[Of Money.
В кн.: Юм. Бентам / «Библиотека экономистов-классиков» (отрывки работ).
Вып. 5. –
М.: Издательство К. Т. Солдатенкова, 1895. С. 86–93.]
Некоторые мыслители твердо держатся того убеждения, что всякий новый налог создает в тех, кто им обложен, новую способность нести его, и всякое увеличение общественных тягостей пропорционально усиливает промышленную деятельность народа. Эта теория по своей природе легко может быть обращена во зло и тем более опасна, что нельзя безусловно отрицать ее правильности; напротив, надо признать, что, будучи заключена в разумные границы, она до известной степени оправдывается и разумом, и опытом. Когда обложены налогом предметы, потребляемые всем народом, то неизбежно происходит одно из двух: или бедные должны в каком-нибудь отношении ограничить свои жизненные потребности, или они должны потребовать увеличения получаемой ими платы, так что все бремя налога ляжет исключительно на богатых. Но установление налога может привести и к третьему результату, именно к тому, что бедные усиливают свое прилежание, исполняют большее количество работы и живут так же хорошо, как и прежде, не требуя увеличения платы. Когда налоги умеренны, вводятся постепенно и не касаются первых предметов необходимости, они естественно приводят к этому третьему последствию; и несомненно, что подобные затруднения часто содействуют подъему промышленной деятельности нации и делают последнюю богаче и трудолюбивее других народов, хотя бы она находилась в менее выгодных условиях. Как на аналогичный пример, можно указать на то, что нации, обладавшие наиболее развитой торговлей, далеко не всегда занимали наибольшие пространства плодородной земли, а напротив, принуждены были бороться со многочисленными естественными затруднениями. Тир, Афины, Карфаген, Родос, Генуя, Венеция, Голландия представляют в этом отношении разительные примеры. Во всей истории можно найти только три случая, когда обширные и плодородные государства владели значительной торговлей: Нидерланды, Англия и Франция. Первые два обязаны этим, по-видимому, своему выгодному приморскому положению и необходимости, в какую они были поставлены, посещать иностранные порты для закупки тех продуктов, в которых отказывал им их собственный климат. Что касается Франции, то в ней торговля развилась поздно и была, по-видимому, следствием размышлений и наблюдений этого способного и предприимчивого народа, который замечал, как обогащаются его соседи благодаря мореплаванию и торговле.
Во времена Цицерона, по его собственным словам, наиболее развитой торговлей обладали Александрия, Колхида, Тир, Сидон, Андрос, Кипр, Памфилия, Ликия, Родос, Хиос, Византия, Лесбос, Смирна, Милет и Коос. Все эти государства, за исключением Алдександрии, были или небольшими островами, или ничтожными территориями; Александрия была обязана своей торговлей счастливому географическому положению.
Итак, если некоторые естественные неудобства и затруднения следует признать благоприятными для человеческой деятельности, то почему же и искусственным тягостям не иметь тех же последствий? В самом деле, сэр Уильям Темпль приписывает трудолюбие голландцев исключительно необходимости, вытекавшей из неудобства их естественного положения; свое мнение он подтверждает метким сравнением Голландии с Ирландией: “В Ирландии”, говорит он, “первые предметы необходимости, вследствие обширности страны, плодородия почвы и малочисленности населения, настолько дешевы, что трудолюбивый человек может двухдневной работой обеспечить себе пропитание на все остальные дни недели, и это обстоятельство я считаю истинной причиной лени, в которой упрекают этот народ. Люди естественно предпочитают покой труду и не любят мучить себя работой, когда могут жить праздно. Но раз будучи приучены к труду нуждою, они уже не могут отказаться от него, потому что привычка обращает его в необходимое условие их здоровья и даже приятного времяпрепровождения. Переход от постоянного труда к покою едва ли менее тяжел, чем переход от постоянного покоя к труду”. Далее автор, в подтверждение своей мысли, перечисляет упомянутые выше древние и современные государства, в которых наиболее процветала торговля и которые большею частью владели столь незначительными территориями, что трудолюбие должно было обратиться у их жителей в необходимость.
Лучшие налоги те, которые налагаются на предметы потребления и преимущественно на предметы роскоши, потому что эти налоги наименее чувствительны для населения. Они кажутся до известной степени добровольными, потому что каждый может пользоваться обложенным товаром в таких размерах, как ему угодно; они уплачиваются постепенно и незаметно; если они распределены разумно, то их естественным последствием бывает умеренность и бережливость, и так как они сливаются с обычной ценой товара, то потребитель почти не замечает их. Их единственное неудобство состоит в том, что их сбор обходится дорого.
