусть они будут настороже в ожидании, когда это произойдет; мы вое считаем, что этот день настанет не скоро, но ведь он все-таки придет наконец009 .
Я не думаю, чтобы это зло было.так трудно исправить, как не считаю, что это будет так дорого стоить, как думают некоторые» Но если это будет правильно проведено, то оно не принесет таких уж невыносимых потерь; некоторые потери будут, и значительные, но когда я размышляю над тем, на кого они падут, то не вижу. в этом большой беды.
Общее мнение таково, что это не может быть сделано иначе, как изъятием из обращения 'всей старой монеты и обменом ее, в чем вся страна должна будет оказать содействие в виде.общего налога. Но я не одобряю этого способа по некоторым причинам.
Прежде всего, это будет большим беспокойством и потребует много людей для выполнения, причем этим людям надо будет.хорошо платить, что еще увеличит расходы по этому делу. Кроме того, тут надо будет большому числу лиц оказать доверие, которым легко могут злоупотребить.
Теперь, прежде чем высказать свое мнение об этом, я хочу произвести некоторый подсчет потерь, причем я не предпринимаю подсчета общих потерь, но только на примере 100 фунтов. В 100 фунтах может оказаться на 10 фунтов новых хороших монет. Остается еще 90 фунтов. Из них можно считать половину хороших и половину обрезанных. Таким образом, только 45 фунтов будет обрезанных денег, и на них потеря может составлять не более 1/3. Итак, допускаю, что на 100 фунтов мы будем иметь 15 фунтов или 15% потери, и это самое большее, но в таких расчетах лучше ошибиться в сторону большего, чем меньшего.
Теперь я предлагаю так: пусть король при всех платежах государству воспретит брать обрезанные монеты, кроме тех случаев, когда подданный согласен будет сдавать их по весу по 5 шиллингов 2 пенса за унцию, причем каждая монета должна быть распилена пополам (для чего должна быть обеспечена возможность сделать это). Я уверен, что это вызовет большое удивление, но никакой особой причины для жалоб быть не может, так как не будет предъявляться никаких требований, кроме того, чтобы платежи государству производились в законных английских деньгах.
И те, кто должен производить платежи, должны будут либо находить хорошие деньги, либо разрезать на две части свои обрезанные деньги и расставаться с ними на указанных условиях. Таким образом очень скоро окажется, что в обычных платежах люди будут отказываться принимать обрезанные деньги.
Постараемся теперь установить, на кого больше всего падет потеря, которую я определил приблизительно в 15%.
Мы склонны преувеличивать количество денег в обращении, потому что мы часто видим одни и те же монеты, но не узнаем [314] их. Мы не принимаем во внимание, какое малое время деньги находятся в одних руках. Хотя каждый желает иметь их, все же почти никто или очень немногие хранят их, но сейчас же находят способ избавиться от них, зная, что от денег, которые лежат мертвым капиталом, не приходится ожидать пользы, но лишь определенную потерю.
Купец и дворянин хранят свои деньги большею частью у золотых дел мастеров010 и нотариусов. А эти последние, вместо того чтобы иметь у себя 10 000 фунтов чужих денег, как по их счетам должно было бы быть, чтобы платить по первому требованию наличными деньгами, – редко имеют 1000 фунтов звонкой монетой, но пускают деньги в оборот, при котором деньги поступают к ним с такой же скоростью, с какой они вынимают их из своей кассы. Поэтому я заключаю, что денег в нашей стране гораздо меньше, чем то обычно думают.
Предположим теперь, что обрезанные деньги будут изъяты, и потеря от этого упадет на тех, кто имеет на руках наличные деньги. В этом случае большую потерю понесут лишь немногие. Те, кто копит деньги, потеряют мало, так как они несомненно откладывают хорошие деньги. Бедные люди также не понесут больших потерь, так как они часто совсем не имеют денег, в большинстве же случаев если и имеют, то очень мало, редко больше 5 шиллингов сразу. Фермер, предполагается, платит ренту своему землевладельцу тотчас же, как получает деньги, так что трудно предположить, чтобы его такая мера застала с большими деньгами. Следовательно, вся тяжесть потерь падет главным образом на купцов, которые иногда имеют на руках сотни фунтов, а часто лишь несколько фунтов. Те, кто будет иметь на руках много наличных денег в такое время, понесут большие потери.
