[В кн.: Юм.
Бентам / «Библиотека экономистов-классиков» (отрывки работ). Вып.
5. –
М.: Издательство К. Т. Солдатенкова, 1895. С. 75–79.]
Ninewelles, 1 ноября 1750 года
“Милостивый Государь,
Признаюсь, я был несколько огорчен, видя, что Вы так долго забываете обо мне. Но Вы вознаграждаете меня с избытком. Я нахожу нашу переписку полезной для обоих: для меня — ввиду тех новых сведений, которые вы сообщаете мне; для Вас — потому что она дает Вам случай с большим вниманием исследовать обсуждаемые вопросы. Я хочу сообщить Вам мой взгляд на Вашу теорию с той откровенностью, которой Вы желаете.
Я никогда не думал сказать, что деньги непременно должны стоять на одном уровне во всех странах, которые находятся в сношениях между собою; я хотел сказать: на уровне, пропорциональном их населению, трудолюбие и производительности. Например, там, где население вдвое более многочисленно и т.д., там и количество денег будет вдвое больше, и т. п. Я прибавил, что единственное средство сохранить или увеличить количество денег состоит в том, чтобы сохранить и увеличить народонаселение и промышленную деятельность, а не в запрещении вывоза денег или обложении пошлинами привозных товаров, — приемы, к которым, обыкновенно, прибегают.
Я думаю, что в этом отношении наши взгляды не расходятся. Вы признаете, что если бы количество денег, находящихся теперь в Англии, за ночь увеличилось в четыре раза, то произошло бы внезапное повышение цен. Но ввоз иностранных товаров, говорите Вы, тотчас понизил бы цены. Здесь-то и начинается вывоз денег.
Вы говорите далее: небольшой части денежной суммы было бы достаточно для приобретения иностранных товаров и понижения цен. Я согласен — на один год, пока ввезенные продукты не были бы истреблены. Но не может ли повториться та же операция и на следующий год? Нет, отвечаете Вы: увеличение количества денег может во время промежутка настолько увеличить народонаселение и промышленную деятельность, что страна сумеет удержать добавочное количество денег. В этом случае Ваше рассуждение восхищает меня. Я согласен с Вами, что увеличение количества денег, если оно произошло не слишком внез0апно, естественно увеличит количестве населения и промышленную деятельность, и что вследствие этого окажется возможным сохранить новый излишек денег; но если народонаселение и промышленность не возрастут, то ничем нельзя будет удержать денег, разве только накоплением их в казне.
Предположите, что мы приобрели от Шотландии тридцать миллионов; предположите, что вследствие какой-нибудь несчастной случайности мы не воспользовались ими для увеличения нашей промышленности и населения; сколько останется у нас от этих тридцати миллионов по прошествии четверти века? Ни шиллингом больше, чем мы имеем теперь. Выражения, которые я употребил в моем Опыте, следует исправить, потому что они были причиною Вашей ошибки001.
Ваше перечисление торговых преимуществ богатых стран сравнительно с бедными совершенно верно и очень любопытно; но я не могу согласиться с Вами, что если исключить дурную политику и случайности, более богатые страны всегда будут стоять выше тех, которые беднее. Богатая страна привлечет к себе и сохранит все мануфактуры, требующие больших капиталов или большой ловкости; но бедная страна отнимет у нее все те производства, которые проще и требуют больше ручного труда. Мануфактурные продукты Лондона, как Вы знаете, — сталь, кружева, шелк, книги, кареты, часы, мебель, наряды; но производство полотна и шерсти сосредоточивается в провинциях.
Отдаленность Китая есть физическое препятствие для сношений и сводит нашу взаимную торговлю на небольшое число продуктов. Длина пути, монополии и пошлины повышают цену товаров. Китаец довольствуется поденной платой в три полупенса и чрезвычайно трудолюбив. Если бы Китай был так же близок к нам, как Франция или Испания, то мы получали бы все наши товары из Китая, пока деньги и товары не достигли бы своего естественного уровня в соответствии с количеством населения, трудолюбием и производством обеих стран.
Часть наших общественных фондов исполняет роль денег, потому что наши купцы, и еще более — наши банкиры, держат в своих кассах меньше денег, имея возможность при помощи бумаг покрывать самые неожиданные требования.
Не так обстоит дело с французскими фондами. Акции городской думы нельзя переводить; большое количество их лежит без движения в качестве наследственных имуществ. Впрочем, я признаю, что между этими фондами и акциями Ост-Индской компании есть большая разница.
Что промышленная деятельность и народонаселение Испании со времени открытия Америки возросли в большей пропорции, чем обыкновенно думают, это очень любопытный факт. Не сомневаюсь, что Вы утверждаете это на основании хорошего источника, но я ни у одного писателя не встретил известия об этом.
Не говоря о вредных последствиях введения бумажного кредита в наших колониях, которое было, в сущности, обманом, надо прибавить, что оно привело также к исчезновению золота и серебра, место которых заняла бумага. В общем, цель моего Опыта состоит в том, чтобы рассеять страх, овладевающий обществом каждый раз, когда, на основании фантастических вычислений, в нем возникает мысль о грозящей ему будто бы потере его денежного капитала, тогда как невозможно доказать, чтобы количество населения и промышленная деятельность в этому время уменьшились. Я хотел также показать, как нелепо думать, что существует какое-нибудь иное средство для сохранения денег, кроме заботы о народонаселении и промышленности, об их сохранении и увеличении.
Запрещать вывоз денег и ввоз иностранных продуктов — это ошибочная политика, и я рад видеть, что Вы согласно со мною. Прошу Вас принять мой привет, и пр.”