Поземельные налоги взимаются без расходов, но зато они сопряжены со всеми остальными неудобствами. Между тем большая часть государств принуждена прибегнуть к ним в виду недостаточности других налогов.
Но из всех налогов наиболее вредны те, которые произвольны. Способ их применения обращает их, обыкновенно, в наказание за трудолюбие, а неизбежная неравномерность их раскладки делает их еще более тяжелыми, чем каковы они в действительности. Поэтому надо удивляться, как могут вводить их у себя цивилизованные народы.
Вообще все поголовные подати — даже когда они не произвольны, как случается большей частью — следует считать опасными, потому что государь легко может прибавлять к испрошенной сумме еще и еще немного, так что в конце концов эти налоги могут сделаться насильственными и невыносимыми. Напротив, налоги на предметы потребления умеряются сами собою; государь скоро заметит, что повышение налога не увеличивает его доходов. Поэтому при помощи подобных налогов трудно разорить народ.
Историки сообщают, что одной из главных причин падения римской империи была финансовая реформа, произведенная Константином, который, вместо десятины, таможенных и акцизных сборов, составлявших до тех пор доход империи, ввел общую поголовную подать. Сборщики податей до такой степени угнетали и терзали народ во всех провинциях, что он с радостью бросался в объятия завоевателей-варваров, которые имели меньше потребностей и не знали роскоши, и господство которых он, поэтому, предпочитал утонченной тирании римлян.
Некоторые политические писатели утверждали, что все налоги падают в конце концов на землю, и что вследствие этого их с самого начала следовало бы возложить на нее, отменив все налоги на предметы потребления. Но невозможно согласиться с тем, что все налоги в конце концов падают на землю. Если налог падает на предмет, потребляемый ремесленником, то последний имеет два верных способа уплатить его: он может или сократить своих расходы, или увеличить свой труд. Оба эти средства легче и естественнее, нежели требование увеличения платы. В бедственные годы ткач или меньше расходует, или больше работает, или пользуется обоими этими средствами, т.е. и бережливостью, и прилежанием, чтобы протянуть до конца года. Справедливость требует, чтобы он подчинялся тем же лишениям — если они заслуживают этого имени — и для блага государства, которое защищает его. Каким способом может он повысить цену своего труда? Мануфактурист, на которого он работает, не дает, да и не может дать ему больше, потому что купец, который вывозит сукно за границу, не может поднять цены, будучи связан ценою, установившееся на иностранных рынках . Каждый человек, разумеется, старается сбросить с себя бремя подати, которою он обложен, и возложить его на других; но так как все одинаково стремятся к этому и держатся настороже, то надо предположить, что в этой борьбе ни один класс не одержит полной победы над остальными. И я не могу понять, почему землевладелец сделается жертвой всех, — почему и он не сумеет защитить себя подобно остальным. Правда, все купцы охотно бросились бы на него и поделили бы его между собою, если бы имели возможность; но они всегда готовы это сделать, даже тогда, когда нет никакого налога; и те же самые средства, при помощи которых он до обложения защищается против насилия со стороны купцов, будут служить ему и позже и помогут ему возложить бремя налога на них. Налоги должны быть, действительно, очень тяжелы и раскладка их крайне несправедлива, чтобы мастеровой не сумел перенести их собственными силами, при помощи увеличения своей бережливости и трудолюбия и без увеличения заработной платы.
Прежде, чем кончить этот очерк, я хочу еще заметить, что налоги представляют хороший пример того, что так часто случается с политическими учреждениями: последствия оказываются диаметрально противоположными тому, чего можно ожидать на первый взгляд. Одна из основных черт государственного устройства Турции состоит в том, что султан не властен наложить новую подать, хотя он и господствует неограниченно над жизнью и имуществом подданных; и каждый оттоманский государь, который сделал подобную попытку, или был принужден отступить, или испытал роковые последствия своего упорства. Можно было бы думать, что этот предрассудок или установившийся взгляд является самым прочным оплотом против притеснения, какой только можно себе представить; между тем несомненно, что результат оказывается совершенно противоположным. Будучи лишен законного средства к увеличению своего дохода, султан принужден допускать со стороны своих пашей и правителей всякого рода злоупотребления и насилия над подданными; потом, когда они возвращаются из провинций, он отнимает у них награбленное. Между тем если бы он, подобно европейским государям, мог налагать новые подати, — его интересы были бы настолько связаны с интересами народа, что он тотчас же заметил бы вредные последствия этих беспорядочных поборов и понял бы, что фунт, взятый в силу общего обложения, причиняет меньше зла, чем шиллинг, отнятый таким неравномерным и произвольным способом.