Короче говоря, обрезанные деньги являются таким злом, которое тем труднее будет исправить, чем дольше его терпят. И если потери от денежной реформы будут возложены на общество (как обычно предлагают), то затруднения будут очень велики, как было показано выше. Предложенный же мною способ борьбы со злом не является такой большой бедой, как большинство людей думает.
Итак, в заключение скажу, что если бы эти доводы, которые здесь изложены наспех и в беспорядке, были внимательно рассмотрены, я не сомневаюсь, что все соединились бы в одном общем мнении: что законы, затрудняющие торговлю, как внешнюю, так и внутреннюю, в отношении денег или других товаров, не способствуют тому, чтобы сделать народ богатым деньгами и товарами. Но если в стране поддерживается мир, царствует правосудие, судоходству не чинится препятствий, трудолюбивые поощряются предоставлением им почестей и права участия в правительстве в соответствии с их богатством и репутацией, – то богатство страны увеличивается и, следовательно, золото и серебро появляются в изобилии, процентная ставка снижается и недостатка в деньгах нет.
По поводу высказанного ранее я считаю нужным прибавить следующие замечания.
[315] Когда народ становится богатым, – золото, серебро, драгоценности и всякие полезные или желательные вещи (как я уже говорил) появляются в изобилии. Тогда на продукты земли можно купить больше этих вещей, чем раньше, когда народ был беднее; так, например, жирный бык в прежние времена продавался за меньшее число шиллингов, чем теперь он стоит фунтов. То же самое происходит и с жалованием рабочих и вообще со всем, и это подтверждает универсальный афоризм: изобилие делает вещь дешевой.
Поэтому теперь, когда золота и серебра имеется много, человек получает гораздо больше за свою работу, за свое зерно, за свой скот и т. д., чем он мог иметь пятьсот лет тому назад, когда, как мы должны признать, многие страны не имели и приблизительно такого количества золота и серебра, как теперь.
Несмотря на это, я знаю многих, которые готовы признать, что хотя наша страна в настоящее время изобилует золотом и серебром в изделиях и слитках, все же монеты не хватает для ведения торговли, и если бы было больше денег, то торговля увеличилась бы и мы имели бы лучшие рынки для всех товаров.
Этот взгляд ошибочен, и это подтверждается, как я думаю, сказанным выше. Но для большей ясности подумаем о том, что деньги – это переработанные на монетном дворе слитки. Ну, а если материал имеется и работники также, то нелепо сказать, что не хватает денег.
Возьмем такой пример: вы имеете зерно и хотите получить муку. Везите зерно на мельницу и мелите. Да, – скажете вы, – но я нуждаюсь в муке потому, что, другие не везут своего зерна, а я его не имею. Тогда купите у них зерно и везите его на мельницу сами. То же самое мы имеем и с деньгами. Богатый человек имеет много золотых и серебряных изделий для чести и на показ. В то же время бедный человек думает, что если бы все это богатство было перечеканено в монету, то общество и он сам среди других были бы в лучшем положении. Но он глубоко ошибается: все будет по-прежнему, если только не обязать богатого человека расточать свою вновь отчеканенную монету.
Если богатый человек желает откладывать деньги, то дело не меняется и тогда, когда он обменивает их на бриллианты, жемчуг и т. п.: просто деньги переходят из одних рук в другие, и даже, может быть, их отправляют в Индию в уплату за эти драгоценности. Если вместо драгоценностей он покупает землю, то это опять-таки не более как переход денег из одних рук в другие, и в отношении всего народа, кроме только тех, между которыми заключается сделка, дело остается без изменения. Деньги всегда будут иметь собственника и никогда не будут раздаваться для развлечения, но должны покупаться за что-либо ценное in solido011 .
[316] Если запретить употребление изделий из серебра и золота, то это было бы законом против роскоши, и как таковой, это запрещение было бы большим препятствием к богатству и развитию торговли страны. Теперь, когда каждый человек имеет такие изделия в своем доме, страна обладает солидным фондом, состоящим из тех металлов, которые весь свет желает иметь и охотно вытянул бы от нас. И этих ценных металлов мы имеем гораздо больше, чем если бы люди были лишены права употреблять изделия из них. Ведь бедный купец из честолюбивого желания иметь золотую или серебряную вещь на своем буфете работает больше, чтобы купить ее, чем он работал бы, если бы такое желание было подавлено у него, как я уже раньше говорил.
Для ведения торговли страны требуется определенная сумма денег, которая колеблется и бывает иногда больше, иногда меньше, в зависимости от обстоятельств. В военное время требуется больше денег, чем в мирное, потому что каждый желает хранить некоторое количество их у себя для использования в случае неожиданной надобности, не считая благоразумным полагаться на деньги, находящиеся в обороте в делах, как он полагается на это в мирное время, когда платежи более надежны.
Эти отливы и приливы денег регулируются сами по себе, без помощи со стороны политиков. Когда денег становится мало и их начинают копить, тогда сейчас же начинает работать монетный двор, пока потребность не будет удовлетворена. С другой стороны, когда мир извлекает накопленное, и денег делается слишком много, монетный двор не только прекращает чеканку, но избыток денег сейчас же переплавляется либо для надобностей внутри страны, либо для вывоза за границу.
Таким образом плавильная печь работает попеременно то для одной, то для другой надобности: когда денег мало – слитки идут в чеканку, когда слитков мало – деньги переплавляют. Я не допускаю, чтобы и тех и других было мало в одно и то же время, так как это уже состояние бедности, которое не наступит, пока мы совсем не истощимся, о чем я здесь не намереваюсь говорить.
Некоторые воображают, что если бы закон установил цену на серебро в слитках в 5 шиллингов за унцию, а Тауэр в то же самое время чеканил из одной унции монету в 5 шиллингов 4 пенса или 5 шиллингов 6 пенсов, то скоро все изделия из золота и серебра в Англии были бы перечеканены в деньги. Ответ на это вкратце таков: принцип, на котором построено это предложение, неосуществим. Как может какой бы то ни было закон помешать мне давать другому столько, сколько я хочу, за его товары? Закон может быть обойден тысячами путей. Например, я не должен давать, ни он получать больше 5 шиллингов за унцию серебра, но я могу заплатить ему 5 шиллингов и подарить ему еще 4 или 6 пенсов; я могу дать ему товары в обмен, на которые он будет иметь такой или даже больший доход, и т. д., с помощью других ухищрений ad infinitum012 .
[317] Но предположим, что закон такой имеется, и он оказал свое действие, и все серебро в Англии перечеканено в монету. Что тогда? Будет ли кто-нибудь тратить больше на одежду, экипажи, хозяйство и т. д., чем до сих пор? Я думаю, что нет, и даже наоборот, так как и дворянство и горожане, будучи лишены удовольствия видеть в своем доме изделия из серебра, по всей вероятности, сократят и остальные расходы, А потому, если бы даже такой закон существовал и имел силу (а я уверен, что это невозможно), то вместо желательного эффекта страну постигли бы все беды, приносимые законами против роскоши.
Во всех случаях, когда деньги делаю»- более легкими или более низкопробными (что одно и то же), это немедленно отражается. на цене слитков. Так что по существу вы меняете название, но не сущность. И какова бы ни была разница, выигрывает От этого арендатор и должник, так как рента и долги платятся по существу в меньшем размере, чем до обесценения монеты.
Например тот, кто раньше получал ренту или долг в сумме 3 фунтов 2 шиллингов, мог на эти деньги купить 12 унций или 1 фунт стерлингов серебра. Но если монета в 1 крону будет, содержать серебра на 3 пенса меньше, чем сейчас, то, я утверждаю, вы не сможете купить фунт такого серебра дешевле, чем за 3 фунта 5 шиллингов, и, прямо или косвенно, он обойдется вам в эту сумму.
Но тогда, говорят, мы будем покупать унцию за 5 шиллингов, так как это цена, назначенная парламентом, и никто не посмеет продавать дороже. Я отвечаю, что если они не смогут продавать серебро дороже, то будут чеканить его. И тогда какой глупец будет продавать унцию серебра за 5 шиллингов, когда он сможет отчеканить из него монету в 5 шиллингов 5 пенсов?
Таким образом, мы можем стараться посадить кукушку за ограду, но напрасно. Ни один народ никогда еще не разбогател с помощью политики11; лишь мир, труд и свобода приносят торговлю и богатство, и больше ничего.